Естественно, что не мог обойти вниманием роман, награжденный «Большой книгой» в декабре прошлого года, тем более, что автор мне знаком, и почти все у него уже прочитано (хотя удивительным образом неожиданно нарисовался первый его роман, написанный еще до «Соловьева и Ларионова», - «Похищение Европы», так что придется читать и его) за исключением рассказов и пьес (одна из которых, кстати, посвящена пандемии). Кроме того в еще большей степени «Чагин» меня заинтересовал тем, что в его презентации принимал участие нейрофизилог и крупная сейчас медиа-персона Татьяна Черниговская, очень мною уважаемая. Действительно, с позиции науки текст Водолазкина весьма точен: особенно впечатляет описание пространственной методики запоминания (видно, что автор консультировался со специалистами). В этом смысле претензий к нему нет, и участие Черниговской в его популяризации вполне закономерно.
Дело в другом: почему прозу Водолазкина так настойчиво лоббирует российское филологическое и литературно-критическое сообщество, даже больше, чем книги Яхиной, хотя последняя в чисто стилевом отношении на голову ее выше? Дело в том, что романы Водолазкина (даже любимый мною «Брисбен») можно назвать «примиренческими»: они не трансгрессивны, не содержат социально-политической критики, демонстративно не используют табуированную лексику, сторонятся описаний интимной жизни человека, выглядя иногда доступным художественным вариантом научпопа (нейрофизилогии в «Чагине», истории Древней Руси в «Лавре» и т.п.). То есть эта проза устраивает всех, поэтому она так нарочито лишена индивидуальных черт, это нечто стертое и среднеарифметическое от нашей литературы.
Конечно, найдутся у ее защитников некие спорные аргументы, что, мол, Водолазкин – наш Умберто Эко, у него есть заветные и нетривиальные идеи об одновременности, «со-вечности» временных потоков и исторических эпох… В таком случае, почему автор пишет столь усреднено и обескровлено, почему, как Эко, не «загружает» нас научной информацией? Именно потому, что его проза рассчитана на массового читателя, конечно, не на потребителя Донцовой-Устиновой, а того, кто мнит себя интеллектуалом, так по сути ничего в своей жизни серьезного и не прочитав. Не стал в этом отношении исключением и «Чагин», первая часть которого достаточно хороша, описывая серьезный экзистенциальный конфликт доносчика «по необходимости». Здесь есть и муки совести, и эмоциональный нерв в нарративе, и даже несколько «фиг в кармане» нашей современности, поданных в советском контексте.
Однако, с каждой последующей частью лучше «Чагин» не становится, и сам его металитуратурный сюжет, взятый, к слову сказать, из рассказа Борхеса «Фунес, чудо памяти», где куда компактнее и лаконичнее изображены муки от неспособности к забвению, этот сюжет у Водолазкина не просто провисает, но вообще становится нитевидным, еле прощупывается. Хотя вроде бы проходят эпохи, а история по-модному ведется в каждой части от разных рассказчиков, возникает даже рамочная, почти барочная композиция (повествователь исследует жизнь Чагина, изучающего биографию Шлимана), в которой переплетаются вымысел и реальность. Однако, все это подается в оболочке такой простоты, которая, право слово, хуже воровства, философия автора столь банальна и главное – нарочито определена, чтобы даже бедный умом понял. Где же эти пресловутые познания Водолазкина, которые делают его нашим Эко, и которые так или иначе проявлялись в «Лавре» и «Оправдании Острова»? В романах на современные темы автор, видимо, стыдится своей эрудиции: а как же иначе можно понравиться массам?!
Что же касается лично автора этих строк, то его больше всего напрягает в «Чагине», впрочем, как и в «Авиаторе» (по которому, сейчас, кстати, снимают фильм) и даже в «Брисбене», хотя к нему у него меньше всего претензий, какая-то экзистенциальная разбавленность, расслабленность, отсутствие бытийной конфликтности (чего говорить, когда даже любовь лишена в текстах Водолазкина страстности: а ведь мы – люди, не святые, по-другому любить не можем). Где в «Чагине» жизнь, а не ее тень, не ее имитация? Нет ее. А жаль, талантливый ученый-филолог мог бы писать боле ярко и сделать своими героями не живых мертвецов и литературных марионеток, а людей из плоти и крови. И самое печальное, что пока такая проза, какую пишет Водолазкин (к которому как к человеку у меня нет претензий, мне он очень симпатичен), будет так популяризироваться, премироваться и всех устраивать, современная русская литература останется лишь тенью самой себя и своей славной истории, так и не реализовав в ХХI веке свой интеллектуальный и эмоциональный потенциал даже и на половину.
