Часть третья
Советник в Китае
(1950-1953 годы в Москве и в Китае)
Савельева с аэродрома привезли сразу в министерство на доклад Судоплатову. Но генерала в кабинете не оказалось, дежурный помощник сообщил, что придется подождать. Можно пойти в буфет и спокойно перекусить, не теряя времени даром.
Андрей так и поступил, а когда после завтрака вышел в длинный министерский коридор, увидел впереди изящную женскую фигуру. Знакомую-знакомую! В строгом жакете с юбкой темно коричневого цвета, в туфлях на каблуке в тон, с модной прической, энергичной походкой шла его жена. Несколькими быстрыми шагами он почти поравнялся с ней и негромко, чтобы не вызвать ненужного интереса со стороны посторонних, позвал:
– Вера Николаевна!
Вера обернулась, в её взгляде тут же проявились удивление и радость одновременно. Она была готова громко воскликнуть, настолько её потрясла неожиданность встречи. Но Андрей успел приложить палец к губам, упреждая проявление эмоций, и спокойно сказал:
– Ну, здравствуй! Всё, наконец, я вернулся. Притом, целым и невредимым.
Вера сообразила, что здесь, в коридоре министерства госбезопасности, не следует во всеуслышание выражать восторг, поэтому почти шепотом ответила:
– Андрюша! Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась! Когда ты вернулся?
– Час назад. Сейчас спешу на доклад к Судоплатову, а потом, надеюсь, смогу поехать домой. Позвоню тебе, как освобожусь…
– Андрюша, ты очень похудел! Всё у тебя в порядке?
– Ладно, ладно! О впечатлениях потом. Мне пора идти.
Когда он вернулся в приемную, оказалось, что Судоплатов только что прошел к себе.
Через минуту Савельев стоял посреди огромного генеральского кабинета. Сам генерал, как и в предыдущий раз, был одет в элегантный костюм, а не в генеральскую форму. Он вышел к подчиненному, крепко пожал руку и разрешил садиться.
– Докладывай!
Примерно час Андрей в подробностях рассказывал о том, как решал поставленные задачи, внедрившись в ряды эстонских «лесных братьев». Наибольший интерес у Судоплатова вызвал эпизод с появлением на совещании командиров отрядов кадрового английского разведчика Гарри Бэнкса, с его ранением в бою и захватом в плен.
– Выходит, он сам тебя назначил кем-то вроде своего телохранителя, сам определил в свой штаб? А ты его усыпил и похитил? Ха-ха-ха! Великолепно, Савельев! Удача сопутствует смелым и решительным! А горе-диверсант Бэнкс опростоволосился.
– Так точно!
– Сейчас Бэнкс в Таллине дает показания. Он попросил сохранить ему жизнь, а в ответ дал слово рассказать все о своих заданиях. Пообещали мы, конечно. Пусть поживет. Разведчиков его калибра сейчас к стенке не ставят, а берегут для особого случая. Мало ли на кого обменять придется.
– Интересное что-нибудь сообщает мистер Гарри?
– Да, есть интересные моменты. Следователи поставили ему конкретный вопрос, почему он вел отряды бандитов именно на Палдиски. В ответ англичанин понес околесицу насчет того, что захватом морского порта «лесные братья» должны были отомстить властям за то, что оттуда на пароходах увозили эстонцев в ссылку. В ходе последующих вопросов он все же объяснил, что в случае захвата Палдиски быстро подошли бы десантные суда из Финляндии и высадили специалистов-подрывников. Уничтожение повстанцами порта Палдиски как объекта ВМФ СССР, крупнейшей базы подводных лодок на Балтийском море, стало бы серьезным ударом по престижу Советского Союза, подрывом его военной и экономической мощи. Но! Бодливой корове бог рогов не дал!
– А что произошло с отрядами, которые пошли в бой по приказу Гарри Бэнкса?
– Наши внутренние войска уничтожили большинство из них. Лишь немногим бандитам удалось вырваться из «клещей» и снова податься в лес. Но они уже не смогут оправиться от полученного ущерба. В бою погибли все их командиры, это подтвердили пленные. Так что, результаты твоей деятельности в Эстонии следует признать весьма эффективными. Тебе не только удалось сорвать проведение британской диверсионной операции «Джунгли», но и способствовать разгрому бандитского подполья в республике. Благодарю за службу!
– Служу Советскому Союзу! – поднявшись, негромко ответил Савельев.
– Будем ходатайствовать о твоем награждении высокой государственной наградой. Не хочу забегать вперед, но Героя ты заслужил, на мой взгляд. Должность тебе подберем достойную, такую, чтобы с полковничьими погонами. Вот так!
– Да, спасибо!
– Савельев! Я тут тебе и в благодарностях рассыпаюсь, награды, должности новые сулю, а ты сидишь, будто неживой. Что с тобой?
Андрею в этот момент действительно стало нехорошо, перед глазами побежали темные точки, закружилась голова. Он сделал несколько глубоких вздохов, потом медленно поднял глаза на Судоплатова.
– Да, ты, братец, не заболел ли часом? – с беспокойством в глазах подошел к нему генерал, протянул стакан с водой, потом вернулся к столу и звонком вызвал из приемной помощника.
– Пригласи врача сюда, срочно!
– Не надо, сейчас все пройдет. Мне уже лучше, – хотел отказаться от помощи Андрей.
Но через несколько минут рядом с Андреем стоял врач, мерил давление, щупал пульс, расстегнув рубашку, стетоскопом прослушивал сердце. Судоплатов находился тут же, внимательно наблюдал за действиями врача. Тот вздохнул, свернул стетоскоп и сообщил:
– Видимых патологий в данный момент я не наблюдаю. По моему разумению товарищ находится в состоянии сильного нервного истощения и нуждается в длительном отдыхе. Я ему сделаю укольчик, сейчас в себя придет.
– Доктор, срочно оформляйте Савельева в санаторий! Обязательно с женой, она – наш офицер, в управлении кадров служит.
Доктор удалился, а в кабинет вошел помощник.
– Вызови ко мне старшего лейтенанта Савельеву из кадров. И организуй машину, чтобы отвезла супругов домой.
Вера вошла в кабинет и застала необычную картину: её муж в рубашке с расстегнутым воротом, облокотившись на валик, расслабленно расположился на диване, перед ним на стуле, стоявшем спинкой вперед, сидел легендарный генерал, известный всем в министерстве, они о чем-то разговаривали, посмеиваясь при этом. Забавная ситуация не сбила её с толку, она смотрела на мужа и пыталась понять, что здесь не так. Андрей не должен был сидеть у начальства вот так, запросто, незастегнутый. У него и левый рукав поднят до локтя, там ватка прилепилась, будто внутривенный укол делали… Ясно! Ему стало плохо, сюда вызывали врача, запах лекарств еще не выветрился. Что же с Андреем стряслось? В нелегких раздумьях она стояла посреди кабинета, позабыв, что по уставу должна была представиться генералу.
Судоплатов обернулся и встал, увидев Веру.
– Здравствуйте, Вера Николаевна! Я вызвал вас к себе, чтобы поручить вашим заботам уход за супругом. Он только что возвратился из сложной и опасной командировки. Конечно, сильно устал. Приходил доктор, посмотрел, послушал, сообщил, что налицо переутомление и сделал восстанавливающий укол. Прописал санаторно-курортное лечение, и завтра вам на дом привезут путевки в санаторий на Кавказ, в Гагры. У министерского подъезда ждет машина с водителем. Она будет находиться в вашем распоряжении до самого отъезда на отдых. Езжайте, вам отпуск оформят, я позвоню начальнику вашего управления.
Савельевы спустились на улицу и действительно увидели ожидавшую их служебную машину. Это был новенький легковой вездеход ГАЗ-69,
только что освоенный советской автомобильной промышленностью. Рядом с машиной сверкающей зелеными боками под темным брезентовым тентом, стоял улыбчивый шофер, назвавшийся Николаем или просто Колей. Вера объяснила, куда нужно ехать, и они отправились на квартиру. Полгода тому назад супругам была выделена трехкомнатная квартира в новом доме на Ленинградском проспекте в районе станции метро «Динамо». Вера сама перевезла вещи, привела одну из комнат в жилой вид, но полностью обустраиваться на новом месте решила после того, как приедет муж.
Дома она уложила его в постель, уговорила выпить все лекарства, выписанные врачом, а сама занялась сборами в дорогу. Ничего у Андрея не болело, но и здоровым он себя не мог назвать. Ему казалось, что он не может пошевелить ни рукой, ни ногой, хотя по квартире передвигался без посторонней помощи. Аппетита не было, но старался понемногу съедать из того, что приносила Вера. Планов себе жена построила много, решила куда-то поехать, купить что-то в магазинах. Андрей остался дома, полежал с закрытыми глазами и провалился в сон.
Наутро Вера разбудила его и сообщила, что путевки привезли, но до времени заезда в санаторий у них остается несколько дней. Поэтому она предлагает поехать на «газике» в Ленинград, повидаться с Витенькой, мамой и Павликом. Возражений не последовало, и вскоре Коля увозил их из Москвы по хорошо знакомому шоссе Москва-Ленинград.
Вера сидела рядом с шофером, Андрей расположился на широком заднем сидении. Он полулежал, облокотившись на какой-то тюк с вещами, которые жена решила отвезти маме. По дороге нахлынули воспоминания, и он рассказал Вере, как перед командировкой Судоплатов разрешил ему съездить в Новгородскую область и навестить могилу Тони. Вера выслушала рассказ и вдруг решительно сказала:
– Я бы тоже хотела там побывать. Давай заедем в Веребье, все равно ведь почти по дороге.
Андрей начал было возражать, посчитав, что для нее там не будет ничего интересного. Но Вера ответила твердо:
– Почему же не будет? Это – часть твоей жизни, и мне интересно всё, что с ней связано…
Долго не спорили, и вышло так, что у поворота с шоссе на районный центр Окуловка они свернули и поехали к поселку Веребье. Хорошо, что в их распоряжении был вездеход, ведь на обычной легковой машине по разбитым грунтовым дорогам они бы не проехали, а «газик» легко одолел все препятствия.
У места назначения Андрей велел шоферу, остановить машину, дальше вдвоем пошли пешком. На обочине Вера нарвала полевых цветов и сложила букет. У вершины горы, где находились могилы погибших на военном аэродроме летчиков, техников и обслуживающих лиц, они подошли к дальнему холмику, где была похоронена Тоня. Букет Вера положила на могилу, расчистив её от травы и прошлогодних листьев. Андрей стоял молча. Жена погладила его по плечу и пошла вниз, в её больших глазах блестели слезы.
Андрей вновь смотрел на фотографию Тони и думал, сколько бы лет ни прошло, она всегда останется такой же молодой и веселой, какой была в тот предвоенный день, когда они решили сфотографироваться. На сердце стало легче, будто душа Тони отвела тяжесть, лежавшую на его плечах. Спасибо тебе, хорошая моя, прошептал он, поклонился и пошел вниз.
У подножия горы увидел Веру, которая сидела на поваленной ветром сосне, покусывая сорванную травинку. Сел рядом обнял жену и поцеловал, ничего не объясняя.
– Все ты правильно сделала, – добавил Андрей, направляясь к машине.
… В Ленинграде дел у них было много, а времени мало. Но Вера развила свойственную ей активность, все успела, и они вовремя вернулись в Москву: пора было ехать на Кавказ.
Поезд с вокзала уходил вечером, Вера и Андрей расположились в двухместном купе мягкого вагона. Отделка длинного коридора с красной ковровой дорожкой отличалась изысканностью и напоминала интерьеры дворца, с полированным красным деревом на стенах, с бронзой ручек на дверях в купе, с расшитыми занавесками на окнах. В коридор выходили двери четырех купе, то есть вагон был предусмотрен для восьмерых пассажиров.
Проводник распахнул перед ними дверь с толстым зернистым стеклом. Большую часть места внутри купе занимал мягкий плюшевый диван с поднимавшейся спинкой. При желании её можно было превратить в верхнюю пассажирскую полку. К стене крепилась лесенка, чтобы лазить наверх. Рядом с диваном находился столик со скатертью, на котором мягкий свет разливала низкая лампа под красным шелковым абажуром. Напротив дивана стояло кресло и висело зеркало. В стене имелась дверь в отдельное помещение, закрывавшееся изнутри, там был устроен туалет, умывальник и душ, рассчитанный сразу на оба смежных купе. Постель была застелена. Когда поезд тронулся в путь, проводник принес чай в тяжелых подстаканниках. К прекрасно заваренному и источавшему чудный аромат чаю полагался колотый сахар в фарфоровой вазочке. Вера сделала несколько глотков, опустила на оконное стекло плотную штору и предложила укладываться на ночь.
Утром Андрей поднялся первым, постучал в дверь туалетной комнаты и воспользовался удобствами, пока туда не собрались соседи. Потом вышел в коридор, занял место у окна и познакомился со всеми попутчиками, благо их было немного. Они выходили из купе поговорить и покурить у приоткрытых окон, как тогда было принято. В соседнем купе ехал полковник-летчик, Герой Советского Союза, с женой, молоденькой женщиной, почти девочкой. Сообщил, что едет в Туапсе на новую должность. Третье купе занимали два седых генерала медицинской службы, направлявшиеся с инспекцией в южные санатории. И в последнем ехал гражданский человек, представившийся инженером-судостроителем. Андрей, не вдаваясь в подробности, представился как отпускник, едущий с женой на курорт. Но, когда он сообщил название санатория, генералы многозначительно кивнули: им было известно это ведомственное учреждение МГБ СССР.
Вернувшись к себе, он застал жену за неожиданным занятием: Вера сидела, поджав колени, смотрела в окно и довольно громко напевала. Песню оборвала, заметив, что уже не одна вкупе. Андрей поинтересовался, что она поет?
– Романс какой-то дорожный, мама его любила исполнять раньше…
– Что же ты замолчала? Я хочу послушать!
– Ну, слушай! Всех слов я не знаю, по настроению пришло на память, вот и запела. Если хочешь, могу потихоньку повторить, хотя певица из меня аховая!
– Пой, пожалуйста, я слушаю!
«Все шире вольные поля
Проходят мимо нас кругами;
И хутора, и тополя
Плывут, скрываясь за полями.
Вот под горою скит святой
В бору белеет за лугами...
Вот мост железный над рекой
Промчался с грохотом под нами...
А вот и лес! – И гул идет
Под стук колос в лесу зеленом:
Берез веселых хоровод,
Шумя, встречает нас поклоном.
От паровоза белый дым.
Как хлопья ваты, расползаясь.
Плывет, цепляется по ним.
К земле беспомощно склоняясь…».
– А дальше слов не знаю. Концерт окончен. Слушателям спасибо.
– Хорошие слова. Как будто про наш поезд.
– Да, похоже. Вот только беда: хутора родные русские вокруг сейчас стоят, до сих пор не восстановленные после войны. Тяжелая картина.
– Да, я тоже смотрел и думал, сколько горя наша земля приняла во время войны. Когда сможет оправиться?
Они замолчали, глядя в окно. Потом Вера спросила:
– Андрей, как насчет того, чтобы сходить пообедать? Вагон-ресторан – рядом.
Вскоре они сидели за столиком, и расторопная официантка записывала заказ в блокнотик. Другие места в этот час оказались не заняты. Прежде всего, девушка принесла два бутерброда с черной икрой и бутылку жигулевского пива. В вагоне-ресторане было жарковато, несмотря на то, что официанты открыли несколько окон, занавески на которых хлопали на ветру как знамена. Вера, желая охладиться, выпила полфужера холодного пива и взялась за бутерброд. Съели по порции украинского борща в металлических судках, но от второго блюда отказались. Мужу принесли сто граммов московской водки в графинчике, он выпил и закусил горячим борщом и бутербродом.
– Ну, вот, Андрюша. Чувствую, что силы к тебе возвращаются, хотя аппетита пока не нагулял. Ничего, в санатории, на море, встанешь на ноги, я в этом твердо уверена.
Андрей молчаливо согласился и шепнул, что пойдет вздремнуть после обеда. Когда через часок проснулся, жены в купе не обнаружил. Вышел в коридор и встал у окна, кивнув инженеру, который смотрел в окно в другом конце вагона. Из «генеральского» купе слышались взрывы смеха и не совсем трезвые голоса. В купе летчика дверь была приоткрыта, он увидел там Веру, которая сидела вдвоем с женой полковника и оживленно говорила о чем-то.
Вера тоже заметила, что Андрей стоит в коридоре у окна. Махнула ему рукой, мол, иди к нам. Он улыбнулся и отрицательно покачал головой.
Немного погодя Савельевы сидели в своем купе, и Вера решила поделиться впечатлениями от беседы с молодой попутчицей.
– Посидели, поговорили мы с ней, жалко мне девчонку стало. Натерпится она от своего мужа-героя. Права голоса вообще не имеет. Всё везде только он, он, он! Вот и сегодня полковник с утра приговорил почти всю бутылку коньяка, остатки на столике стоят, и целый день играет в преферанс с генералами. А жена сидит одна-одинешенька, скучает.
– Ладно, тебе, Вера! Не самая тяжелая судьба у твоей соседки. Даже себя возьми, к примеру, тебе вообще годами одной пришлось сидеть, когда меня в командировки отправляли.
– Я все же войну пережила, блокаду прошла, да и старше была, а она еще вчера в куклы играла. И вообще, не нравится мне этот летчик, весь аж раздувается от собственной важности. Как же, академию только что закончил, командиром дивизии ПВО назначен, герой! Я посмотрела на его китель и пожалела, что ты едешь без орденских планочек. У тебя явно больше наград. Только звезды Героя нет.
Андрей усмехнулся, вспомнив слова Судоплатова. Вера, между тем, продолжала тему и начала загибать пальцы:
– А что, разве я не права? После первой командировки за линию фронта тебя Красной Звездой наградили. После второй – орденом Красного Знамени. В 44-м году после снятия блокады ты гонялся за недобитыми гестаповцами и их прихлебателями, получил орден Отечественной войны. А медалей сколько: «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», «За оборону Ленинграда», «Партизану Отечественной войны»…
– Молодец, жена! Правильный учет ведешь. Только давай спать сейчас, поздно уже!
С утра все обитатели вагона, за исключением летчика с женой, которые сошли на вокзале города Туапсе, стояли в коридоре, не отрываясь от окон. Открылся восхитительный вид на море. Оно поблескивало на просторе до самого горизонта, переливалось палитрой красок, от темной синевы вдали, до теплой бирюзы ближе к берегу и зеленовато-желтоватой полоски у пляжной гальки, где купались и загорали под солнцем отдыхающие. Картина оказалась настолько притягательной и непривычной для тех, кто приехал на Черное море впервые или бывал здесь давно, что оторвать от моря взгляд было невозможно. Так и простояли, пока проводник не известил:
– Товарищи, через сорок минут подъезжаем! Конечная станция – Адлер. Прошу собирать вещи!
Вера быстро ушла в купе укладываться и одеваться по-южному. Когда Андрей вошел, жена была в легком сарафане на лямочках, светлой соломенной шляпке и босоножках на небольшом каблучке. Мужу достала светлые парусиновые брюки с пиджаком и белую тенниску. Скрипнули новой кожей летние сандалеты. Пока складывали остаток вещей и застегивали чемоданы, поезд, заскрежетав на последних стрелках, остановился. Пассажиры из коридора потянулись на выход.
На вокзале сразу попали в атмосферу непривычной жары и пряной смеси ароматов южных цветов и растений.
В ушах стрекотал дружный хор цикад. Андрей чувствовал, будто оказался на другой планете. Но первые ощущения, испытанные на кавказской земле, его приятно впечатлили. На площади быстро разыскали автобус, у которого табличка на дверце поясняла, что он следует в Гагры, в их санаторий.
С этого дня началась санаторная жизнь. По приезду на место супругов взяла в оборот врачебная комиссия, а после обследования начались медицинские процедуры, которые сочетались с купанием в море и прогулками по дорожкам просторного парка, где благоухали экзотические кустарники и деревья. Санаторий располагался на склоне горы в четырехэтажном здании из белого камня, с изящной колоннадой и широкой каменной лестницей, спускавшейся от нее прямо к пляжу на берегу моря.
В вестибюле здания вошедшие попадали в огромный зал с портретом товарища Сталина, изображенного в плетеном кресле на берегу озера Рица. Вдоль стен стояли стулья и столики в полотняных чехлах, в углу под такими же чехлами угадывался рояль, окруженный креслами. Из зала через правую дверь можно было пройти в столовую, а через левую выйти на лестницу, на верхние этажи, где находились двух и четырехместные палаты отдыхающих.
Савельевым предоставили двухместную палату, и они день за днем насыщались беззаботным отдыхом. Сложился их своеобразный внутренний распорядок: по утренней прохладе Вера бежала купаться в море, возвращалась, приводила себя в порядок и будила мужа к завтраку.
И это утро началось так же. Но Андрей проснулся в одиночестве и почувствовал, что он, наконец, отоспался, и со следующего дня начнет бегать на раннее купание вместе с женой. Когда в голову пришли такие мысли, он еще лежал с закрытыми глазами, но услышал, что Вера возвратилась и прошла сразу в ванную комнату, снять, прополоскать и отжать мокрый купальник. Открыв глаза, увидел, что она, накинув пляжное полотенце на плечо, вошла в комнату и задержалась у настенного зеркала, «подрисовать глазки и припудрить носик». Андрей смотрел на её стройную фигуру. На загорелые плечи спадали пряди мокрых каштановых волос, грудь, несмотря на рождение и кормление ребенка, не утратила форму. И талия стройная, и ноги такие, что нельзя не залюбоваться.
Вот Вера оторвала взгляд от зеркала, обмоталась полотенцем и прошла на балкон повесить купальник сушиться. Обратно в комнату порывисто шагнула так, что полотенце развязалось, и его вновь пришлось забросить на плечо. Направилась в ванную, но заметила, что Андрей лежит с открытыми глазами. Успела удивленно поинтересоваться:
– Ага, не спим?
Муж тут же поймал её за руку и потянул к себе.
– Отпусти, отпусти, разбойник! Мне нужно идти под душ, смыть с себя морскую соль! – не желала поддаваться она, стараясь высвободить руку.
– Соль совершенно нам не мешает, она полезная! – со смехом ответил Андрей, увлек Веру на кровать и стал целовать в шею, в самом деле, чувствуя легкий вкус соли.
– Вижу, что ты, наконец, ожил, – шутливо отозвалась Вера и перестала сопротивляться, уступив напору и ласке.
… Процедуры в то утро они пропустили, отправившись сразу на пляж. Долго-долго плавали, доплывая до буйков, Андрей нырял за ракушками, а Вера, раскинувшись на спине, нежилась в теплых волнах. Время подошло к обеду, но они отправились не в свою столовую, а в ресторан под открытым небом на соседней улице.
Выбрали место в тени под широким зонтиком и углубились в изучение меню. Официант-грузин предупредительно расположился у них за спиной. Вера воскликнула, хлопнув в ладоши:
– Хочу холодного вина! Белого!
Официант подсказал:
– Берите домашнее, не пожалеете!
– Хорошо, принесите кувшинчик! – распорядился Андрей, и официант на минуту исчез. Вернувшись, поставил на стол запотевший глиняный кувшин, сразу наполнив прохладным вином фужеры гостей.
– Что кушать будете?
– Капусту гурийскую, помидоры с зеленью, сыр осетинский, хачапури, баклажаны по-грузински… – Андрей замолчал, продолжая выбирать.
Официант решил уточнить:
– На горячее что брать будете?
Андрей поднял на него глаза, вспоминая, подумал и ответил:
– Несите цыплят табака!
Вера улыбнулась, впервые услышав название блюда:
– Табака? Их что, с табаком жарят?
Официант решил пояснить, обращаясь к мужчине, как принято на Кавказе:
– Э-э, дарагой, не так правильно назвать «цыплята табака»! Надо – «цыплята тапака» говорить, потому что «тапака» – это глубокая грузинская сковорода, специально предназначенная для приготовления таких цыплят.
– Спасибо за пояснение. Будем знать! – ответила Вера.
Стол скоро накрыли, и пришло время отдать должное каждому блюду. Закусок оказалось настолько много, что одного кувшина вина не хватило, чтобы их запить. Появились фрукты: виноград, гранаты, абрикосы, груши. Застолье сразу было признано незабываемым, как и весь отдых на Кавказе. Чокаясь с женой фужером, Андрей под настроение даже запел модную тогда «Кавказскую застольную»:
– «И как весело поется за столом у нас,
Дай Бог, дай Бог, чтоб мы пили не в последний раз!
Дай Бог, дай Бог, чтоб мы пили не в последний раз!»
Темнело, когда они из ресторана пошли гулять по многолюдной и шумной приморской набережной. Отдыхающие прогуливались парами или большими компаниями, встречаясь и снова расходясь, оживленно выкрикивая что-то друг другу, смеясь при этом.
Андрей с Верой долго стояли у парапета набережной, за которым начинался общегородской пляж. В вечерней темноте с моря дул прохладный ветерок, вдали мерцали огоньки плывущих судов, а над ними в небе загорались звезды. Приятный вечер супруги закончили на танцплощадке, где под музыку эстрадного трио – аккордеона, контрабаса и кларнета – кружились веселые пары.
Месяц санаторной жизни продолжался, спокойно и размеренно. Именно так и следовало поправлять здоровье после напряженной службы. Но незадолго до окончания срока пребывания в Гаграх произошел случай, который взволновал Андрея и вошел глубокой зарубкой в память.
Было это так. Андрей пристрастился ходить после ужина на волейбольную площадку, где несколько добровольно сложившихся команд отдыхающих день за днем вели между собой непримиримую спортивную борьбу. Его команда в тот день проиграла, и как нередко водится среди разгоряченных поединком мужчин, посыпались упреки друг к другу, типа «мазила», «кто так подает», «блок держать надо было», и тому подобное. Андрей, пытаясь успокоить партнеров, на ходу бросил: «Не корову же проиграли!» и ушел с площадки.
Вдруг его кто-то окликнул по имени. Обернувшись, Андрей увидел своего старого товарища по службе в Ленинграде Василия Зайцева. Вася как завсегдатай санаторного отдыха был одет в распространенную тогда полосатую пижаму, легкие сандалии и войлочную панаму с бахромой на широких полях.
Друзья на радостях обнялись и принялись расспрашивать, что, да как. Потом одновременно решили:
– Что мы на бегу-то? Надо где-нибудь «приземлиться» на вечер.
Зайцев сказал, что он в этом санатории уже второй раз и знает неподалеку место, где можно поесть вкуснейшие шашлыки. Решили пойти переодеться и встретиться на этом же месте.
– Веру пригласи! – крикнул вдогонку Василий.
Но Вера приглашение отклонила с женской разумностью:
– Знаю я ваши встречи с коллегами. После второй рюмки начнете о работе, а я буду рядом вроде молчаливого приложения. Нет уж. К тому же, сегодня у нас в клубе поет Рашид Бейбутов, а мне после фильма «Аршин Мал-Алан» очень хочется посмотреть и послушать певца. Так что, каждый займется своим делом!
Вскоре Андрей и Василий заняли места в маленькой шашлычной, через распахнутые окна которой открывался вид и на горы, и на море, и на живописные уголки курортного города. Заказали хозяину шашлык, овощей и коньяк. Никого кроме них в зале не было.
– Ахмед, никого сюда не пускай. Мы оплатим, – предупредил Василий шашлычника.
Имя Ахмеда было на слуху у многих отдыхающих в Гаграх. Он обладал колоритной внешностью: над густой курчавой шевелюрой, непонятно каким образом держался белых колпак, белая поварская куртка, размером с чехол от танка, покрывала его огромный живот, в разрезе куртки у шеи кучерявились жесткие черные волосы. Такие же волосы густо росли на его сильных руках. Притом, с его толстых губ не сходила доброжелательная улыбка, а приветливый голос звал зайти отдохнуть всякого посетителя. Любой, кто хотел посидеть один или с компанией, мог делать заказ днем и ночью. Стоило лишь постучать в окно, и через пять минут на столе стояли блюда с душистой зеленью, сочными помидорами и прочими закусками. Казалось, что Ахмед вообще не спит. Вместе с закусками он приносил вино, коньяк, чачу в зависимости от просьбы гостя. И уже запах готовящегося шашлыка щекотал ноздри. У печи тандыра бессменно сидела худенькая женщина в черном и пекла вкусный лаваш.
Прожевав кусочки нежного мяса, Зайцев спросил:
– Ты куда из управления делся тогда, в конце 1948 года?
– Меня Судоплатов отозвал из Ленинграда и назначил к себе, – без подробностей ответил Андрей.
– Вон как! А я уж не знал, что и думать. Был на переподготовке, учился. А возвратился, тебя уже нет в управлении, и народ болтал всякую чепуху, чуть ли не во враги народа тебя записывал. Сам генерал на собрании выступал, все грехи твои припомнил, и работал ты плохо, и бдительность утратил, и тэ дэ и тэ пэ.
– Что ты говоришь?! Ничего этого не знал. А дальше что было?
– Дальше много чего было. Но весной 1949-го Радимова сняли, и про тебя больше не вспоминали.
– Как это сняли?
– А так: из Москвы приехал генерал Питовранов, вошел в кабинет начальника управления и вышел через пять минут. Потом оттуда вышел Радимов, и больше его не видели. Позже зачитали приказ, что новым начальником управления назначили генерала Горского. Он все аресты по «Ленинградскому делу» и проводил.
– По какому «Ленинградскому делу»?
– Да ты что, брат, с луны свалился? Ничего об этом не знаешь? Где же ты был?
– Там! – неопределенно выразился Савельев и показал рукой за спину.
– Ясно. Судоплатов опять тебя «за бугор» направлял. Это хорошо, что ты все пропустил. Потому что мы тяжелые времена пережили. Я-то на всё со стороны смотрел, ведь меня после учебы перевели в МГБ Карелии начальником отдела. А в Ленинград приехали люди министра Абакумова, которые действовали крайне жестко.
Последние слова Василий произнес почти шепотом. Кто как не эти два человека в силу профессии знали, что у стен имеются уши, а за каждым произнесенным словом нужно внимательно следить. Они привычно соблюдали требования бдительности в разговоре, который был очень интересен для обоих.
Выпили по рюмке, и Андрей так же тихо спросил:
– Что же там произошло?
Василий поставил свой стул рядом с Андреем и вполголоса рассказал:
– В феврале 1949-го в Ленинград приехал Маленков, его тогда снова секретарем ЦК КПСС избрали, и провел тщательную проверку работы ленинградского руководства. По результатам проверки вышло постановление Политбюро «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) Кузнецова и кандидатов в члены ЦК Родионова и Попкова». Родионов занимал в то время пост Председателя Совета Министров РСФСР, Попков – секретаря Ленинградского обкома партии. Вскоре все трое получили партийные взыскания и были сняты со всех постов.
Андрей вспомнил, что Судоплатов предупреждал его, что так и случится. А Василий тем временем продолжал:
– По делу проходили председатель Ленинградского исполкома горсовета Лазутин, бывший председатель Ленинградского облисполкома Соловьев и другие. Вскоре начались аресты. Кроме тех, кого я перечислил, взяли заместителя председателя Ленсовета Галкина, людей, близко связанных с ними по работе, родственников. Сейчас идет расследование, но уже известно, что признательные показания о совершенных преступлениях от арестованных получены.
Андрей удивленно качал головой, слушая друга. Налил рюмки, оба разом их выпили. Потом позвали хозяина и заказали еще коньяку и шашлык.
Василий вновь очень тихо сказал:
– Арестован и наш бывший начальник Управления Петр Николаевич Кубаткин.
У Андрея вырвалось:
– Да ты что?
– Да. Что есть, то есть. Сразу стало ясно, что близости к руководителям Ленинграда во время войны ему не простят. Ответственные работники, направленные Абакумовым, сидели в нашем Управлении, перебирали все архивы, беседовали с сотрудниками и, в конце концов, нашли то, что искали. Петру Николаевичу предъявили обвинение в том, что он совершил должностное преступление. Знал о преступной деятельности ленинградского руководства, но не доложил об этом наверх. Следствие по его делу продолжается.
– Василий, если бы я остался в Ленинграде, то «каток» прошелся бы и по мне.
– Я и про себя так же думаю. При Радимове мы с тобой оставались теми немногими, кто служил вместе с Кубаткиным с начала войны. Выполняли его приказы, получали от него поощрения. Для тех, кто приехал по душу Петра Николаевича, мы были бы нужным материалом.
– Давай выпьем за то, что нас эти жернова не перемололи.
Они сидели еще долго, делясь впечатлениями и воспоминаниями. Но в санаторий вернулись вовремя до 12 часов ночи и разошлись по палатам. У них за плечами была суровая школа жизни.
Утром Вера долго не могла добудиться мужа. Наконец, он встал и пошел под душ. Вера ему сказала:
– Поздненько вы с Васей вчера засиделись. Я волноваться начала. Но потом слышу с улицы слова ленинградской песни про тех, кто командовал ротами и замерзал на снегу, в исполнении знакомого мужского дуэта. Хорошо поют, думаю. Значит, все в порядке.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
=====================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
===================================================
Желающим приобрести повесть "Две жизни офицера Де Бура" с авторской надписью обращаться dimgai@mail.ru
======================================================