- Ну Федоска, типерь на тибя только вся надёжа. - Встретила Дарья Федоску с такими словами, когда та пришла с лугов. Иван с Федькой стали сено с возов скидывать да прибирать, а Федоска первым делом в избу зашла, поглядеть, как там Дарья.
Она еще не пришла в себя толком, опомниться все не могла, как так скоро случилось то все. Лежала женщина на своем топчанчике, рядышком мальчишечка. Он и кричать то толком не умел, попискивал, как слепой котенок, потерявший материнский сосок. Сосать тоже плохо у него получалось. Чмокнет пару раз и уснет. Все, сил уж больше нет.
- Дарья, ты скажи, может тибе сделать чё надо. Я все сделаю, чё скажешь.
- Да ладно пока. Иди скотину то уж пригнали, прибери иё.
- А загонял то кто?
- Варька, да Романко потом выбежал. Сперва вроде боялся на волю то выходить, а потом насмелился. Бог даст осмелеет. Ты иди, иди. А потом к тетке Дуне надо будет сходить, позвать ее. Пусть на ребенчишка-то поглядит, да с Романка испуг выльет.
Федоска выскочила из избы, побежала ко скотине. А Дарья в который раз похвалила себя, что не побоялась взять девчонку, которая ничего не умела. Смотри, времени то не больно много прошло, а всему научилась. Привыкла Дарья к ней, да и та прикипела. Совсем как родная стала. Домой только спать уходит. Да и то, если бы Дарья оставила у себя ночевать, то та бы безо всякого осталась.
Нюрашка, привычно сидевшая в своем уголке с тряпичной куклой да нехитрыми игрушками, сделанными дедушкой, поднялась с пола, попыталась забраться к матери. Дарья подсобила девчонке, та с удивлением смотрела на новоявленного братца. Ее умишко никак не мог понять, что это такое. Игрушка, не игрушка, пищит как кошка, но на кошку не похоже. Она решительно попыталась столкнуть это с кровати, освободить место для себя рядом с матерью.
И очень ей не понравилось, что мать не дала воли, а наоборот прижала к себе этот непонятный кулек поближе. Обидевшись на такую несправедливость, девчонка заревела во весь голос. Дарья даже растерялась по первости. Ревут оба, один тоненечко пищит, другая громко, так что в ушах звенит.
Пришлось и Нюрашку поближе пристроить, да прижать к себе. Как иначе она поймет, что материнскую любовь делить теперь придется еще с кем то. Пришла Федоска с молоком от коров. Без распросов процедила его в крынки, спустила в казенку.
- Ой, Дарья. На колодце бабы миня заспрашивались, правда ли ты в лугах опросталася. Все выпытывали миня чё да как. А я и сама то ничё не знаюка. Так и сказала. А они мине не поверили, бают, что скрываю я.
- Пускай судачат. Потом перестанут. А ты беги ко до тетки Дуни сбегай.
Федоска побежала, только пятки засверкали. Все лето босиком девка бегает. Вот и на сенокос босая ходит. Дарья ей не раз говорила, одевай хоть старенькие лапоточки, а Федоска только смеется.
- За лето то у миня лапы как подошвы у кожаного сапога стали. Ничё им не сделается.
Вот вроде только убежала, обратно бежит.
- Ты чё воротилася то.
- Да я уж сбегала. Позвала. Придет сказала седни.
- Ну вот и Слава Богу. А ты покуда на стол направляй. Варево из печи доставай. Похлебку седни поставила. Молоком забелишь.
Девка загремела ухватом в упечи. Тяжело ей еще было ведерные чугуны ворочать. Да не жаловалась. Только пыхтела потихоньку Вот уж блюдо с похлебкой стоит на столе, молоком забелила. Сходила в огород, перьев луковых нащипала, нарезала, да в похлебку для вкусу добавила. Хлеб припасла. Дело к осени идет, муки в сусеках все меньше остается. Поэтому ставила квашенку Дарья с травой замешанную. Надо тянуть муку до нового урожая. Вроде должно бы хватить, да пусть уж лучше про запас останется.
Иван с Федькой пришли. Оба в мокрых рубахах. Ходили на реку, ополоснулись после сена то. А так хоть не колется теперь ничё, все труху с себя смыли. Только после ужина Иван подошел к Дарье, присел рядом, посмотрел на маленькое сморщенное как у старика личико. Вздохнул тяжело. Ох, скорей бы окрестить ребеночка надо. Больно уж он плохонький. Как бы выжил.
- Как типерь крестить то, чё делать. У ково и спросить не знай. - задумался отец. - Вроде типерь мы не Улешского приходу.. Приходот Лисинский, а церквы то нету и батюшки нету своего. В Галицкое что ли надо ехать. Вот ведь горе то.
- Седни тетка Дуня придет, она чё скажет. Она чай знает.
Тетка Дуня пришла, когда уж темнеть начало.
- Тоже сено убирали на сарай. И сыновья, и снохи, и парнишки помогали. А мине то скотину пришлось всю прибирать. Снохам то неколи. Поели, да к вам побежала.
Дарья представила, как бежала эта маленькая кругленькая старушка по улице и невольно улыбнулась.
- Ну ты Дарья и ловка. Сама все сделать сумела.
Дуня развернула парнишку, взяла его на руки, повертела так и этак.
- Ох рано ты на свет-от захотел. Чё у матери то не сиделось. Сосать то хоть умеет?
- Плохо, чуть чуть, да и силы нет.
- Ты ему покуда соску то не давай. Только что свою суй, да почаще. Держи на печи, прямо на кирпичах. Только гляди, чтобы не обожегся. Окрестить ребенчишка то надо скорей. Не дай Бог преставится некрещеный.
Последние слова повитухи Дарье совсем не понравились.
- Чё ты орешь-то, тетка Дуня.
- Да ладно, ладно. Не серчай. Я ведь так баю, чтобы потом не каялись.
Иван начал расспрашивать Дуню, где сейчас крестить то надо и как это сделать. Старушка и сама толком не знала новых порядков. Вспомнила, как раньше делали, когда по осени или весной в церковь не могли попасть.
- Завтра днем приду, погрузим мы его с молитвой. А потом окрестит батюшка. Такого то маленького в Галицкое то долго везти, кабы ладно было.
Потом Дарья рассказала бабушке, что приключилось с Романком.
- Вот типерь боится он всего. От миня не отходит. Испуг бы ему вылечить надо. Сумеешь, тетка Дуня?
- Да чё не суметь то. Припасти только все надо. Вот приду завтра и все сделаем. Чё это парнишка то мучиться будет. Ладно хоть разговаривает, руки валандают и ноги ходят. А то ведь разно от испуга то бывает.
Немного подумав, Дуня поняла, что и ребенок то у Дарьи видно с перепугу родился.
Еще и Дарью посмотрела. У той вроде все хорошо. Хотя что могла определить неграмотная повитуха. Расспрашивала что да как, пощупала живот. Ну и то хорошо. За свою то жизнь сколько она таких баб пересмотрела. Если бы что неладно было, то заметила бы.
Наступило утро следующего дня. Солнышко проснулось, выползло из за пригорка, окрасило макушки берез малиновым цветом. Пропел петух, оповещая крестьян, что пора вставать. А крестьяне то и без петуха уже проснулись. Федоска скотину уже обихаживает.
Иван дров в печку с вечера принес. Дарья поднялась. Спать ей придется теперь на печи. Не будешь ночью без конца туда да обратно скакать. Матвей теперь на топчане спать будет. А Иван в чулане, как спал там, так и будет спать.
Дарья печь затопила. Не барыня, чтоб разлеживаться утром. Варево надо ставить. Кашу в горшке, репницу в чугунке, Репка наросла свежая. Федоска сходила, выбрала, что покрупнее.
- Вот и дожили до нового урожая. Хоть не больно репа покуда велика, да на репницу то хватит. Картошки добавила для сытости.
Всем бы лето хорошо, да плохо, что приканчиваются запасы. Новое еще не наросло, а старое вот вот кончится. Хоть и старалась Дарья, чтоб год за год заходил, чтоб хватало всего. Да ведь не сосчитаешь. Жизнь то, она по разному поворачивает.
А что там с церковью то. Есть какая подвижка или нет. Федор Ефремович оказался мужиком деятельным. Как в доме своем любил, чтоб порядок всегда был, так и за работу строителя взялся со всем усердием.
Перво-наперво позвал он своих сыновей.
- Вот что дети мои. Вы знаете, что миня строителем выбрали. Весь народ за миня был. Буду я строительством церкви заниматься по совести, как Бог того велит. А вам хозяйством всем управлять. Я то общественным делом буду занят. Миня от домашних забот ослобоните. Все на вас типерь. Ну а коли чё не так в хозяйстве будет, то спрошу с вас.
Сыновья только головами качали в знак согласия. Отцу-батюшке перечить не принято в семье было. Хоть давно уж все хозяйство было на их плечах, отец только командовал, да указывал чего делать надо.
Федор в город поехал, долго выбирал подрядчика, смотрел, что было ими построено, есть ли церковные строения в работах. Наконец договорился. Только вот срок начала работ не был обговорен, да общественность должна была дать согласие.
Потом двух плотников нанял. Мужики дельные, слава про них в округе хорошая шла. На собранные деньги купили кирпич, лес напилили. Хоть не все, да чтоб начало положить.
В конце августа поехал вновь к благочинному протоиерею Михаилу Никонову. Опять долго беседовали. Рассматривали план, сверяли материалы которые нужны и которые были уже приобретены. Многого еще надо докупать. Да разве сразу то все купишь. Просил Федор дать разрешение на начало строительства.
Протоиерей тоже считал, что надо начинать строить. Только вот сход надо снова собрать. Нужно чтоб общественность определила сперва, когда начинать работы. Общественность решила, что нужно просить разрешения заложить храм в двадцатый день октября в честь Рождества Пресвятой Богородицы.
23 сентября 1890 года благочинный пишет письмо Преосвященному Сергию Епископу Вятскому и ходатайствует с согласия общественности о разрешении заложить храм в указанное время.