Ох жизнь крестьянская. тяжелая. И кажется, чем она тяжелее, тем время быстрее бежит, разгоняется, мочи нет удержать его. Как уборка началась, так продыху не видать, Вот и лето закончилось, осень со своей мокротой да грязью пришла, а потом повисли тучи над землей, ветер холоду нагнал, выпал снег. Сначала робкий, падал на грязную мокрую землю да таял. А потом совсем осмелел, Холода ему в помощь пришли, заморозили землю.
Вот тогда-то и разыгралась непогодушка, снег всю землю прикрыл. Белым бело. Хоть и ходят темные тучи низко, цепляются за макушки деревьев, закрыли солнышко, уж которую неделю его не видно, а на воле-то светло.
Снег-то выпал, да толку от него мало. На дороге замерзло глиняное месиво, еще и снежком его присыпало. На телеге не проедешь и на санях не получается. Пришел Иван домой сердитый, ругается.
- Чё за погодушка, Не на колесе, не на полозе не проедешь. Зерно припас на мельницу везти молоть, а как теперь. Ждать снегу хорошего надо, чтоб засыпал все колдобоины.
- Погоди, чё туришься то. Чай вот занесет все. Филиппки пройдут да глухозимье станет. - подал голос Матвей. В последнее время лежал Матвей почти все время на печи. Только поесть слезал. Уж и не рвался во двор подмогнуть Ивану. Исхудал совсем. Посмотрит Дарья на него, жалко ей станет. Чё такое с мужиком сделалось. Как-то спросила его, не захворал ли батюшка. А он рассердился.
- Чё городишь-то. Старый я уж, силы меньше стало. Придет пора, так помру.
Дарья уж и не рада была, что завела этот разговор.
- Чё ты, батюшка. Я ведь только рада буду, что не хвораешь. Кто с Нюрашкой-то на печи сидеть будет. Не сердися на миня.
- Да я не сержуся. Буде, тибе, буде.
Сели за стол ужинать. Мясоед то заканчивается. Дарья мясо остатки в горшок сунула да щей наварила. Надо доесть, че оно потом заветревать то будет. Мужики едят, только ложки мелькают. Романко тоже хлебает как мужичок маленький. Нюрашку Дарья на руках держит, да из отдельного блюдечка кормит. Намяла ей картошки с капустой побольше, мяска кусочек мелко растрепала.
Девчонке то два года скоро, зубов полный рот, да все равно жевать то не больно умеет еще. Как бы не подавилась. Матвей ей маленькую ложечку из липы вырезал, как раз для нее. Нюрашка наелась, с рук материнских сползла, пошла кошку ловить.
- Дарья, сама-то ешь, - позаботился о снохе Матвей. - Таскай мясо-то.
Дарья зачерпнула ложку, поднесла ко рту и вдруг замутило ее, скорее ложку на стол положила и стараясь быть степенной, выскочила из- за стола. Матвей осуждающе поглядел ей вслед. Не принято, чтоб так выскакивали, лба не перекрестив, из-за стола.
А Дарья шубенку накинула, вышла на мост, привалилась к столбику. Стоит, понять ничего не может. Чё это с ней такое. С чего голова-то закружилась и тошно ей стало.. Ладно на улице сразу прошло. Печку что ли рано скутала. Уж не угорела ли она.
Постояла на воле, раэдышалась свежим воздухом, вернулась за стол.
- Угорела видно седни у печи. Ладно на воле все прошло. - ответила сноха на вопрошающий взгляд Матвея.
А потом “угар” стал чаще повторяться. Слышала она от баб, что тошнит их бывает, когда ребенка носят. Сама-то двоих выносила, не разу такого с ней не бывало, поэтому и не больно верила таким разговорам. Да вроде и не похоже, что тяжелая она. И спросить то некого. Не Ивана же об этом спрашивать. Что мужик-то знает.
В банный день мужики в бане намылись, напарились, Иван на волю два раза в снег выскакивал. Матвей-то уж не мог так, но попарить себя всегда просил. Иван его веничком похлещет тихонечко, пару то много не напускает. И то Матвей размареет, выйдет в предбанок, сядет на маклашку и сидит отпыхивает. Только уж потом домой идет.
После мужиков Дарья в баню идет, ребятишек намоет сперва. Романко-то сам уж ходит, его первого и вымоет мать, оденет его, да за порог проводит. Дальше уж парнишка сам домой бежит. А Нюрашка в эту пору на полке лежит, красная вся сделается, а не ревет, только головенкой вертит да поглядывает по сторонам.
Потом уж Дарья сама моется, Нюрашку вымоет. Сил уж нет никаких. Охота бы ей тоже попариться. Да куда там. Мочи уж нету никакой. Скорее одеться, девчонку в одеяло завернуть и домой. Только бы с этой ношей не запнуться, не видно под ногами ничего.
Нюрашку на печь к Матвею затолкала, пусть отпыхнет. Воды ей бутылку сунула, упарилась девчонка-то. Капельки пота на лбу блестят. Сама в корчаге зачерпнула черпак квасу, ох хорошо.
Посидела, отдохнула. А воды-то горячей в бане еще много осталось. Жалко. Давай снова одеваться. Пошла, всю перемывку со всех собрала, да перестирала. Полоскать уж воды не хватит. Да и что в бане выполощешь. завтра с утра на реку сходит.
Утром Дарьюшка устряпалась, скотину прибрала. Федоска пришла помогать ей с хозяйством управляться. Девчонка уж приноровилась, и знает, чего ей с самого утра делать, чего попозже. Дарья радуется, что надоумилась девчонку-то в помощницы взять. Считай только кормить приходится. Так сколько ей надо, девчонке-то. Жалко что ли похлебки, или картошки. Федька мужик вроде совсем непутевый, мать то Федоскину Дарья, почитай, и не знала, видела ее, как мимо дома, бывало, проходит, вот и все. А девчонка-то неглупая у них, понятливая. Осенью Дарья научила ее лен гребнем чесать, лен трепать деревянным трепалом. Сначала не больно получалось, а потом ничего, приноровилась.
Вот и сейчас собиралась Дарья на реку, Федоске задание дала, чтоб лен чесала, да в куделю сворачивала.
- Ты только, Федоска, не торопися. Старайся, чтобы костры то в куделю поменьше попадало. Я приду, посмотрю, чё сделала-то.
Дала наказ, а сама в баню пошла. Вместо коромысла палка у нее есть, навешала на нее постиранные одежки с двух сторон, валек в руки и пошла на прорубь. Река-то недалеко, спустишься с пригорочка, вот и река.
Издали увидела, что бабы возле проруби толкутся. Ждут свою очередь. Нюрка стоит. Она аж на салазках привезла в корыте свои постирушки. Да и хорошо, что на салазках. Тащить то ей через всю деревню. А Нюрка то вот-вот опростаться должна. Как она говорила, так меньше месяца уж осталось.
- Не тяжело тибе с салазкам-то? - подошла Дарья к подруге.
- Аха, на салазках то легче. С горки то сами почитай катятся. Только держи, чтоб вперед не убежали.
Вот с кем Дарья могла поговорить о своем состоянии. С другими бабами она не смела, как-то, стыдно ей было такие речи вести. А с Нюркой запросто. Рассказала, что тошнота ее замучила. Сейчас хоть пост, а уж как мясоед был, так мясо на нюх не переносила. Нюрка посмотрела на Дарью, а потом рассмеялась.
- Да ты никак тяжелая. В жисть не поверю, что не знаешь, что так бывает. Двоих ведь родила.
- Вот, ей Богу, не знаю. Не бывало у миня раньше так.
- Мине мамка сразу сказывала, как бывает. У ние то ничё не было. Про других баяла.
- Хорошо тибе, мать то под боком. А мине и спросить некого. У баб стыдно как-то спрашивать.
Пока Дарья говорила эти слова, до нее вдруг дошло, так значит она ребенка носит. Вот ведь как. Ну и бестолковая она. Не могла додуматься до этого. От радости ей даже захотелось закричать на весь мир. Как хотела она парнишку еще хотя бы одного. Неужели у нее получилось.
Дарья прижалась к Нюрке, положила руку на ее жесткий живот.
- Нюрка, так али хоть получилося у миня. - прошептала Дарья. - Вот радость-то.
Только одна эта мысль крутилась у нее в голове. Скорее бы домой. Так хотелось поделиться с Иваном. Что он скажет. Должен тоже обрадоваться. Ведь он тоже парнишку хотел. Помощника. Что один Романко-то. На себя смотрел. Было бы их двое, так и работа бы шла шустрее.
Пришла домой, вывесила в огороде штаны да рубахи, что помельче в предбаннике повесила, чтоб ветром не сдуло. Все белье разом заледенело, встало колом, только ветер покачивает его.
Домой пришла, руки как лапы у гуся красные. Прижала их к печке, заломило сразу, как отходить от холода начали. Федоска тут же со своей работой. Охота девчонке показать, как старалась она. И вправду, кудельки аккуратно свернуты, плотненько. Прясть хорошо будет. Похвалила Дарья. Федоска аж зарумянилась от похвалы.
- Вот ведь, немудрено было научить то. Али бы дома так делать не стала. Да не учил никто. - Подумала Дарья, а потом спросила. - Федоска, а мать то чё счас делают?
- Да ничё. Другой раз, коли не дует, ходят кусочки собирают. А то дома сидят. Чё тятеньке-то заплатили, не приели еще.
- Тибя-то не ругают, что ко мне ходишь.
- Нет, мамка говорит, что ртом меньше и то хорошо.
- Ну и ладно. А ты учися да примечай, чё делать-то надо. Глядишь и жених потом тибе найдется.
Дарья разговаривала с Федоской, потом вместе с ней сидели чесали лен на пару, а в голове вертелось, скорей бы ночь пришла. Почему-то не могла она сказать свою новость мужу днем, при Матвее. Еще и боялась, что вдруг ошибается она и это неправда.
Наконец-то ночь подкралась на своих мягких лапах. Это ведь не лето, только скотину прибрали да поели, вот и ночь.
- Иван, мине чё-то сказать тибе надо.
- Чё такое?
- Иван, вроде как у нас с тобой ребеночек будет.
- Ты чё, Дарьюшка, али правда!
- Покуда не знаю, видно будет.
Дарье было приятно, что Иван тоже обрадовался. Теперь можно спокойно было ждать, что дальше будет.
Приближалось Рождество. За неделю до праздника в сенях вдруг что-то загрохотало. В избу ввалился Никифор, тихонько ругаясь. В полутемных сенях он наткнулся на ведро. Хорошо хоть что пустое стояло, только шуму наделало.
- Ты чё это, Никифор, ослеп что ли, ведро не видишь? - подзадорил его Матвей с печи.
- Ой, дед Матвей, радость то у миня. Нюрка седни сына родила. Вот бегал к матери с отцом, их обрадовать. Да как к кумовьям не зайти, пройти мимо. Вы, чай, тоже мине не чужие.
- Ой, парнишка. Радость то какая, - подскочила Дарья к Никифору. - Да я восет Нюрку видела, в помине ничё не было.
- Так она и не чуяла ничё. Вчерась вечером, говорит, что спину чё то тянет, а ночью то и началось все. Я только и успел еще потемну к тетке Дуне сбегать. Ладно она пришла сразу. А то не знай бы чё и делал. Мать то уж ниче и не помнит, не помощница она в этих бабских делах.
Никифор рассказывал, как все это быстро случилось. Он и не думал, что это так бывает.
- А Нюрка то смеется. Говорит, что я в мамку видать пошла, она ведь никогда повитух не звала. Вот, говорит, еще деньги-то платить им.
Матвей слез с печи, подошел к новоиспеченному отцу.
- Ну, Никифор, поглянулось ей видно, раз смеется. Посыпятся теперь у тибя ребятишки как зерно из мешка.
- Так и дай-то бы Бог. Я только рад буду.
Никифору уже не терпелось бежать домой, поглядеть, как там его ненаглядная Нюрка. Поэтом и не стал он больше разговаривать и ничего слушать, развернулся и выбежал из избы.
Дарья села за свою работу. Вот ведь Нюрка какая молодец. А Никифор-то как рад. Дай Бог, чтобы у них все так и было дальше. Заслужили они свое счастье.