Прошлую статью я закончил тем, что к вечеру 24 мая 1937 года три самолета на острове Рудольфа уже точно должны были знать истинные координаты дрейфующей станции. С этого времени погода у Шмидта «улучшилась» и стал очень настойчиво давить, чтобы остальные самолеты направились к нему как можно быстрее. Бронтман в дневниках несколько раз делает записи вроде:
«Шмидт каждые 3 часа сообщал "погода изумительная, надо лететь"»
или
«Полюс требует: "Летите, погода чудесная"».
Поскольку все участники уже поняли, где именно в тот момент находится лагерь папанинцев, то план поисков изменился. Теперь уже бесполезно стало лететь у полюса развернутым строем, пытаясь разглядеть лагерь на снегу. В новых обстоятельствах предстояло точно определить сам полюс и на нем правильно повернуть на меридиан лагеря. Три самолета должны лететь вместе, в зрительном контакте друг с другом, штурманам всех экипажей надлежало проводить независимые расчеты, а потом согласовывать между собой. Командиром отряда стал Василий Молоков, его штурман Алексей Ритсланд - главным навигатором, в их же машине полетел самый высокий руководитель Шевелев и старший из журналистов Бронтман. То есть самолет "Н-171" во всех отношениях являлся основным.
Действительность, однако, стройный план на полет быстро поломала. 25 мая погода над островом Рудольфа установилась не очень хорошая, причем с каждым часом она ухудшалась. Поначалу остров накрыла густая облачность. Взлетать решили по очереди и ждать друг друга наверху, выше слоя облаков. Пока собирались, изменился ветер, перетяжеленные самолеты потребовалось переставить на другое направление взлета. Самолетов было три, а тракторов два, что тоже вызывало задержку. Пока пытались стащить самолет Молокова, два раза порвали трос. В общем, Молоков взлетел только поздним вечером 25 мая, в 23-05. Слой облачности над островом оказался выше, чем ожидалось, поэтому Молоков сразу полетел на север, рассчитывая встретить остальных на краю фронта, в месте, где он закончится. Оказалось, что эта граница через 20 минут полета. Там Молоков начал кружить. Вторым должен был взлетать Мазурук, но он поднялся только третьим. Молокову передали время взлета и Алексеева и Мазурука. Алексеев появился из облаков через 20 минут. Два самолета стали накручивать круги вместе. А Мазурук все не появлялся. У Молокова прошел 1 час 5 мин со времени выхода из облачности, четыре его мотора пожирали бензин, а Мазурука не было. Нужно было выбирать, или садиться обратно на Рудольфа, или брать курс на север, и Молоков с Шевелевым решили лететь. Но с самолетом Алексеева у них не оказалось радиосвязи! Молоков знаками показал коллеге, что перестает ждать и предлагает следовать за ним. Но Алексеев не понял сигнала или пропустил момент начала маневра, и сразу же отстал. План развалился полностью. Алексеев направился к полюсу после следующего круга (или после неследующего). Самолеты сразу же потеряли друг друга, при этом у них не совпадали скорости, каждый двигался по своей. Через 4 часа после взлета Молокова Мазурук прислал ему радиограмму, что видит его впереди и попросил снизить скорость, подождать. Молоков сбавил, хотя это приводило к повышенному расходу бензина, но Мазурук его так и не догнал. Возможно, что он видел на самом деле Алексеева, но потом и его потерял из виду. В результате каждому экипажу пришлось решать задачу навигации самостоятельно.
Идеально справились с ней только Ритслянд с Молоковым. Летели они на высоте 1700 метров, путевая скорость у них колебалась от 150 до 160 км/ч. Несколько раз пытались пеленговать Кренкеля, но из этого ничего не получилось. Направление держали по СУК. В 5-52 определили точку полюса, (почти через 7 часов после взлета), в 5-54 уже двигались на новом курсе. В 6-03 далеко впереди в бинокль обнаружили лагерь, в 6-16 оказались над ним, и вскоре Молоков мастерски произвел посадку. Встреча оказалась, разумеется, теплой, но больше всех она вызвала эйфорию у Шмидта. У него были свои, математически-политические резоны. Безошибочный выход "Н-171" к лагерю однозначно показывал, что самолет прошел точно над полюсом. Именно об этом стал кричать Отто Юльевич, прямо сразу:
«Кинулись к нам, обнимают, поздравляют.
-Как замечательно, что вы прилетели Василий Сергеевич! - говорит Шмидт. - Ведь тот факт, что прилетел сюда второй самолет, причем пройдя через полюс- лучше всего доказывает и наше место. Какой молодец Ваш штурман!
-Мы развернулись на полюсе, как вокруг телеграфного столба».
Самолет Молокова стал первым в мире самолетом, несомненно, достигшим Северного полюса, без всяких натяжек, отклонений и выкручиваний, и третьим в мире летательным аппаратом, после дирижаблей «Норвегия» и «Италия». Полеты и Головина-Волкова, и Водопьянова-Спирина навсегда останутся спорными в плане рекорда, как и американская заявка Бёрда-Беннета.
Молоков и Ритслянд же – являются однозначными мировыми рекордсменами. И только в силу политических обстоятельств их достижению не стали уделять большого внимания. Хотя Шмидт несомненно остался доволен. Своим полетом над полюсом Молоков как бы прикрыл факт, что сам Шмидт на вершине мира не побывал. Отто Юльевич, рассказывая о своей высадке «в районе полюса» неизменно сразу же приводил в дополнение пример Молокова. И «Правде» 24 июня 1937 года писал:
«Следующий полет Молокова со штурманом Ритсляндом был осуществлен так, что самолет шел точно по меридиану Рудольфа на полюс, там развернулся и лег на меридиан нашей льдины. Как известно, Молоков вышел прямо к нам без всяких отклонений. Это не менее убедительно, чем астрономия, доказывает, что летчик Молоков повернул точно над полюсом».
И позже неоднократно это цитировал. Ведь раз Молоков пролетел над полюсом, значит кто молодец?
С другими двумя экипажами вышло по-другому. Результат летчика Алексеева и его штурмана Жукова в любом случае является отличным, но насчет них существует некая интрига. Дело в том, что на случай потери ориентировки в районе полюса существовал запасной алгоритм действий. Экипажу следовало произвести посадку, точно определить свое место астрономическими методами, и после этого вычислять курс на лагерь. Я раньше был уверен, что у команды Алексеева возникли сомнения, и поэтому они и сели. И что они случайно оказались людьми, первыми в мире оставившими след рядом с полюсом. Однако журналист Эзра Виленский, бывший на борту «Н-172» утверждал, что им приказали. Над полюсом они были в 6 часов 35 минут, Молоков к тому времени уже прибыл в лагерь, и Шевелев по радио велел Алексееву немедленно садиться. Возможно, что хитроумный Шмидт, соображавший очень быстро, решил, что следующий рекорд плывет сам в руки. «Смазать планетный подшипник» можно просто по пути, и не надо для этого специально гонять самолет. Сам он о прибытии на полюс уже отчитался, а непосредственно земную ось пусть потрогают другие участники.
Поэтому Алексееву немедленно приказали. Координаты высадки оказались такие, цитирую по книге профессора Визе: «Алексеев снизился на лед в широте 89°50' N и долготе 58°30' W».
10 угловых минут - по времени полета это занимало минут шесть. Это временной интервал между докладом, получением приказа и посадкой.
10 географических минут от полюса - это всего 18,5 километров. Это уже совсем близко. Практически это он и есть. Тогда еще не знали, что Пири на Северном полюсе и близко не был, он повернул минимум километров за 200, но теперь-то в этом никто не сомневается. Таким образом лавры первого человека, оставившего следы на полюсе, нужно отдавать Анатолию Дмитриевичу Алексееву. Именно он - первооткрыватель полюса как твердой поверхности, первый землянин, поставивший на него ногу (с погрешностью 20 км). И вместе с ним его соратники из славного экипажа.
У Михаила Васильевича Водопьянова за плечами много славных деяний. Но вошел в историю и стал легендой он, в первую очередь, как человек, первым в мире посадившим самолет на полюс. Не то чтобы я выступаю за его развенчание, совсем нет, он несомненный герой. Как и все люди, принимавшие участие в проекте «СП-1», все они - настоящие герои. Но историческая правда, она такова – первая посадка на полюсе на счету Анатолия Алексеева. Все остальные, в этом смысле, позади него. Шмидт достижение Алексеева использовал по полной программе. Я уже приводил цитату из его статьи в «Правде»:
«Наконец, для любителей наглядности, которым дорога самая точка полюса, а не Центральный Полярный бассейн, могу сообщить, что летчик Алексеев сел у самого полюса, на расстоянии не более семи километров от него, то есть человек, стоящий на льду у самолета «Н-172», видел конец земной оси в непосредственной близости».
С одной стороны – отдает должное. Вроде бы. С другой… ну, во-первых, и здесь сжульничал, потому что не семь километров, а восемнадцать. Во-вторых, Алексеев по словам Шмидта, только повторил его с Водопьяновым достижение.
Ну ладно. Просто стоит объективно зафиксировать – 26 мая 1937 года было установлено сразу два мировых рекорда – самолет Молокова первым в мире несомненно пролетел над Северным полюсом, а самолет Алексеева произвел посадку в непосредственной близости от полюса.
В отличие от многих советских рекордов эти два – абсолютно бесспорные. И по странной иронии, оба они остались в тени.
Следующая статья о третьем полете в тот день, о самолете под управлением Мазурука. И вот с ним начались серьезные неприятности…
Продолжение следует.
Весь цикл статей о полетах на полюс в 1937-1938 гг находится здесь...
А ниже ссылка на мою книгу "В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи", опубликованную в издательстве Паулсен.