Вчера я обещал подробно рассмотреть приключения пропавшего самолета Мазурука, но наверное, прежде стоит немного остановиться на первых часах и днях после прилета на льдину им. Папанина остальных самолетов. Забавные и интересные подробности приводит Бронтман.
Итак, утром 26 мая на дрейфующую станцию прибывает самолет Молокова. После первых объятий и первых кружек коньяка Шмид почти сразу увлекает Бронтмана для конфиденциального разговора:
«Он отвел меня в сторону.
-Расскажите, как воспринимает страна?
Я рассказал. Особенно его поразили митинги на предприятиях.
-А как Вы думаете, вы хорошо знаете законы впечатления, ничего, что нас так сильно дрейфует?
-Ничего».
Как мы видим, изобретенный профессором супердрейф все-таки беспокоил создателя. Почти сразу в дневнике приводится рассказ Спирина о посадке.
«Спирин радостный, возбужденный излагал мне пребывание над полюсом.
-Шмидт волновался очень. Я подсчитал, проверил, подошел к нему. "Отто Юльевич!" - и дальше сказать ничего не могу. Повторил опять обращение- и опять не могу продолжить. Ткнул рукой вниз.
Он понял и до этого, обнял меня, расцеловал, расцеловал Бассейна- был страшно взволнован. Затем я попросил его разрешения пройти для верности еще 10 минут. "Да". Прошли 12 мин, развернулись, пришли на полюс опять и- вниз».
Последовательность действий вполне логичная. Узнать положение они могли только по солнцу, а внизу были облака. Поэтому следовало выше облаков точно найти полюс, после чего, с уходом ниже облачности, пройти 10 минут, развернуться на 180°, еще раз отсчитать 10 минут – и где-то как раз на полюсе они и должны были оказаться. Видимо, таков был план. Но что-то пошло не так. И отклонение от прямой линии оказалось сильным, и расстояние в 63 км за 12 минут они никак не смогли бы преодолеть.
27 мая вечером Спирин определил координаты. Измерение показало «89°14‘ и 40° западной» - это 85 км от полюса. Это опять запускает к обсуждению тему скоростного дрейфа. Бронтман фиксирует:
«Дрейф здоровый:
-Если так будет продолжаться, - говорит Шмидт- то осенью будем снимать папанинцев на ледоколе».
Шмидт со Спириным, похоже, обмениваются шутками «для своих», Непонятно, Бронтман понимал уже контекст или нет? Далее он записывает забавное замечание Спирина, явно относящееся к прежним временам:
«Спирин говорит, что Шмидт просидел ночь, проверяя его вычисления и подтвердил координаты.
-Даже я его методов не понял, - сознается Спирин».
Ничего удивительного, он же только штурман, а не глава Севморпути. У профессора больше данных, что, когда и как нужно вычислять. Бронтман, кстати, в дневнике указывает, что все отправляемые корреспонденции в Москву он должен был визировать у Шмидта. Но именно в этот день Отто Юльевич проявил свое доверие, и разрешил журналисту дальше действовать самостоятельно. Наверное, тот уже осознал, в каких границах следует вести репортажи. Бронтман же писал и все статьи всех участников, кроме Шмидта. Так в дневнике и отмечает: "Написал статью Папанина. Написал статью Кренкеля"..
К тому времени, то есть к вечеру 27 мая, в дрейфующий лагерь прилетел самолет Алексеева. Небольшая задержка была вызвана локальным ухудшением погоды. Возле полюса они сели 26 мая около 7 утра. Измерение координат проводили дважды, с интервалом в три часа. Пока уточняли место и докладывали начальству, небо затянуло, и пошел снег. Поэтому экипаж лег спать. На следующий день прогрели моторы и попробовали подняться, но на взлете самолет начал сильно прыгать на малозаметных буграх. По описаниям участников, груз внутри скакал и грохотал, думали, что развалится шасси. Взлет прекратили, шасси оказалось цело. Начали выравнивать полосу разбега. За работами прошло большая половина дня. Взлетать пробовали несколько раз, но полосы всё не хватало. Перед последним взлетом распределили кому в какой люк следует вылезать, если самолет врежется в ропаки и загорится. Но не пришлось.
Окончательно оторвались только после 16-00. До лагеря папанинцев лететь было 23 минуты. На этом расстоянии уже накопилась ошибка ориентирования, самолет шел значительно правее лагеря. Но оттуда самолет уже увидели и начали наводить. Бронтман пишет: «Позвали передатчиком- сразу завернул». Не очень понятно, это ему словами передали, или радиокомпас среагировал?
В лагере челюскинцев Алексеев сел в 16-40. На своей льдине возле полюса его бригада провела 33 часа. Алексеев при этом свою льдину оценил выше по качеству, чем папанинскую.
К тому времени, а точнее еще утром 27 мая стало известно, что самолет Мазурука цел, люди живы и сидят где-то на льду. С лагерем Папанина Аккуратов связаться не смог, он передавал сообщения через радиоцентр на Диксоне, а оттуда их переправляли на дрейфующую станцию, то есть телеграммы совершали петлю в почти в 4 тысячи километров. Бронтман записал и первые координаты, которые передали от самолета: «89°30´ с.ш. и 100° з.д.», - это именно те, что указаны в книге Визе, а не те, что в книге Аккуратова.
Напоминаю, координаты основного лагеря, на вечер 27-го, «89°14‘с.ш. и 40° з.д.». Между двумя этими точками практически ровно 75 км. Бронтман пишет:
«Ходят проекты искать Мазурука, но держит всех бензин.
У нас 5000 литров, на Н-170 тоже (впритык до Рудольфа).
У Алексеева еще меньше- 3500 литров. Может придется бросить одну машину, или (к чему склоняются) - гнать до 85°, потом подбросить бензин».
Никто еще не знал, что эпопея с поисками самолета «Н-169» только начиналась. Она заслуживает подробного рассмотрения, так что "продолжение следует. следите за нашими публикациями"
Весь цикл статей о полетах на полюс в 1937-1938 гг находится здесь...
А ниже ссылка на мою книгу "В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи", опубликованную в издательстве Паулсен.