- -Я не выспалась, - она с трудом разлепляет отекшие глаза. В голове стоит треск, словно пила всю ночь.
- -И что, теперь можно не учиться? То болела, то валяешься. Марш на занятия. Кому ты потом без диплома нужна будешь?
- Заматывает шею платком, чтоб не сверкать своим золотым ошейником. С Лысым они теперь в ссоре, могут и свои на районе отобрать. А то ещё голову открутить, так что потом по частям на пустыре найдут. Вдруг Лысый захочет ей мстить.
…Я в голове перебираю
все «против» и «за»
Зачем так рано забирают к себе небеса
Тех, у кого так наши души
лечить получается..
-Так и будешь лежать? - мама уже одета, торопиться на работу. Платят гроши, а работать приходится целый день с красками для печати, но она держится за нее руками и ногами, не дай Бог опоздает хоть на минуту. Говорит, из желающих на улице очередь стоит.
-Я не выспалась, - она с трудом разлепляет отекшие глаза. В голове стоит треск, словно пила всю ночь.
-И что, теперь можно не учиться? То болела, то валяешься. Марш на занятия. Кому ты потом без диплома нужна будешь?
-А с дипломом я кому нужна? - огрызается она, но сползает с кровати. На секунду утыкается носом в подушку, которая еще хранит его запах.
Где ты? Почему она такая дура, что даже не догадалась записать его номер сотового?
Дожидается, когда за матерью закроется дверь, и ложится обратно в кровать. Укрывается подушкой и долго безутешно ревет, захлебываюсь слезами. Когда ей показалось, что у них будет нормальная жизнь?
Полдня таращится в телевизор и думает о сестренках Жука. Она чувствует перед ними какую-то ответственность. И им хуже, чем ей. У них нет надежды. Жук точно никогда не вернется. Решение приходит мгновенно.
Натягивает джинсы, достает из тайника свою заначку. Пятьсот долларов. Пусть они пойдут на доброе дело.
Заматывает шею платком, чтоб не сверкать своим золотым ошейником. С Лысым они теперь в ссоре, могут и свои на районе отобрать. А то ещё голову открутить, так что потом по частям на пустыре найдут. Вдруг Лысый захочет ей мстить.
Снимать даже мысли не возникает. Он застегивал, ему и расстёгивать.
Прячет деньги во внутренний карман куртки, хлопает дверью.
В трамвае холодно. Настолько, что окна обмёрзли и не видно, какая остановка. Пластмассовое сиденье тоже ледяное. Она устраивается в уголке между поручнями, дышит на стекло, чтоб видеть, где едут. Кажется, они здесь проворачивали. Выскакивает в закрывающиеся двери.
Окраина района выглядит ещё менее уютной, чем та часть, где живет она. Мусор свален кучами вдоль разбитого тротуара, ведущего к кирпичным двухэтажным домам. Почти из под ног неожиданно выскакивает огромная крыса, метёт хвостом по снегу, несётся ей наперерез и исчезает в канаве.
-Аааааа! - визжит во все горло, отпрыгивает в сторону, наступает на какую-то картонку, под ней что-то противно хрустит, - тьфу!
Из окна машины все выглядело иначе.
-Чего орешь? - окликает ее бомжеватого вида бабка в облезлой кроличьей жилетке, - не местная что ли? Что-то я тебя раньше не видала тут.
-Я ищу … - она же даже имён не знает, - двух сестрёнок, у них брат недавно погиб.
-Васька Жуков что ль?
-Да, да.
Конечно, откуда ещё могла взяться кличка «Жук».
-А ты кем им будешь? - подозрительно щурится старуха, - родственница что ль?
-Нет, я .. знакомая Жука, в смысле Васи.
-Аааа, - тянет многозначительно, словно это что-то нехорошее, - была тут уже одна. Родственица. Лохудра крашеная. Верка ее даже на порог не пустила. Так что если ты тоже приехала Васькины деньги искать, то не трудись. Нет у них ничего. Хлеба купить не на что.
Кажется, она понимает, о ком говорит бабка. Катька везде успевает сунуть свой мерзкий нос!
-Нет, я не за этим. Не скажете, какая у них квартира? А то я только подъезд знаю.
-А правда, что Ваську свои же завалили? - хитрая старуха игнорирует ее вопрос, пытаясь выведать побольше.
-Нет, не правда, - ей хочется скорее закончить этот разговор и уже пойти. Может он вернулся уже, а она здесь разговаривает с какой-то местной сумасшедшей. Вообще неизвестно как ее тут примут после бывшей подружки. Может и на порог не пустят, - так какая квартира?
-Пятая. Так кто убил то?
-Я не знаю. Спасибо, - она отворачивается, давая понять, что разговор окончен.
-А ты чего пешеходом то? Белобрысая на здоровой такой машине приезжала чёрной. На такой, как Ваську привозили частенько. Аль врешь, что ихняя?
Ее передёргивает как от пощёчины. Она точно помнит его слова: "В городе всего две таких тачки. Одна у меня, одна у Савы".
Но Сава в розыске и вряд ли мог катать ш*лаву Катьку по городу. Слишком часто они попадаются вместе. Лысый, может, ты не так уж и не прав?
Он быстро шагает прочь от мерзкой бабки, словно расстояние должно помочь стереть услышанное. Желание творить добро тоже как-то угасло. Хочется домой. Свернуться калачиком в кресле и слушать как мама гремит на кухне посудой.
Смотрит на номера на подъезде. Понимает, что так ничего и не придумала. Нащупывает деньги во внутреннем кармане, зажимает в кулачок. Просто отдаст и уйдет.
Стучит в дверь с блестящей цифрой "пять". Она обита тоненькими реечками, очень мило. Видимо у Жука были еще таланты, кроме красивых глаз и твердой руки. Почему то именно стоя перед дверью его дома особенно остро понимает, что он больше никогда не вернется. Его история закончилась.
-Кто там? - спрашивает встревоженный голос.
-Это Мила, помнишь, на кладбище. Куртка. Мы везли вас домой.
-Что тебе нужно? - сухо уточняет голос.
-Я принесла деньги. Просто возьми. Знаю, они тебе нужны.
За дверью наступает тишина, потом щёлкает замок.
-Проходи.
Девушка плохо выглядит. Глаза красные, заплывшие. Губы потрескались. Она понимает. Она так же выглядела с утра.
Молча протягивает ей доллары, вкладывает в дрожащую ладошку.
-Хочешь чай? - предлагает девчушка, - правда нет ничего.
-А хочешь я куплю? Шоколадки, печенье? Устроим пир! Где твоя сестра?
-В школе. Скоро придёт.
-Я быстро. Где тут ларёк? - она чувствует себя старше и увереннее. Хочет поддержать и позаботиться. Как умеет. Чувствует в ней родную душу. Только ещё более растерянную.
-Эту, эту, вон ту красную, ещё печенье и вафли вон те синие, - она набирает сладости, торопливо, не глядя на ценники. Ей не терпится вернуться. Может удасться что-то узнать про приезд Кати, ведь ревность жрет ее изнутри. Откусывает здоровыми кусками и выплёвывает, не жуя.
Квартира небольшая, две комнаты, кухня с окном во двор. Все просто, но очень чисто. Никакого следа больших денег, кроме телевизора. Большого с черными лаковыми боками. Он словно представитель другого мира на старенькой тумбочке.
Девушка ставит на плиту железный чайник со свистком. Такой блестящий, словно его день и ночь натирают.
-Как он там, как думаешь? - грустно спрашивает она, садясь напротив. Глаза такие же как у Жука, с длинными ресницами и искорками вокруг зрачка.
Ей становится не по себе. Словно она сидит здесь, а разговаривает с ним. Машинально кладёт руку на шею, трогает крест.
-У него тоже такой был, не знаю, куда делся. Я - Вера.
-Мила!
-Я запомнила. Там ты одна была похожа на человека, - она вздрагивает, видимо вспоминая, - эта, которая рыдала на могиле, она приходила к нам.
-Когда?
-Вчера. Они правда были … вместе? Васька ничего не говорил. Хотя он вообще мало мне говорил. Деньги приносил, иногда ел и ночевал.
-Не знаю, мы только одни раз встречались с ним. Почти случайно. Он не дал мне замёрзнуть в лесу, - она видит, как Вера жадно ловит каждое слово.
-Да, он такой… был… добрый очень. Всем помогал. Спасибо, что говоришь со мной. Мне совсем не с кем. Соседи твердят, что он бандит был. Что людей убивал, за это и поплатился. А кто сейчас не бандит? Все выживают как могут. Когда мама умерла, нас забрать с Машенькой хотели в детский дом. Он не отдал. Куда-то ходил, договаривался. Сказал, мы одна семья, вместе и выживать будем. Хотя у него отец другой. Мог бы бросить и жить спокойно, - замолкает, глотает подступившие слёзы, - можно шоколадку?
Она кивает. Смотрит на так рано повзрослевшую девушку и становится стыдно за себя. За свой эгоизм и вечные претензии к родители. Не хочу, не нравится, мало, не так. А у кого то вообще родителей нет. И проблемы серьёзней ее «нечего надеть».
-Мы раньше совсем плохо жили. Иногда приходилось картошку ночью в соседском огороде копать, чтоб было что поесть. Особенно когда мама слегла. Вася пытался заработать, но не особо получалось. А потом, помню, принёс целую пачку денег, резинкой перевязаны, и говорит мне: «Все, Верунь, теперь заживём. Теперь у нас все наладится.» Вот и наладилось, - всхлипывает, закрывает лицо ладонями. Худенькие плечики трясутся мелкой дрожью.
Она подходит сзади, обнимает, и плачет вместе с ней. О милом улыбчивом Жуке, об Ирке, ушедшей так рано, и о нем, который опять неизвестно где и неизвестно с кем.