– Так, Натаха, слушай внимательно, – деловито начала Лариса. – Эти две коробки – мои. Можешь продать, пожалуйста? Возьмешь себе половину. Я не успела продать.
– Как это твои?
– Вот так. Берешь пельмени дешевые варишь и продаешь.
– Не боишься?
– Успокойся! Уже полгода продаю и все тип-топ. Только рот-то на замке держи! Я еще котлеты привожу. Тут дедок приходит – очень любит.
– Который всегда угощает?
– Да.
– А если Тигран узнает?
– Если ты не скажешь – не узнает. Где этот ган....он, а? – ласково отзывается о Гусине, пытаясь ему дозвониться.
– Где шляешься, муд....ло?! – кричит в трубку. – Я тебя ждать должна после смены?! Быстрее копытами шевели!
– Он так и не устроился на работу?
– Не-а... Слишком удобно живется. Я его скоро пошлю к чертовой матери. То стройка плохая, то с молдаванами работать не хочет, то обманывают. Сто причин! Кто бы знал, Наташ! Я думала, хоть один мужик нормальный попался. Может ночью прийти, ночью уйти. Таскается с этими бомжами. Не знаю, где он там ночует, – говорит тише, – но меня дома что-то жрет по ночам. Боюсь, как бы клопов не принес. Я ремонт сделала недавно. Вот как их выводить?
– Уверена? Может, комары?
– Смотри, – задирает брюки, а там крупные красные бусины от укусов тянутся дорожкой от стоп к коленям.
– Ничего себе!
– Чешется – адище! Я его грохну когда-нибудь, серьезно.
– Зай, не кипятись, – Гусин, пошатываясь, подходит к кафе. – Я с ребятами пообщался, там разрулить надо было...
Лара сует ему сумку, он смачно целует ее в губы.
– Да пошел ты! – отмахивается.
Меня передергивает.
Убираю столики и вижу неподалеку стоят сиамские братья.
– Боля, – улыбаюсь.
– Натаааа... – Коля засуетился.
– Идите сюда! Что там стоите?
– Стыдно, Наташ, – Боря стесняется.
– Заходите, говорю! Вас полгода не видно, не слышно! Думаю, померли, что ль?
– Нее... – смеется Коля.
Садятся за стойку.
– Прости, а? – у Бори наворачиваются слезы.
– Перестань! Вы лучше расскажите, где были? В какую-то историю вляпались?
– Чай ханьчу.
– Сладенький?
– Га.
– Где были, Борь? Чего молчишь?
– Скрывались. По подъездам, на помойке.
– От кого скрывались-то?
– От бандитов.
– Каких?
– Не надо знать тебе.
– А сейчас не опасно здесь находиться?
– Не знаю, Наташ. Устали. На улице тяжело. Здесь полегче.
– А где эта компашка?
– Мадонну больше не видел. Ватикана, говорят, завалили.
– Завалили?
– Да.
– Кто?
– Я не знаю.
– Думаешь, Тигран отомстил? – спрашиваю тихо.
– Не знаю. Не спрашивай, пожалуйста.
– А кто они все такие?
– Криминальные личности.
– Пить зачем начал?
– Я не хотел. Меня в оборот взяли. Все плохо было, в общем.
– Тебя эта баба хотела поработить?
– Баба в оборот почти сразу взяла еще в Мытищах. Деньги отобрала. Заставляла попрошайничать на станции. Но там ее местные быстро выдавили. Сюда в Москву притащила. Она с Ватиканом знакома давно. А он, оказалось, здесь терся. Вот и встретились. Хотели на мне заработать, в общем.
– В полицию никак нельзя было обратиться?
– Да ничего они не сделают. Ну пожалуюсь я – меня отправят гулять. А дальше что? Куда дальше идти? Из отдела выйдешь – тебя сразу примут на другой стороне. Нет, спасибо.
– Ну не на бандитов же работать!
– Такая наша участь.
– И какие мысли сейчас?
– Пока тут буду. На Седого работать. Хоть защита будет.
– На какого Седого?
– Да есть тут один. Наташ, можно вопрос?
– Да, пожалуйста.
– С Эдиком встречаешься?
– Нет, с чего вдруг?
– Почему Ватикан про Эдика упомянул тогда?
– Я не знаю, что они там придумали... К чему такое беспокойство?
– Если он и будет ухаживать, то не надо с ним связываться. Это все, что я хотел сказать.
Коля лишь покивал в подтверждение.
– А что с ним не так?
– Не спрашивай. Просто прими к сведению. Не принимай его ухаживания в случае чего.
– Он уже не будет ухаживать. Его, по-моему, уволили или он сам уволился. Я его не видела с тех пор.
– С каких пор?
– Ну последний раз мы виделись как раз полгода назад. Он захаживал, потом пропал.
– Натаха, чистая душа! – из-за спины братьев раздается бодрый голос Леши. – Доброго тебе утречка! А ты что тут расселся? Пошли метал собирать? – что-то шепчет Боре на ухо.
– ...бу дал?! Ой, прости, Наташ. Я даже не хочу с этим связываться.
– Я тебе говорю, нормальные бабки поднимем. Ходишь и собираешь. Да, Натах? Делов-то.
– Нет, иди сам.
– Кидаешь меня?
– Я ясно выразился? Не пойду! Зови других.
Леша уходит. Мы видим его в последний раз.
В тот день, как узналось после, он пошел «шкуроходить» - искать закладки с наркотиками для перепродажи. Его совершенно случайно вычислили и убили.
Леше было двадцать пять, когда он приехал на заработки в Москву. Через знакомых удалось устроиться на стройку. Жил в вагончике, отправлял деньги семье, приезжал на праздники в Чебоксары. Жена очень молодая, родила в семнадцать лет ребенка. Жили неплохо, родители непьющие, кроме его отца. Но помогали молодым всем, чем могли.
Через два года парень связался с молодой девахой. Влюбился. Спонсировал ее развлечения – наркотики. Любовница вскоре стала таскать его по притонам, так как в вагончике наедине не останешься, а она места жительства не имела.
Вскоре снял квартиру, чтобы жить там с возлюбленной и не таскаться по чужим хатам. Очень быстро Леша пристрастился и сам. Естественно, денег не хватало. Врал жене. Даже за квартиру платить стало нечем – все подчистую уходило на вещества. А тут еще и любовница умирает: прыгает с балкона. Леша в наркотической паранойе подумал, что его обвинят в убийстве, и сбежал.
Жена приезжала искать. На стройке, отдав его оставшиеся документы, лишь развели руками: парень просто перестал выходить на работу. Местные органы ничего толком ответить и сделать не смогли. Нет человека и все. Обращалась во все инстанции. Безрезультатно.
Спустя три года один из волонтеров помогал бездомным и познакомился с Лешей, который ему поведал классическую историю о том, как оказался на улице: работал строителем, а потом его обманули. На вопрос, почему не едет домой, бродяга ответил, что был избит и теперь ничего не помнит. Волонтер проверил все имеющиеся ориентировки поисковых служб с именем Алексей и нашел одну подходящую. В ней как раз говорилось о том, что пропавший уехал работать сварщиком на строительном объекте в Москве. Однако на фотографии изображен совсем другой человек: молодой и крепкий парень, тогда как вокзальный Леша выглядел изрядно постаревшим, заросшим и худым.
Тем не менее жене сообщили, предложив приехать на опознание. Ни жена, ни дочь не опознали его. Когда Леша рыдал из-за дочери, заливая горе водкой, Боля спросил, почему тот не уехал домой. «Я не хочу, чтоб моя дочь знала, что ее папа конченный. А еще Мариночкина душа здесь, в Москве. Я когда откинусь, мы встретимся».
Продолжение читайте в следующем выпуске.
Часть 1.
Часть 2.
Часть 3.
Часть 4.
Часть 5.
Часть 6.
Часть 7.
Часть 8.
Часть 9.