Казалось бы, на это звание есть весьма достойные претенденты, например, «Лихо одноглазое» или «Медведь — липовая нога», которые обычно входят во все списки отечественных хорроров. Но эти сказки, хотя и имеют жутковатые сюжеты, заканчиваются счастливо. «Курочка» же устроена иначе.
Сказительские и литературные версии
У сказки «Курочка Ряба» много вариантов. По сути, в каждой деревне существовала своя традиция рассказывания этой истории. Давайте для начала вспомним самый известный, знакомый с детства вариант сказки :
«Жили себе дед да баба. И была у них Курочка Ряба. Снесла курочка яичко, да не простое — золотое. Дед бил — не разбил. Баба била — не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Плачет дед, плачет баба и говорит им Курочка Ряба:
— Не плачь, дед, не плачь, баба: снесу вам новое яичко не золотое, а простое!».
Это литературная редакция одного из основоположников отечественной научной педагогики Константина Ушинского (1823–1871). Она написана так, чтобы персонажи вызывали детское сочувствие. Цель — воспитание чувств. Ушинский убрал из сказки все пугающие моменты и вложил в нее дидактический смысл: когда человек сожалеет о содеянном, его нужно пожалеть и утешить. И добавил оптимистичный финал про простое яичко, которое даже лучше золотого. Заметим, что это самая добрая редакция, лишенная сарказма, сатиры и саспенса, присутствующих в большинстве народных версий.
А вот как этот сюжет описан у Алексея Толстого:
Мышка бежала, хвостом вернула,
Яичко приломала.
Об этом яичке дед стал плакать,
Бабка рыдать, вереи хохотать,
Курицы летать, ворота скрипеть,
Сор под ногами закурился,
Двери побутусились, тын рассыпался,
Верх на избе зашатался…
Это тоже литературная обработка, но в ней автор сохраняет атмосферу внезапного начавшегося распада реальности, присущего исходнику. Немного пугающая атмосфера, верно? Она присутствует во всех ранних версиях, но глохнет или превращается в комическую в поздних. Давайте пока просто зафиксируем смысловую связку: яйцо разбилось — мир стал рушиться.
Одна из многочисленных народных версий гласит: «Деда плачет, баба горюет, сорока ногу изломала, тын расшатался, дуб с себя листочки посшибал. Наша дочь за водой пошла, вёдра разбила, коромыс разбила. А я с горя покидала все пироги за окошко. А ты, поп, хоть с горя об косяк расшибись! Поп разбегся, да как ударится об косяк! Тут и помер. Стали попа хоронить и поминки справлять». Это вариант, записанный уже в XX веке. Очевидно, что автор уже не понимал базового смысла сказки, но как мог сохранял тревожную атмосферу исходника.
В некоторых версиях, записанных также в XX веке, мышка раскалывает обычное яйцо, а курочка обещает снести золотое. «А курочка ряба им говорит: Дед не плачь, бабка не рыдай, куры не летайте, ворота не скрипите, сор под порогом не закуривайся, тын не рассыпайся, верх на избе не шатайся. Снесу вам еще яичко: пестрó, вострó, костянó, мудренó, яичко не простое — золотое». Иногда курочка повторно сносит золотое яичко, иногда ничего золотого в рассказе нет. Данный момент следует понимать так, что свойства яйца не имеют для рассказчиков принципиального значения.
Кроме того, поздние версии зачастую имеют цепевидную (иначе: рекурсивную, кумулятивную) структуру. Это такой прием, когда сюжет строится на повторах диалогов или действий с нарастанием напряжения. Самый простой пример — сказка про репку, когда нужно несколько раз называть всех персонажей, но при этом каждый раз добавлять нового участника. Или сказка про дом. который построил Джек.
Так, старик из сказки в обработке Даля несколько раз рассказывает эту историю разным слушателям, дословно повторяя все, что говорил ранее. («Старик говорит: вот так и так, наша курочка рябушечка снесла яичко, пестро востро костяно мудрено…»).
Известны и сатирические варианты: поскольку яйцо золотое, то есть дорогое, его утрата приводит к отчаянию как владельцев, которые из жадности убиваются. При этом потерю яйца может оплакивать вся деревня.
Словом, вариаций множество.
Академические интерпретации
В «Указателе сюжетов фольклорной сказки» Николая Андреева (1892–1942) по системе Антти Аарне (издан в 1929) она отнесена к группе анекдотов про домашних животных, где персонажи выражают сожаление по поводу содеянного. Также она причислена к классу кумулятивных сюжетов (историй, построенных на повторах фраз).
Великий Владимир Пропп (1895–1970) также отметил комическую интонацию истории:
«Ничтожность этих событий иногда стоит в комическом контрасте с чудовищным нарастанием вытекающих из них последствий и с конечной катастрофой (начало — разбилось яичко, конец — сгорает вся деревня)».
Но есть и другие точки зрения. Например, Владимир Топоров (1925–2005) считал, что в сказке представлен мотив расколотого Мирового Яйца (разрушения исходного состояния). Эту же мысль развивает и Людмила Мощенская. По ее мнению, в сказке
«...представлена полная мифологическая картина мира: среднюю часть (землю) воплощают дед, баба и курочка ряба, нижнюю — мышка, верхнюю — золотое космическое яйцо. Более того, в сказке отражен сам процесс мироздания — создание звездного неба. Творцами этого объекта являются амбивалентные существа — курочка ряба и мышка, несущие в себе положительное и отрицательное начало».
В трактовке Софьи Агранович (1944–2005) речь идет о рождении живого из неживого. Золото — символ смерти, яйцо — жизни. Дед и баба — все человечество. Мышь — медиатор между миром мертвых и миром живых. Разбитие золотого яйца означает спасение, обещание новой жизни. Мир начинает рушиться, когда золотое яйцо не получается разбить. Это сказка про то как человек «пугается, борется, впадает в отчаяние, спасается, радуется жизни, ликует».
Противоположной версии придерживается Александр Ужанков. Он считает, что в сказке отражена первая книга Библии — «Бытие». Дед и бабка — это прародители Адам и Ева, золотое яйцо — рай. Мышка — инфернальный персонаж. За свои грехи (били яйцо) герои поплатились изгнанием и получили простое яичко — обычный мир, в котором мы сейчас живем.
Смысла воспроизводить все вариации нет, но их, судя по всему, лишь немногим меньше, чем вариантов самой сказки. По большому счету, в нее можно вложить практически любой смысл. Но какой был первичным?
Скрытый смысл сказки
Общие места в большинстве версий — внезапно сломавшийся тын, скрипящие двери, бегущий поп, разбросанная еда. Космогония и философия были не очень близки простым людям. А вот с болезнями или несчастными случаями, которые приводили к утрате близких, они встречались регулярно. Соответственно, вся народная мифология — про контакты человека с миром духов и размышления о неизбежном для каждого из нас финале.
Можно предположить, что эта история — про смерть и оплакивание покойного. Но не какого-то конкретного человека, а человека вообще.
Яйцо, как справедливо отмечают все исследователи, — жизнь, самое ценное, что у нас есть. Старики — существа, которые находятся на пороге двух миров, нашего и потустороннего. Мышь — существо из потустороннего мира, способное проникать в наш мир. Неслучайно в сюжете всегда присутствует и поп, то есть именно тот, кто занимается проводами покойника в последний путь. Плачущие женщины — плакальщицы. Распадающийся дом — метафора перехода человека в другое состояние и одновременно описание чувств близких, узнавших об этом.
Скрытый смысл сказки в том, чтобы в метафорической форме рассказать ребенку или подростку о том, что люди не вечны. Возраст, болезнь или обстоятельства приводят человека к смерти, близкие сожалеют и оплакивают его кончину. Возможно, что ребенок должен был сам разгадать смысл этой истории.
Думается, что когда-то такие сказки были частью процесса инициации подростка. Они помогали ввести знания взрослых о конечной природе человека в безмятежную детскую голову.
Почему это именно инициационный текст о смертной природе человека, а не какой-то другой? Потому что для человека, живущего в суровых природных условиях, значение имели только такие истории. Мир живых, мир мертвых — вот два смысловых полюса, вокруг которых в той или иной форме строились все фольклорные сюжеты. Сказки про путешествие к Бабе Яге, Кащею и другим потусторонним существам придуманы с той же целью.
«Курочка Ряба» — самая мрачная сказка русского фольклора, потому что она рассказывает о неизбежной кончине каждого человека.
Однако в XIX веке исходный смысл сказки, связанный с семантикой смерти, был уже утрачен. И началось самое интересное — эрозия сакрального знания, сказительская интерпретация сюжета. Примерно в этот момент появилась рекурсия, формальный сказительский прием, обессмысливающий содержание сюжета. Рекурсия превращает историю в «докучную», то есть навязчивую, наводящую скуку.
А когда миф окончательно утратил исходное значение, он стал пониматься как анекдот: жадные старики сначала пытаются разбить яйцо, а потом плачут над скорлупками. На этой фазе Андреев и внес «Курочку» в группу анекдотов про домашних животных.
На самом последнем этапе миф «спустился» в детскую аудиторию и избавился от отягчающих подробностей. Сегодня сказка про Курочку Рябу стала частью фольклора для самых маленьких и, разумеется, никем не воспринимается как инициационный текст. По сути, это чистая форма, вроде пестушки (ладушки-ладушки, где были…), предназначенная для первого знакомства маленького человека с литературой.
