Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
Всё это сопровождается громкими спорами, взрывами дружного смеха, анекдотами и байками. Однажды я был в Москве на концерте «Вокруг смеха» и видел вживую всех этих юмористов, которых по телевизору показывают. Семён Альтов, Григорий Горин, Аркадий Арканов, Роман Карцев — вроде народ их так любит, так хохочет от каждого их слова с экрана… А в концертном зале «Измайлово», когда я увидел, как всё это происходит на самом деле, испытал глубокое разочарование. На самом деле всё не так, как по телевизору. Совсем не смешно и не остроумно.
Это было крушением кумиров. Отныне для меня не стало авторитетов, потому что те, кого превозносит советская эстрада, даже близко не стояли со многими из тех, кого я знаю в повседневной жизни. Сегодня на базаре собралось человек пять простых, никому не известных шахтёров, каждый из которых, не напрягаясь, даст фору десяти телевизорным знаменитостям одновременно. Да один только Миша Гаршин уделает всех этих артистов-юмористов.
Повторить или хотя бы с отдалённым сходством передать его рассказы на бумаге просто невозможно. Нужно видеть его мимику, жесты, лукавый взгляд прищуренных глаз, слышать его интонации и междометия, а также непередаваемый стиль, который словно соткан из ярких нитей и блёсток и густо перемешан острыми словечками-связками. Миша Гаршин не лгун. Он никогда не врал, он просто виртуозно владел искусством заражать людей добрым смехом:
— Купил я в магазине своё первое ружьишко. Называется ИЖ-К. Славненькое такое, лёгонькое, прикладистое. Одностволка 16 калибра. А ку-учное-е-е — с 60 метров в донышко банки от тушёнки вся дробь входит! И вот иду я с ним по болоту, воды — вот так (показывает крючком большого пальца от левой подмышки к правой). Вдруг вижу — лось стоит. Здоро-о-овый! Тонны три весом! Рога во-от такие! (Изображает раскоряченными пальцами обеих рук корону рогов.) Ну, что делать? Думаю, нужно брать, хоть ногу одну до дома донесу. Я тогда становлюсь на одно колено, и — дуплетом!
Слушатели — впокатку...
— А был ещё такой случай. Поехали мы с Фёдорычем на Алысардах (озеро такое в Якутии). Мороз такой, что аж боты в трубку заворачиваются, градусов восемьдесят шесть. Ну, я палатку поставил, пешнёй майну во льду вырубил, донку закинул и сижу, чай пью. Печка трещит, в палатке жара, я разделся, сижу в кресле в тапочках и в майке, чай из блюдечка прихлёбываю. Вдруг ка-а-ак дёрнул налим! Шнур от донки так и засвистел под лёд, еле ухватить успел! Тащу. Думаю, херасе, карась какой толстый! Подтянул его к самой лунке — яп-понский городовой... Рожа-та кака страшная! Отродясь такой не видывал! Шырше унитаза, как у моей тёщи! Не пролазит в майну! Ну, я зацепил для страховки, чтоб не сорвался, ещё три донки с мощными такими тройниками за рот его поганый, и Фёдорыча ору! Тот прибегает:
— Чё случилось?
— Поможай налима тащить!
— Та ты щё! Он же нас съест!
— Я тя, сука, сам ща есть начну, держи давай, я лёд рубить буду!
В общем, к вечеру я выдолбил подходящую по размеру майну, чтоб налим смог залезть ко мне в палатку. Еле подняли его вдвоём! На кровать солдатскую панцирную его кладём — не помещается!
— Миш, а откуда у тебя кровать-то панцирная на льду взялась? — спрашивает один из слушателей.
— А... Она эта... В комплекте с палаткой прилагается!
— Кресло и тапочки тоже в комплекте?
Занавес. Народ минут двадцать ничего членораздельного вымолвить не может, давясь в судорогах от смеха.
Или вот ещё:
— В прошлом годе прилетал к нам вертолёт из Сусумана, а я как раз туда к куму собирался, ну и говорю летуну:
— Подбрось до Сусумана, командир!
— Залезай, — говорит.
Взлетели. Сижу, на птичек в иллюминатор гляжу, думаю, дай-ка покормлю их на лету. Окошко открыл, куски батона им швыряю. А они, глупые, не могут на лету поймать, и все хлебобулочные изделия вниз, на сопки, валятся.
Гляжу, над головой труба какая-то по потолку тянется. Я её оторвал, и с её помощью, словно багром, как тигров в клетках, птиц начал кормить. Насажу кусок батона на конец палки, в форточку её высуну, а птицы садятся, как на насест, и клюют хлебушек.
Тут вдруг — раз, мотор отказал, и винт перестал крутиться. Оказывается, это я трубу от бензопровода оторвал. Тут вертолётчик кричит:
— Михал Сергеич! Падаем. Помогай, один не посажу вертолёт!
Ага. Это вот… Так-то лётчики вдвоём за два штурвала рулят, а в тот раз он один прилетел. Второй лётчик то ли заболел, то ли запил, кароч, не вышел на работу. Ну, я сажусь на место второго пилота, и давай со всей дури штурвал на себя. Если б не я, угробились бы оба.
В Сусуман прилетели, там нас с оркестром встречают. Самый главный командир ко мне подходит, руку жмёт…
— Погоди, погоди, Миш! Как же вы без винта долетели-то? — спрашивает кто-то из слушателей.
— А… А, мы это… На заднем! Видел, у вертолёта сзади ещё маленький винт есть? Это же запасной! Вот на нём и долетели.
Во-о-от! А вы говорите…
