- Будь ты проклят, - сказала Аня так тихо, что ее собеседник – скорее всего – не услышал. И положила трубку.
Надо было хоть немного успокоиться, взять себя в руки. Она пошла в кухню, включила маленький электрический чайник. У нее и чайник – на одну хозяйку. Так тяготило ее в последнее время одиночество. Она просто не знала, что будет куда более страшное - «вдвоем».
Внезапно вся ее жизнь в этой квартире предстала совсем в ином свете. Аня тут выросла. Порой ей было здесь грустно, часто она мечтала уехать, и обычно она не замечала в своем доме ничего особенного. Но теперь, когда ее охватила тоска, она поняла, что не было бы для нее большего счастья сейчас, чем остаться здесь и жить своей прежней жизнью.
Она опустила голову на руки и заплакала.
Уже в старших классах училища, Аня поняла, что ее товарки пользуются большой популярностью. Многие девочки жили в интернате, родители присылали небольшие суммы, которых всегда не хватало. И если то, что касалось еды, было строго регламентировано: потеряешь форму – отчислят, то какие-то мелочи манили неудержимо. Модные вещички, косметика и прочее, прочее…
И всё это можно было получить от тех, кого наивная Аня называла «поклонниками». Она сама была из бедной семьи, но, любя близких, не просила многого, привыкла довольствоваться малым.
Старшая сестра ее рано вышла замуж, вслед за мужем уехала в другой город. А когда один за другим стали появляться на свет дети – вызвала к себе маму: помогать.
И мама «прижилась» в этой семье, чувствовала себя необходимой, прикипела душой к внукам. Что Аня? Ее не было дома целыми днями – уезжала в училище утром, приезжала – в лучшем случае – в семь вечера. Усталая, а ведь нужно было еще делать уроки, и особую гимнастику перед сном. Времени пообщаться почти не оставалось. И мама отстранилась от этого ритма, решено было, что справится и бабушка – накормит, приглядит….
Через год-другой уже ясно было, что мама не вернется, останется у сестры. Деньги она сначала присылала, но совсем немного – что-то постоянно требовалось внукам, и почти вся маленькая пенсия мамы шла на них. Бабушка была настоящим гением экономии. Ездила с утра на далекий рынок, где продавцы-азербайджанцы за копейки или совсем бесплатно отдавали ей подпорченные, но еще пригодные в пищу фрукты и овощи. Жалели старуху. Потом бабушка снова моталась – на «оптовку», везла домой тяжелые сумки. Готовила что-то на три дня – простое, но сытное. Аня привыкла есть только то, что бабушка положит ей в тарелку. Сама не открывала холодильник, не брала – знала, что вся еда «рассчитана».
А когда бабушка заболела и слегла, врачи сразу заняли позицию: «Старая, лучше не трогать, не тревожить организм. Сколько проживет – столько проживет». Аня, которой бабушка заменила мать, повзрослела именно тогда – унижалась, записывалась на прием к «высоким медицинским чинам», часами сидела под стенами кабинетов, умоляла, плакала…
Ее и отчислить могли тогда, потому что учеба отошла на второй план. А ведь время было – решающее, последние месяцы в училище. Именно тогда решалось – улыбнется тебе удача, возьмут в какой-нибудь театр, или останешься без места. И Аню брали, но уехать было невозможно, это значило – сдать бабушку на чужие руки, по сути – подписать ей приговор. Аня отказалась решительно, и на передний план вышла другая проблема – деньги.
Аня сталкивалась с ней с первых дней бабушкиной болезни. Операция, лекарства, уход… Мать снова стала ежемесячно присылать какие-то гроши, но это были капли в море. Может, могла бы помочь сестра, но она думала так же, как и медики. Сколько проживет – столько проживет. Когда тратишься на детей – это понятно: вклад в будущее. Когда на стариков – это всё равно, что швырять деньги в воду.
Вот тогда и появился этот самый Фёдор. Аню свела с ним одна из подруг по училищу. К той поре занимать деньги было уже не у кого, Аня была кругом должна, и Леночка намекнула, что все ее проблемы мог бы решить щедрый мужчина, если бы такой появился.
Для Фёдора она поначалу была – одной из многих, очередной «балеринкой». Впервые он пригляделся к ней, когда она взяла у него строго определенную сумму – именно столько, сколько требовалось в тот момент. Для Фёдора – копейки, для нее – всё, что нужно для второй операции. Хороший наркоз, «благодарность» врачам, те лекарства, которые ей советовали купить, чтобы бабушка побыстрее встала на ноги. Были медики, которые не брали ничего, а другие писали суммы на бумажке, и эти деньги нужно было найти непременно.
Только после этого Фёдор, что называется, «разглядел» Аню, и может быть, что-то похожее на совесть зашевелилось в его душе, хотя девушка в этом сильно сомневалась. Аня так и не разобралась толком, чем он занимался, знала лишь, что у него вроде как есть большая оптовая база и несколько магазинов, и еще какой-то бизнес. Леночка, которая их познакомила, намекала туманно, что Фёдор на свободе до поры до времени, потому как водятся за ним очень большие грехи. Но это Аню совершенно не касалось.
Фёдор дождался момента, когда девушке вновь понадобились деньги, а обращаться к нему и снова проходить через все это – было для нее как нож острый. Тогда он перевел ей крупную сумму, гораздо больше, чем требовалось. Взяв лишь слово: когда он ее позовет – она бросит все свои дела и приедет к нему, даже навсегда, если он того захочет. При этом он дал понять, что этого может и никогда не случиться, а если и произойдет, то очень-очень нескоро.
- Скорее всего, я тебя не потревожу, - обещал он, - И даю слово, что за всю мою жизнь попусту не позову. Только, если случится что-то важное… И вот тогда…. Обещаешь?
…Этих денег хватило и на лечение бабушки до конца ее дней, и на похороны, и на поминки.
Не раз после этого Ане хотелось сорваться с места, уехать куда-нибудь, затеряться на просторах страны. И каждый раз ее что-то останавливало. Было элементарно страшно – здесь у нее какая-никакая работа, и дом, в котором она выросла… Дом – конечно, образно, но в этой квартире каждый уголок для Ани был с чем-то связан, всё дышало памятью о бабушке, о детстве.
Поэтому девушку так ужаснуло и задело, когда новые соседи предложили ей продать квартиру или поменять ее на другую. Соседи хотели «расширяться» и, пользуясь неопытностью Ани, ее наивностью – надавить и добиться своего, при этом еще и сэкономив. К их удивлению девушка отказала наотрез – не став ни торговаться, ни обговаривать условия.
- Скорой выйдешь замуж – сама захочешь жилье попросторнее, - улещивали они, - А мы уже договорились тебе квартирку купить, где на одну комнату побольше. Ну и что, что на окраине и первый этаж. Зато там воздух чище и сирень под окном.
Аня тогда впервые в жизни «вышла из рамочек» и послала соседей по известному маршруту. С тех пор они не здоровались.
И вот теперь ей предстояло уехать отсюда - Бог знает, на какой срок, может быть, навсегда.
Другая, на ее месте, могла бы махнуть рукой на обещания, но после одного случая, который врезался в память Ане, она относилась к ним очень серьезно: сама себе поклялась, что, если даст кому-то слово – непременно сдержит его.
…Она была тогда маленькой, и проводила лето в деревне, у другой своей бабушки, матери отца. Та держала скотину, и Аня сразу привязалась ко всем – и к курам, и к кроликам, и к козам. Пугал ее лишь молодой белый козел с могучими рогами. Один раз Ане довелось узнать, как это больно, когда тебя бодают.
После этого бабушка козла продала. За ним приехали молодые черноволосые мужчины. Когда козла связывали, чтобы загрузить в машину, он кричал. Ане стало его жалко – бабушка ей сказала, что козлика везут в новый дом, где он станет жить, и где ему будет хорошо. И она подошла Петьке, присела рядом и гладила его, пока ноги ему спутывали веревками.
- У тебя будет другой хороший дом, - говорила она, - Тебе там понравится, даю слово.
И Петька поверил ее ласке, замолк и дал себя связать. А через несколько дней Аня случайно услышала, что козла продали – на мясо. То, что для других людей – естественная, хоть и жестокая сторона жизни – отчего-то перевернула всю ее душу. Петька снился ей ночь за ночью, она представляла себе весь процесс, который выполняют мясники. И тогда, будучи еще ребенком, она и поклялась сама себе, что если когда-нибудь кому-нибудь в жизни даст слово, она сдержит его любой ценой. И вот этот час настал.
Аня подняла голову. Рядом с ней был туалетный столик. Она всегда жалела, что зеркало невелико, трудно встать так, чтобы отразиться в нем в полный рост. Привыкнув к большим зеркалам в танцевальном зале, она все думала, что и домой надо купить новое.
Но сейчас ей хватило и этого. Аня разглядывала свое заплаканное опухшее лицо, и особенно остро чувствовала, что никто – никто в целом свете – не поддержит ее. Давно уже не знала она, где живет ее отец, и жив ли он вообще. Мама же не знала обо всей этой истории с Фёдором. Эгоизм ее был в том, что она в свое время даже не поинтересовалась, откуда у Ани взялись деньги. Бабушка «досмотрена» - и ладно.
Свет в комнате был слабый, рассеянный. На столе горел маленький ночник, который Аня помнила еще со времен своего детства – заснеженная избушка из мрамора, в которой светились окошки.
Внезапно, глядя на свое отражение в зеркале, она заметила какое-то движение в глубине коридора, и похолодела. Будь сейчас лето – она могла бы предположить, что открыта форточка, и сквозняк колеблет шторы. Но была зима – и все окна плотно закрыты. Топили и так слабо, Аня к утру замерзала даже под ватным одеялом, и ей не пришло бы в голову открывать окно.
Ане стало страшно. Она вполне допускала мысль, что Фёдор мог прийти к ней вот так, ни о чем заранее не договариваясь. Может, он и звонил ей, стоя рядом с ее домом.
Она еще раз подняла глаза, и ей понадобились все ее силы, чтобы не закричать. За ее спиной стоял человек – она видела его отражение в зеркале. Это был молодой мужчина, скорее всего – ненамного старше ее, и при этом казалось, что их разделяют века.
На нем была черная военная форма – золотые пуговицы и золото в отделке. А лицо его неверное освещение словно разделило надвое – половина тонула во тьме. И этот человек смотрел на нее.
Аня вздрогнула и обернулась стремительно – сзади никого не было. А смотришь в зеркало – стоит.
«Я схожу с ума, - подумала Аня, - Может быть и хорошо, что психика не выдержала. Теперь меня запрут в ду-рке, и там дом меня никто чужой не доберется»
Ее знакомая один раз попала в такую больницу. Там у нее отобрали даже очки – чтобы не разбила их, и не стала осколками резать себя и других. Палата на четырех, прогулки в закрытом дворе под контролем санитаров. Может, это и лучше, чем то, что ее сейчас ждет.
-Не бойся, - услышала она.
Этот голос не прозвучал извне, Аня слышала его точно в своей голове. С горечью убедилась она, что «поехала окончательно». Это же первая примета – когда слышишь голоса.
- Поезжай и ничего не бойся…
Она смотрела в зеркало, и глаза ее были открыты так широко, что, казалось, вылезали из орбит. Никто больше не отражался в стекле – только она сама, и стена за ее спиной. В комнате никого не было. Призрак исчез.
*
Та самая, деревенская бабушка, когда-то рассказывала ей о том, как девушки гадали, когда шли Святки.
- А самым страшным, - говорила она, - Было гадание с зеркалами. Поставишь два зеркала друг напротив друг друга, зажжешь свечи – и сядешь между ними. Будет перед тобой бесконечный коридор, а ты смотри в него. Если будет суждено, то в конце коридора отразится человек, мужчина, который будет идти к тебе. Тут гляди внимательно, и как только лицо этого человека разглядишь – зеркало надо перевернуть, а то беда случится.
- Он выскочит из зеркала, и убьет меня? – потрясенно спрашивала маленькая Аня.
- Никто не выскочит, но всё равно, этот человек на самом деле – черт. Был такой случай…
И бабушка начинала пересказывать легенду, которая, видимо, много раз передавалась из уст в уста. О девушке, которая увидела в зеркале военного и не перевернула стекло, хотела вдоволь насмотреться на будущего суженого. Вскоре она и вправду вышла замуж за офицера. А потом офицер этот напился – и зарубил жену саблей…
Конечно, это была байка чистой воды, но много ли надо впечатлительному ребенку. И сейчас Аня твердила себе, что в зеркале на самом деле никого не было – это все работа подсознания. Что-то вспомнилось, всплыло из глубин памяти…
Уснула она поздно, шел уже третий час ночи, когда Аня ненадолго забылась. До этого все ворочалась, клала подушку то одной стороной под голову, то переворачивала на другую, вставала пить бабушкины успокоительные капли.
А утром, конечно, встала разбитая.
Когда она подходила к школе искусств – сегодня немного у нее было занятий, всего три урока, и Аня предвкушала, как пораньше вернется домой и ляжет спать – она заметила на ступенях фигуру, показавшуюся ей знакомой.
Мужчина шагнул ей навстречу, и она с ужасом убедилась, что это Фёдор.
- Привет, - сказал он, то ли не замечая ее страха, то ли безразлично ему было это, - С вашим директором я уже обо всем договорился. Так что – я за тобой.
- Погоди, - она судорожно искала причину, по которой можно – не отказаться, нет,.. Но отсрочить, - Погоди, мы закончим ставить спектакль… Он – к Новому году. И тогда…
Продолжение следует