Продолжаю детектив об исчезнувшем возле полюса в мае 1937 года самолете «Н-169» под управлением Мазурука. Сегодня свидетельства Бронтмана, как самолет искали, и больше того, пытались вытащить. Сначала вспомним последовательность событий:
26 мая самолет пропал, весь день от него никаких известий. 27 мая утром - первое сообщение, что он цел, переданное через Диксон. 27-го вечером появляются координаты лагеря. Далее, цитирую Бронтмана:
«28 мая. Проснулся в 5 ч. дня. Холодно что-то. Рядом лежит Шевелев. Матерится.
-Как бы хорошо было, если бы Мазурук был здесь».
Матерится Шевелев по многим причинам. Как руководитель он переживает за пропавших подчиненных. Но этим его мотивы не исчерпываются. Как живому человеку ему на льдине также холодно и противно. По первоначальному плану провожающие собирались провести в лагере папанинцев не более 6 часов. Помочь им развернуть палатку, отстучать доклад в Москву, провести митинг, и после этого можно отбывать. А в реальности они торчат здесь уже трое суток. Если бы самолет Мазурука «был здесь», то его бы разгрузили, и через короткое время отправились бы «домой», к теплым избушкам острова Рудольфа. А приходится лежать в морозной палатке. Будешь тут материться. Кроме того, все «провожающим», трем десяткам мужчин, на льдине совершенно нечего делать, им убийственного скучно. Шмидт с Водопьяновым и Бабушкиным гоняют бесконечный преферанс, кто-то занимает очередь на чтение трех приблудившихся книжек. Бронтман записывает в дневник скабрезные шутки механиков и свои походы «на полюс» по физиологическим нуждам. На третьи сутки такие развлечения должны изрядно остопротиветь.
«Каждый час [радист] Стромилов ищет Мазурука. Кличет его и все побережье. А его все нет. Обидно- сидит где-то близко и нету».
28 мая Спирин и Ритслянд начинают разрабатывать план поисковой операции. А 29 мая самолет Молокова отправился на розыск пропавших коллег. Впервые про этот полет на прочитал в газете «Правда». И моей первой реакцией было: «Не верю!». Причину я излагал в первой статье этого цикла – рядом с полюсом невозможно было летать «прямо», а только ломанными - вдоль меридианов, через поворот непосредственно полюсе на другой меридиан. При любом другом варианте неизбежно происходила потеря ориентировки. Так продолжалось до изобретения метода квази-меридианов, авторство которого приписывают Аккуратову. И он же, как считается, первым применил подобие этого метода при перелете от льдины Мазурука до лагеря Папанина. И еще меня давно интересовал вопрос, Аккуратова прямо там на льдине осенило такой идеей, или он ранее был теоретически к ней подготовлен? Теперь, как мне кажется, я приблизился к ответу...
Итак, в полет Молокова 29 мая я не верил. Оказалось зря, Бронтман в дневниках его описывает, и довольно подробно. Участвовало в нем 11 человек, журналист записывает их поименно: «Шевелев, Молоков, Орлов, Ритсланд, Ивашина, Фрутецкий, Гутовский, Стромилов, Я, Машковский, Гинкин». Тактику полета, как я уже писал, разрабатывали Спирин и Ритсланд накануне. Заключалась она в следующем. Самолет должен был пройти по прямой в сторону льдины Мазурука, оставляя точку, с известными от Аккуратова координатами, справа. Если самолет не обнаруживался, то следовало, пройдя за точку, повернуть вправо, пройти еще 10 миль, затем снова повернуть направо к лагерю Папанина и дойти до него по радиокомпасу, по пеленгу от самолета Алексеева. Таким образом, самолет Мазурука должен был находится внутри описываемого треугольника. Если бы он там был, его бы непременно обнаружили. Одиннадцать пар глаз пристально вглядывались в льды. Но там его не оказалось.
Заканчивая с тактикой – все возможные погрешности ориентирования должны были быть исправлены на заключительном этапе радиокомпасом. Однако прямую линию на участке «туда» все-таки нужно было как-то построить. И значит, похоже, что именно Спирин и Ритсланд впервые проложили ее от квазимеридиана, а вовсе не Аккуратов. События ниже об этом намекают…
Заканчивая с полетом. Вот его описание по Бронтману:
«В 16:14 взлет. В 16:17 ложимся на курс. Алеша установил СУК. Ведет Молоков… Молоков ведет машину по СУКу, но вскоре солнце закрывается облаками и он переходит на гирополукомпас.
Стромилов непрерывно слушает, держит связь со Н-170. Пройдя 33 минуты курсом и не обнаружив ничего (прошли 52 мили), повернули направо. Шли так 6 минут (10 миль) и затем обратно к лагерю. Увидели его примерно за 25-30 км. Обратно шли по радиокомпасу.
В 17:35 блестяще сели… Молоков ругается: зря сожгли 800 кг. Бензина».
Спирин : "Пора бы домой. Надоели мне эти полюса".
Ровно в 19:45 Стромилов сел за приемник. В 20 часов он заорал:
-Вылезает, гад! Приготовьте движок для передатчика».
Про этот сеанс связи Аккуратов написал в книге. Всегда интересно сравнить две версии. Так вот, здесь пока никакой интриги – описание переговоров практически совпадает с Бронтманом. Сначала общение шло через Диксон, потому что Аккуартов настроил волну и опасался её потерять. Позже начал общаться напрямую с лагерем по радиотелефону. Попросил координаты льдины Папанина, свое положение не сообщил. Про свой аэродром сказал, что он готов будет через день, и тогда они собираются вылететь. Потом связь оборвалась.
30 мая две льдины переговаривались несколько раз.
Бронтман: «Утром Мазурук передал свои новые координаты. Оказывается, он на 89°02´N и 93°W. Неудивительно, что не нашли - на 30 миль в сторону. Всего от нас до него около 100 км. Все только и делают, что ругают его на все корки. Шевелев ходит тучей….
К очередному сроку Мазурук не явился.
Наконец, около 16 ч. дня удалось установить с ним прямую связь по телефону. Он сообщил, что аэродром готов и они ждут распоряжений.
-Какой аэродром?
-50х700 м.
-Сумеете взлететь сами?
-С такой нагрузкой нет.
Короткое совещание у микрофона.
-Так вот, - говорит Шевелев, - Посылаем к вам Молокова, он поможет вам сделать аэродром, заберет часть груза.
-Спасибо!
Мы начали греть моторы. Однако, вылет отложили до 19 часов, ожидая сведений Мазурука о погоде.
В 19 ч. он сообщил: видимость 2-4 км., низкая облачность (а 15:00 была облачность высотой 1000, видимость 50 км.)
Что ж, лететь нельзя. Вылет отложили. Сейчас сидим на стороже».
Вот насчет этого дня версия Аккуратова сильно отличается. Во-первых, в книге он указал не те координаты, что передал фактически, у него они 89°25′ с.ш. Во-вторых, ни слова не сказал о том, что в этот день к ним собирался прилететь Молоков, но полет отложили по погоде на их льдине. Про расчищенную площадку написал, но размеры немного другие.
«На сегодня мы уже отвоевали площадку размером 670 на 60 метров, но каких напряжений это стоило! Работают только 5 человек. Из них я каждый час на 15—25 минут отвлекаюсь для радиосвязи и астрономии.…».
Кстати, на льдине находилось все-таки шесть человек, а не пять. Вот как описывала состав газета «Правда» в день вылета:
«Третий самолет «СССР Н-169» ушел под командой пилота Мазурука. В составе экипажа этой машины-— второй пилот летчик тов. Козлов, штурман тов. Аккуратов, первый бортмеханик тов. Шекуров и второй бортмеханик тов. Тимофеев, парторг экспедиции тов. Догмаров».
Просто парторг Догмаров через год после экспедиции перестал быть «товарищем» и оказался расстрелян, поэтому из числа рубщиков льда его тоже задним числом вычеркнули. Поэтому пёс Весёлый в работах участвует, а парторг нет:
«Как остервенело мы вырубали эти торосы. Десятки тонн льда вывозили на себе, впрягшись в нарты вместе с Веселым».
Про несостоявшийся полет Молокова штурман лишь едва намекает, причем несколько поэтично:
«Погода очень изменчива. Солнце редко появляется в низкой, серой облачности. Ночью где-то вдали было сильное торошение, но у нас спокойно, штиль».
Еще бы не быть сильному торошению – как раз именно в эту ночь их несло со скоростью 46 км/сутки, если верить его записям. Странно что у них на льдине «спокойно и штиль».
Начиная со следующего дня версии Аккуратова и Бронтмана начинают всё сильнее и сильнее расходиться в описании событий. Вот как этот день мужественно и поэтично выглядит у штурмана:
«31 мая. Радиосвязь с лагерем нормальная. Пишу в перерыве между вахтами. Кругом мертвая пустыня, но сколько неизъяснимой прелести в этой немой тишине. Говорил по радиотелефону с Шмидтом. Он подбадривает: хорошо держимся. А как же можно иначе?
Консультировался со Спириным об использовании солнечного указателя курса при полете к ним. Это очень сложно, так как вследствие сближения меридианов в точке, полюса на расстоянии 100 километров нам придется пересекать почти четыре с половиной часовых пояса. А это значит, что курс полета за 38 минут должен измениться на 64°. Вообще вопросы аэронавигации здесь очень интересны и сложны.
Наши новью координаты: широта 88°50′, долгота 103°. За сутки дрейф составил 16 миль».
А вот как это глазами журналиста на другой стороне:
«31 мая. Проснулся от шума ламп. Оказывается, грели наши моторы- хотели лететь к Мазуруку. В это время тот сообщил, что попытается вылететь один. Бензина мало- мы с удовольствием отложили. Ждали, ждали. Днем Мазурук сообщил: аэродром еще не готов, низкая облачность- 200 м., видимость 4-5 км, дайте координаты.
Спирин дал наши координаты на сегодня : 89°11´ и 40°W (несет обратно), Леша- время по Гринвичу ( "алло, когда подойдет минута- дам два длинных и один короткий. ти-и, ти-и, ти! Прилетайте скорее, надоело ждать!").
Затем Спирин прочел Аккуратову лекцию, как пользоваться СУКом и радиокомпасом- эх, штурман! Это была первая лекция по радио в Арктике».
Не очень понятно, зачем Аккуратову лекция о радиокомпасе, если этого прибора на его самолете нет? Но как пользоваться СУКом – это интересно. Думаю, как раз в этот день Валентин Иванович впервые и узнал, как избежать проблем со сближением меридианов у полюса, и как можно пользоваться квази-меридианом.
Следующие два дня у Бротмана про Мазурука ничего нет. Он пишет только про телеграммы от своего начальника Мехлиса и про свои статьи, которое передает со льдины. Записывает очередные игривые шутки от механиков, типа:
«Шевелев сегодня обходил машины, спрашивал - кому чего привезти с ледоколом. Бассейн попросил: "Бл…дь и три запасные втулки к ней». ( А еще говорят, что при Сталине чего-то в стране не было?)
У Аккуратова зато – непрерывные проблемы со всеми наличными радиопередатчиками, у них сломалось практически всё, они с Мазуруком не коленках мастерят хоть что-то радиоподобное. И героическая колка льдов. 2 июня работы закончены: «Аэродром готов, размер его 700 на 60 метров». Это практически те же размеры, что он сообщил Шевелеву двумя днями ранее. Про вылет Аккуратов сообщает, что он невозможен: «… при таком ветре нам не взлететь, необходимо, чтобы он дул вдоль дорожки. К вечеру сильный туман и гололед. Солнца нет уже два дня. Дрейфуем, но куда — определить не можем».
У Бронтмана новости от Аккуратова появляются 2 июня ближе к полуночи:
«Мазурук что-то за последние двое суток молчит. Сейчас, в 12 ночи он было вылез, но у него что-то не ладится с передатчиком.
До нас донеслось: "Ждем вызова и ваш самолет".
Что за новости? Какой еще самолет? Неужели к ним все-таки гнать самолет? Дзердзеевский дает на завтра погоду- можно бы вылетать на Рудольф, а тут эти малые дети 100 км. долететь не могут- хотя бы попробовали!
А гнать к ним самолет- это значит пропустить погоду- раз, и во-вторых -наверняка оставить одну машину на полюсе. Бензина-то нет!
Да и кто поручится, что их последние координаты не такая же липа, как те, по которым мы однажды летали.
- Мне и сейчас сердце свербит за ту тысячу литров, - говорит Молоков».
Этот разговор Аккуратов передает так:
«3 июня. За 2 минуты, пока не лопнул ремень, успел сообщить о своем положении. Просил не беспокоиться, у нас все в порядке, но не успеваем готовить ремни, к тому же «сырье» для них кончается».
А про следующий вот так:
«В 24 часа 30 минут говорил со Шмидтом через микрофон. Он сообщил, что первой погодой вылетают к нам. Просил во что бы то ни стало поддерживать связь».
Он же в записи Бронтмана: «В 12 ночи Мазурук, наконец, вылез. Он четко и весьма недвусмысленно, правда без объяснения причин, попросил прислать самолет. Итак- полундра!»
Впрочем, может это относилось еще к предыдущему разговору. У Бронтмана есть еще одна запись: «В 0:24 вылез Мазурук: "Все в порядке, кроме связи, аэродром раскис, поэтому боимся, что своими силами не взлетим. Просим ваш самолет"».
Говоря объективно, Мазурук с Аккуратовым не просят «не беспокоиться», а наоборот, сообщают, что у них паника, собственными силами не справляются, что делать, не знают и требуют лететь к ним на помощь.
Шмидт, после разговора с Мазуруком, пригласил Бронтмана поиграть в шахматы. Наверное, чтобы успокоится. Больше 3 июня про самолет Мазурука никаких известий. У Аккуратова тоже.
4 июня дневник Бронтмана начинаются следующей записью: «Янсон сообщает Шмидту, что выделен ледокол "Садко", будет готов к 10-му. Привезет все заказанное». (Интересно, пожелания Флегонта Бассейна тоже учли?). Про Мазурука опять ничего.
У Аккуратова про 4 июня записи довольно обширные. В основном лирика про белое безмолвие, и как неспокойно вел себя пёс по имени Весёлый. Из конкретики:
«В 01 час 00 минут наладили связь через ручную радиостанцию. Очень капризны здесь прохождения радиоволн. Диксон слышит за 1700 километров, а лагерь не слышит за 100. Шевелев дает советы, как шить ремни. Уже все перепробовали».
«В 12 часов опять говорил с лагерем. К микрофону подходили Ритслянд, Орлов и Гутовский. Остальные спали». Интересный состав переговорщиков – штурман, пилот и инженер, и все из одного экипажа - Молокова.
В этот же день Аккуратов последний раз определил координаты: «Координаты: широта 88°58′, долгота 98°00′ западная».
У Бронтмана есть еще запись про вечер 4 июня, но сделал он её уже 5-го, может быть с чужих слов.
«….в 19 часов наконец вылез Мазурук. Он заявил, что посоветовавшись с Дагмаровым и Козловым боится, что не сможет найти и при посадке на льдину разобьет машину, а, посему, просит ТБ-3». Козлов – это его второй пилот, Дагмаров – парторг экспедиции.
Мазурук прямо заявляет, что лететь боится, в то, что сумеет найти льдину не верит. А затем наступает ночь с 4 на 5 июня, когда он фактически прилетел. Размер статьи выходит за разумные пределы, поэтому что же случилось в ту ночь, как Мазуруку удалось справиться – в следующий раз.
Весь цикл статей о полетах на полюс в 1937-1938 гг находится здесь...
А ниже ссылка на мою книгу "В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи", опубликованную в издательстве Паулсен.