Из воспоминаний бывшего старшего следователя следственного отдела УКГБ Томской области
А. И. Спраговского
о механизме политических репрессий в 1936–1938 гг.
Ноябрь 1988 г., г. Северск
В последнее время в периодической печати стали освещаться события сталинских репрессий, и многие историки обращаются к живым свидетелям с тем, чтобы восстановить правду, показать каковой она была в действительности.
Я отношу себя к таковым свидетелям, знающим о репрессиях 30-х годов по тем документальным материалам, с которыми мне довелось работать в период с 1955 по 1960 годы, т. е. время реабилитации советских граждан, объявленной решениями XX съезда КПСС.
В то время я был старшим следователем следственного отдела Управления КГБ по Томской обл. На мою долю выпало пересмотреть и составить заключения о реабилитации на десятки тысяч необоснованно расстрелянных советских граждан в 1937—1938 гг. Передо мной раскрылась картина вопиющего беззакония, искусства фальсификации дел бывшими работниками НКВД Запсибкрая, Томского горотдела и Нарымского окротдела НКВД. […]
Дело по обвинению Овчинникова
Как известно, до 1946 года Томская область входила в состав Запсибкрая, а затем Новосибирской области. Проведение массовых репрессий в 37–38 годах осуществлялось под руководством УНКВД по Запсибкраю.
Для того, чтобы понять, как развертывались события того периода, надо изучить дело по обвинению бывшего начальника Томского Горотдела НКВД Овчинникова Ивана Васильевича.
До 1940 года это один из активнейших сотрудников органов НКВД, осуществивший изоляцию многих тысяч томичей, за что был награжден орденом Ленина. А в 1940 году сам он был обвинен в грубых нарушениях соц.законности и расстрелян.
В деле Овчинникова имелась стенограмма совещания, проведенного начальником УКНВД Запсибкрая Мироновым со всеми начальниками Райгоротделов НКВД края по организации проведения операции на местах.
В памяти у меня сохранились лишь отдельные моменты из этого документа. Прошло ведь более 30 лет, как мне довелось знакомиться с ним в связи с пересмотром ряда дел.
Главные из них — тезис Сталина о том, что по мере продвижения вперед к победе социализма усиливается сопротивление остатков эксплуататорских классов. Отсюда следовала установка на изоляцию всех бывших кулаков, белогвардейцев, переселенцев, колчаковцев, немцев, поляков, латышей, т.е. всех тех, кого считали бывшими людьми.
На совещании, а проводилось оно в начале 1937 года, была дана установка сколько человек арестовать в каждом районе, городе, округе и пустить по первой и по 2-й категории.
Это означало —
расстрелять — 1-я категория;
осудить на 10 лет без права переписки — 2-я категория.
Так, по городу Томску предлагалось пустить по 1-й категории 10–20 тысяч человек и более, но не менее 10 тысяч. По второй категории — не менее 20 тысяч человек.
Были предусмотрены мероприятия по оснащению аппарата НКВД транспортом, бумагой, машинистками и так далее на период проведения операции. Новокузнецк вызвался на соревнование с городом Томском, кто больше арестует «врагов народа» по указанным категориям. Томск оказался победителем, за что Овчинников и получил орден Ленина.
На местах были разработаны схемы различных контрреволюционных формирований. Так, наиболее обширной и разветвленной оказалась так называемая контрреволюционная кадетско-монархическая повстанческая организация, действующая в Запсибкрае во главе с бывшим генералом Эскиным, бывшим князем Волконским, Ширинском-Шахматовым, Пироцким, Долгоруковым, Баландиным и прочими.
В основу построения этой организации был положен армейский принцип. Дивизия — полки — и др.
Штаб этой организации, якобы, размещался в Новосибирске, полки — в городах, районах, батальоны, роты, взводы — по местам сосредоточения людей, взятых на учет для последующей изоляции. Списки людей, подлежащих аресту, повсеместно были подготовлены заранее, до объявления начала операции.
В условиях Нарымского округа, где основным транспортным средством служила река Обь, было найдено оригинальное решение. С низовья реки Обь отряды НКВД по реке в сторону Колпашево на двух баржах доставили в Нарымский окротдел НКВД «врагов народа» Александровского, Каргасокского, Парабельского, Колпашевского районов.
В целях обеспечения охраны эти баржи были поставлены на якоря по середине реки, откуда арестованные доставлялись в окротдел на берег города Колпашево лодками.
Это, так сказать, организационная сторона решения этого вопроса.
Подробнее о деле контрреволюционной кадетско-монархической повстанческой организации "Союз спасения России" читайте в мартовской публикации нашего канала.
Как практически проводилась работа по реабилитации граждан
В 50-е годы многочисленные заявления стали поступать от родственников осужденных о пересмотре дел. Поручения исходили от прокуратуры области, где пом. прокурора по надзору за следствием в органах госбезопасности был Волков Анатолий Константинович. Это по делам, поднадзорным органам прокуратуры. И от помощника Военного прокурора СибВО — Ларионова Ивана Абрамовича по делам, поднадзорным военной прокуратуре. Ведь кроме упомянутой выше «контрреволюционной» организации, участники которой обвинялись по ст.58-10-11 УК РСФСР, сфабрикованы были дела на большое число участников других «контрреволюционных» организаций, обвинявшихся в шпионаже, измене Родине, диверсии вредительстве и т.д. поднадзорных Военной прокуратуре. Около пяти лет десятку работников следственного отдела УКГБ по Томской области пришлось посвятить проверке обоснованности обвинения граждан в надуманных преступлениях. Чего только не было в их «признательных» показаниях!
Это взрывы мостов через реки Томь и Обь, которых не было; взрывы пихтовых заводов, электростанций и тому подобное. Приходилось допрашивать тысячи свидетелей, знавших осужденных, чтобы установить истину, разъезжая по районам области. И, как правило, все обвинения, которые вменялись в вину осужденным, не находили своего подтверждения. А бывшие работники НКВД, которых удавалось разыскать, такие как Карпов Сафрон Петрович — Нарымский окротдел, Салтымаков, Казанцев, Лев и другие, уже работники областного аппарата УКГБ, показали, что фальсификацией следственных дел они вынуждены были заниматься по указанию «сверху», в силу тогдашней обстановки.
О допросах Карпова и Смрнова читайте в нашей публикации рубрики «Допросы бывших сотрудников НКВД. Дело I. Обвиняемые говорили "пишите все, что хотите" и подписывали протоколы».
Салтымакову посвящена отдельная большая статья на нашем канале, опубликованная в той же рубрике в январе — «Допросы бывших сотрудников НКВД. Дело IV. Что бы я смог сделать один против такой системы?»
Как фабриковались следственные дела
В зависимости от того, к какой «контрреволюционной» организации причислялись арестованные, заводились и следственные дела. Это были и групповые до 100–200 человек, и одиночные.
Как правило, работниками НКВД составлялся список с указанием фамилии имени и отчества, где сказано, что эти лица являются участниками, например, «контрреволюционной кадетско-монархической повстанческой организации», действовавшей в Каргасокском районе. Или участниками «Польской организации войсковой», «правотроцкистской организации» и т. д.
В отдельных случаях имелась виза прокурора — «арестовать».
В каждом одиночном деле имелся ордер на арест, в котором указывалась принадлежность к той или иной контрреволюционной организации, протокол производства обыска с указанием понятых, что облегчало нам устанавливать свидетелей в процессе пересмотра дел, так как указывались фамилии понятых.
Протоколы допроса обвиняемых размножались в нескольких экземплярах на множительных аппаратах, показания их перекрывались признаниями в причастности к организации и приводились конкретные факты подрывной деятельности. Люди, умевшие писать, учиняли свои подписи под каждым листом, а неграмотные ставили отпечаток пальца.
В процессе проверки оказалось, что эти дела являлись плодом фантазии работников НКВД, а вменявшиеся в вину факты «подрывной деятельности» опровергались собранными доказательствами.
Ведь для объективных выводов о том, был ли в действительности взорван мост через реку Обь или Томь, нужно было находить лиц, живших в то время в одном районе с осужденными, и путем их допроса опровергать подобные факты обвинения, хотя из истории Сибири было известно, что таковых мостов в то время не было. Таким же образом проверялись факты по взрыву пихтовых заводов.
Как показали старожилы, в таежных поселках отдельные кустари занимались выработкой пихтового масла примитивным способом. Такие установки в воображении работников НКВД выдавались за пихтовые заводы, а их уничтожение, как конкретные факты «подрывной деятельности».
По каждому делу составлялось обвинительное заключение, а в конце приобщалась выписка из решения Тройки НКВД, где указывалось, что такой-то осужден к ВМН — расстрелу с указанием даты принятия решения. По отдельным делам ВМН заменялась 10-ю годами с отбытием в лагерях без права переписки.
В состав Тройки входили — начальник УНКВД, прокурор Запсибкрая и секретарь крайкома партии.
В процессе пересмотра дел этой категории было установлено, что подписывать протоколы или оставлять отпечатки пальцев обвиняемые вынуждены были под физическим или моральным воздействием. Широко применялись недозволенные методы ведения следствия: угроза оружием, зажим между дверями и косяком пальцев рук и последующим давление с вызовом нетерпимой боли; сидение часами на спинках стульев и т. д.
Обработке к подписанию протоколов подвергались арестованные и через провокаторов, которые специально подсаживались в камеры сотрудниками НКВД.
Как приводилось исполнение приговора — Решение Тройки
В городе Колпашево, как показал один из исполнителей Караваев Сергей, была создана специальная бригада. Для поддержания их боевого духа постоянно давался спирт. Рядом со зданием Окротдела НКВД была большая площадка, обнесенная высоким забором, там была вырыта яма, куда можно было подойти по специально устроенному трапу. В момент расстрела исполнители находились в укрытии, а при подходе арестованного к определенному месту раздавался выстрел, и он сваливался в яму.
В целях экономии патронов была внедрена система удушия петлей с применением мыла.
Вот одни из эпизодов того времени.
Будучи пьяными, исполнители решили поглумиться над молодой возлюбленной парой, оказавшейся приговоренной к расстрелу. Под предлогом сохранения жизни им предложили совершить половой акт со связанными руками на глазах у исполнителей. Молодой человек выполнил волю своих повелителей, и в этот момент были накинуты и затянуты петли на обе жертвы.
В конце 60-х годов река Обь стала размывать берег, где производились расстрелы в Колпашево. Останки расстрелянных вымывалась водой и уносились в неизвестность.
В городе Томске имел место и такой эпизод. Ночью на двух автомашинах, загруженных трупами расстрелянных, выехали работники НКВД в лес за город для сжигания трупов. Операция проходила строго секретно. Никто из посторонних не должен знать о месте сжигания и о самом факте сжигания трупов.
Однако на рассвете в лесу попал пешеход, идущий навстречу автомашин. Руководивший операцией сотрудник обратил внимание, что из-под брезента, которым был укрыт кузов машины, торчит нога. Это дало основание полагать, что встретившийся пешеход понял о цели перевозки. Последнему предложили ехать до места, где было организовано сжигание трупов. А для того, чтобы весь этот процесс остался в строгой тайне, не было лишних свидетелей, в разведенный костер кинули того пешехода, где он заживо и сгорел.
Для чего я об этом пишу? Для того, чтобы показать какие зверства и произвол чинились в те годы. Это лишь отдельные факты, которые стали мне известны при пересмотре этой категории дел, которые выпали на мою долю.
По каждому делу после проверки обоснованности предъявленного обвинения нами составлялось заключение, в котором делались выводы о реабилитации осужденных. Окончательное решение принималось судебной коллегией областного суда или же военной прокуратуры, т. е. по поднадзорности.
Достоверно мне известно, что из всех пересмотренных дел лишь только в отношении одного — Пушнина Ивана (кажется Петровича) [прим. ред.: Пушнин Иван Федорович], осужденного к 10 годам ИТЛ, приговор был оставлен в силе, а в отношении других десятков тысяч дела производством прекращены из-за отсутствия в их действиях состава преступления. О Пушнине Иване — ниже.
В какой обстановке, или как это было принято говорить — атмосфере — приходилось нам работать
Во главе управления КГБ по Томской области стоял полковник Прищепа Степан Адамович. Начальниками отделов были подполковник Казанцев Павел Авдеевич, Печенкин Иван Николаевич, Карпов Сафрон Петрович (ОУВД), Салтымаков, Лев А.И., Большаков И.В. и другие, то есть те, кто в 1937–38 годах фальсифицировал эти дела.
В своих предписаниях прокуроры требовали допроса работников НКВД, принимавших участие в расследовании дел 37–38 гг., а руководство — Управления КГБ всячески препятствовало этому. Когда начался процесс пересмотра, мы еще не знали, что сам Прищепа С.А., будучи в Москве, сфабриковал дело по обвинению работников Министерства Внешней Торговли в причастности к Японской разведке, за что поплатился лишь в 1960 году.
Всякий раз для допроса кого-либо из работников НКВД требовалась санкция самого Пришепы С.А. Когда же таковая появлялась, груды дел предъявлялись тому же Карпову С.П. для ознакомления и дачи показаний по существу. Стоило ему раскрыть одно из предъявленных дел, как, не вдаваясь в суть находившихся там документов, он пояснял, что все эти дела были сфальсифицированы с учетом требований того периода времени. И так пояснял каждый из бывших работников НКВД, которых удавалось разыскать и допрашивать.
К концу 1959 года в распоряжении работников следственного отдела накопилось много компрометирующего материала в отношении названных выше руководителей отделов и Управления, деятельность которых была несовместима с высоким званием чекиста и члена партии. Об этом на одном из партийных собраний Управления я выступил с трибуны собрания и потребовал принятия к ним мер, граничащих с увольнением из органов КГБ и исключением из партии. Тут же после собрания я был приглашен в кабинет начальника Управления Пришепы С.А., где в присутствии всех фальсификаторов был обвинен «в клевете на руководящий состав органов КГБ и охаивании старых чекистских кадров».
Такую формулировку им удалось протащить на общем партийном собрании, где уже рассматривалось мое «персональное дело» и был объявлен «строгий выговор» с занесением в учетную карточку члена КПСС.
Через некоторое время мое персональное дело рассматривалось на бюро Кировского РК КПСС, где первым секретарем был Слезко Петр Яковлевич, ныне зам. отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС в Москве.
Ни Слезко П.Я., ни другие члены бюро даже не соизволили выслушать мотивы, которыми я руководствовался на собрании, и утвердили решение партсобрания УКГБ по Томской области.
Объявить члену КПСС Спраговскому Анатолию Ивановичу строгий выговор с занесением в учетную карточку «за клевету на руководящий состав и охаивание старых чекистских кадров». Ну, а затем, как говорят, не мытьем, так катаньем, предпринимались попытки избавиться от меня, для чего воспользовались Законом о значительном сокращении вооруженных Сил СССР. В апреле 1960 года по этому закону я был уволен в звании капитана из органов КГБ.
Вскоре были уволены из органов и бывшие фальсификаторы, в том числе и Прищепа.
Теперь о некоторых конкретных делах того периода, сохранившихся в моей памяти
Дело Пушнина
Из Военной Прокуратуры СибВО поступило дело по обвинению Пушнина Ивана, Татыржи и др. всего 32 али 34 человека в принадлежности к контрреволюционной организации «Партия героев Польши».
Все обвиняемые, а это относилось к периоду 1932–33 гг., Судебной коллегией Военного трибунала были осуждены к ВМН, а в отношении Пушнина Ивана по представлению органов НКВД было принято Президиумом Верховного Совета СССР постановление о помиловании. Высшая мера была заменена 10 годами лишения свободы.
Пробыв в заключение 10 лет, Пушнин решил реабилитироваться и с подробнейшим заявлением обратился в военную прокуратуру. Дело это проверялось мною где-то в 1956–57 году. Из Казахстана был вызван сам Пушнин. И вот его рассказ, подтвержденный другими доказательствами по делу.
В 1932 году он работал землеустроителем в Томской Зем. управе. Сотрудничал с органами НКВД. В селе Петухово Томского района проживали семьи польской национальности: Татыржа, Лисовские, Лещинские и другие, которые приехали, спасаясь от голода с Белоруссии.
Работники Томского горотдела НКВД, среди которых особую роль играл Федоров, разработали анкету, из которой следовало, что заполнивший эту анкету считался участником контрреволюционной шпионско-диверсионной организации «Партия народных героев», руководимой 2-м генштабом Польши.
Пушнину была поставлена задача войти в доверие Татыржи и других поляков села Петухово и, выдавая себя за представителя 2-го генштаба Польши, заполнить на всех взрослых поляков анкеты. У Татыржи была дочь 18 лет Валя, на которой Пушнин по заданию органов НКВД вынужден был жениться. После этого он чувствовал себя среди поляков своим человеком. Заполнив анкеты, Пушнин вначале показал их Федорову, затем определились с местом хранения анкет в доме Татыржи в тайнике. В одну из зимних ночей выездной бригадой работников НКВД была проведена операция в селе Петухово. Пушнина к этому времени отправили в Калужскую область, инсценировав его побег. Во время обыска в тайнике у Татыржи обнаружили анкеты на членов «Партии народных героев», после чего произвели их арест. Внешне все выглядело правдоподобно.
На допросах все арестованные — 32 или 34 человека, в том числе и Валя — жена Пушнина, пояснили, что анкеты они подписали по просьбе Пушнина.
Была ли в действительности такая партия, они не знают, но Пушнин говорил им, что он является представителем 2-го Генштаба Польши.
Поскольку дело принимало иной оборот, как это было задумано Федоровым, вызвали Пушнина из Калуги, составили документы, указывающие на его поимку в результате объявленного розыска, и привлекли по этому же делу, пообещав вывод его из дела после того, как будут проведены очные ставки с другими арестованными по делу.
Как и было обусловлено, Пушнин на очных ставках изобличал всех обвиняемых в причастии к организации «Партия народных героев».
К моменту рассмотрения дела в суде выездной сессии военного трибунала, Федоров инсценировал повторный побег Пушнина уже из тюрьмы, организовал фотосъемку его в гробу, а фотокарточки для убедительности показали арестованным по делу. Вначале жене Вале Татыржа, затем ее отцу и т. д. Такими действиями Федоров пытался вывести из-под суда своего агента Пушнина.
Однако в суде все обвиняемые не признавали себя виновными в предъявленном им обвинении и ссылались на Пушнина, как представителя 2-го Генштаба, а была ли названная организация, они не знают. А Пушнин, как они убедились по фотокарточке, умер.
Перед судом стал вопрос, как поступить с рассматриваемым делом? Выход был найден. Федоров провел ряд «оперативно-розыскных действий», доказал, что умышленный побег Пушнина и фото в гробу предприняты им, якобы, с целью уйти от «возмездия». Пушнину опять была обещана свобода при условии, что в суде он изобличит всех обвиняемых в причастности к «Партии народных героев».
В судебном заседании Пушнину удалось изобличить Татыржу и других в том, что они фактом подписания анкет стали участниками «Партии народных героев».
Военная коллегия приговорила всех обвиняемых по делу к высшей мере наказания — расстрелу. Как уже указывалось выше, Пушнин избежал расстрела. Долгое время он после суда оставался на свободе, а в 1937–38 гг. активно использовался как провокатор работниками Томского ГО НКВД в камерах заключенных.
Ему была устроена сытная жизнь, на правах следователя Пушнин сам фальсифицировал дела на арестованных в 37–38 гг.
Когда же кончился произвол, вышло постановление о нарушении соц. законности и Пушнина отправили по этапу и лагерь для отбытия наказания, чего он никак не ожидал.
С учетом той провокаторской деятельности, что описана выше в момент пересмотра дела было принято решение прокурором и Военной коллегией — приговор в отношении Пушнина оставить в силе.
Разбору дела «Партии народных героев» посвящена отдельная глава в книге доктора исторических наук Валерия Николаевича Уйманова «Репрессии. Как это было...». Читайте в нашей публикации из рубрики «Допросы бывших сотрудников НКВД. Дело III. Партия народных героев».
Повстанческая организация в Зырянском районе
Для иллюстрации практики фальсификации дел того периода можно остановиться на групповом, свыше 200 человек, деле в Зырянском районе.
В селе Окунеево, ближе к Таежке, на поселении проживал бывший адвокат Попов с женой. Его-то и сделали руководителем «повстанческой организации». Аресту Попова предшествовала массовая операция по изъятию у населения, проживавшего на территории Зырянского района, огнестрельного и холодного оружия. В условиях строжайшей конспирации работники НКВД закопали изъятое оружие недалеко от дома Попова в лесу. Затем по разработанной схеме была проведена операция по аресту «чуждого элемента» в районе.
В ночное время группа работников НКВД произвела арест Попова; учинила тщательный обыск, при котором служебная собака вывела на склад захоронения оружия, т.е. того, что было закопано в лесу недалеко от дома Попова самими работниками НКВД. Одновременно с этим начались массовые аресты в районе. Арестовали всех, у кого были изъяты ружья, дробовики, ножи и т.д. Если читать материалы этого объемного дела, то можно представить, что в Зырянском районе действовала глубоко законспирированная повстанческая организация, во главе которой стоял Попов.
В процессе проверки все факты предъявленного обвинения были опровергнуты, а проходившие по делу люди, свыше двухсот человек, посмертно реабилитированы.
Как проходила изоляция партийного и советского аппарата в 1937–38 годах
По этой категории дел тоже сплошная фальсификация.
Когда-то секретарем ЗапСибкрайкома BКПБ был Эйхе. К 1937 году он стал Наркомом Земледелия. В Москве Эйхе в числе других был арестован как «враг народа» и обвинен в причастности, кажется, правотроцкистскому центру. По ЗапСибкраю покатилась волна арестов всех секретарей Горкомов, Райкомов, Обкомов, а также представителей исполкомов, работавших в период пребывания Эйхе секретарем Крайкома ВКПб. Единицы из этой категории были осуждены на 10 лет, как Малышев — секретарь Томского Горкома, остальные к высшей мере — расстрелу. В ходе пересмотра была установлена несостоятельность обвинения этих людей, и дела были прекращены за отсутствием в их действиях состава преступления.
Партийно-советский аппарат, подвергшийся репрессии в 1937–38 годы по ЗапСибкраю, был полностью реабилитирован.
Подобная же волна арестов прокатилась и по высшим учебным заведениям города Томска.
Необоснованно были арестованы и расстреляны выдающиеся ученые Томских ВУЗов и техникумов. В результате провокаторской деятельности секретаря парткома Томского электромеханического института инженеров транспорта и связи Федосеева Луки Григорьевича аресту подверглись многие ученые этого института.
Зато в последующие годы Федосеев Л.Г. стал Секретарем Томского Обкома КПСС. Много раз я делал попытки допросить его по делам в момент пересмотра, однако Прищепа С.А. категорически запрещал. До сих пор появляется в печати имя Цехановского Александра Ивановича, ветерана лесной промышленности, Лауреата Гос. Премии. В поселке Тимирязево имеется дом-музей. Однако никто, очевидно, не знает, что по вине этого провокатора расстреляны сотни работников Тимирязевского леспромхоза по т.н. делу о вредительстве в Лесной промышленности в 1932 году. Это дело также пересмотрено, и все проходившие по нему обвиняемые посмертно реабилитированы.
Об аресте Михаила Федорович Малышев (1899), секретаря Томского горкома ВКП(б), и других руководителей партийного аппарата, осужденных по делу право-троцкистского центра, читайте в нашей публикации за 1 июля и в книге В.Н. Уйманова «Репрессии. Как это было».
Сколько людей погибло
Часто задают вопрос, сколько людей погибло в годы необоснованных репрессий?
У меня лично сложилось такое мнение, что погибло примерно столько, сколько в Великую Отечественную войну 1941–45 годов.
Когда бывал в населенных пунктах области в связи с пересмотром дел 1937–38 годов, то интересовался у старожилов, в сельских Советах и по обелискам, где были написаны имена погибших в годы войны, о потерях. Оказывалось, что часто число репрессированных превышало число погибших в ВОВ или же было или же было близким к нему.
Что же происходило после тех репрессий
Ярлык «враг народа» надолго укоренялся в умах людей. Вокруг оставшихся семей создавалась обстановка всеобщего презрения и унижения.
Слышались и утверждались неоспоримые мнения: жена врага народа, сын или дочь врага народа и далее по родословной лестнице. Напрочь была закрыта дорога в будущее детям, поскольку в анкетных данных фигурировали слова — отец арестован в 1937 г. А в справках органов НКВД-МГБ-КГБ указывалось, что это «враг народа».
Близкие родственники репрессированных не допускались к работе на ответственные участки, не принимались в ВУЗ и другие заведения, Прозрение последовало только в 50-годах. Жалобы арестованных и осужденных к 10 годам, с которыми они обращались в различные инстанции, вплоть до Сталина, оставались без рассмотрения. Многие из них приобщились к их следственным делам.
О судьбах выживших
Какова же судьба постигла тех, кто выжил и прошел трудный путь в лагерях?
Истории известны зловещие факты беззакония того периода. В 40-х годах появилась директива «66» МГБ СССР, согласно которой аресту подлежали бывшие участники «контрреволюционной организации», то есть те, кто был осужден в 1937–38 гг. к 10 годам, выжил и вернулся на родину. Они снова были подвергнуты аресту, им предъявлялись прежние обвинения и решением внесудебного органа, т.н. «Особого совещания» при МГБ CССР назначалась повторная мера наказания на 10 лет лагерей. Свободно вздохнули уцелевшие от всех бед только после реабилитации в 1956–60 годах. Хотел бы поведать и еще об одной несправедливости в отношении уже реабилитированных «врагов народа».
Вместо того, чтобы родственникам сказать правду о постигшей судьбе их отца, брата, сестры, деда, арестованных в годы Сталинских репрессий, измышлялись данные о том, что они умерли в лагере от того или иного заболевания. Работникам учетно-архивного отдела УКГБ выдавался специальный перечень заболеваний, так фабриковался документ о причинах смерти и затем через ЗАГС оформлялись свидетельства о смерти.
Получив такое свидетельство, родственники успокаивали себя тем, что их отец, например, умер от воспаления легких, а не был расстрелян.
«Диагноз» ставился с учетом возраста, положения в прошлом и другим признакам.
Все это происходило уже в мое время работы в УКНГБ по Томской области.
___
Бывший ст. следователь УКГБ по Томской области
А. Спраговский
Вместо послесловия
В 1989 году Анатолий Иванович Спраговский впервые откровенно рассказал о своей работе в качестве следователя КГБ в 50–60-е годы и своем неожиданном увольнении из ведомства, ставшего правопреемником зловещего НКВД. Причем рассказал об этом не узкому кругу слушателей, а дал согласие на публикацию своих воспоминаний в ряде местных газет. В течение нескольких месяцев 1991 года его воспоминания под рубрикой «Записки следователя КГБ» привлекали внимание читателей. Их читали, обсуждали, ибо он первым стал говорить о репрессиях 30-х годов, не скрывая имен фальсификаторов и палачей.
В 1993 году Спраговский внезапно скончался, и рукопись его воспоминаний осталась незавершённой. Но и то, что сумел сделать этот человек, достойно нашего уважения. Тем более, что это сделал человек, который нашел в себе мужество не только поступиться «честью мундира» бывшего сотрудника советских чекистов, но и откровенно рассказать о том, как он стал работать в этом ведомстве, своем участии в ряде процессов, организатором которых были чекисты его поколения.
В его записках довольно подробно прослеживается эволюция взглядов и самого автора. Эволюция от послушного исполнителя чужой воли в качестве следователя КГБ до человека, посмевшего открыто выступить против своего начальства, замешанного в фальсификации ряда политических дел. В своих записках он довольно подробно и откровенно пишет о своей службе в качестве сотрудника МГБ в первые послевоенные годы и своем участии во многих неблаговидных делах, однако всё же главным делом его службы в управлении КГБ стали годы, связанные с процессом реабилитации жертв репрессий тридцатых годов.
Именно в ходе этой работы Анатолий Иванович Спраговский лично убедился в огромных масштабах народной трагедии, жертвами которой были ни в чем не повинные люди. В ходе процесса реабилитации ему приходилось допрашивать не только жертв произвола, но и их палачей, которые в то время занимали довольно высокие посты и должности.
Как известно, процесс реабилитации шел тогда выборочно, в строгой секретности и касался только тех лиц, родственники который обращались с заявлениями о пересмотре их дел. Другие дела, также явно сфальсифицированные, лежали без движения. О том, что это была реабилитация половинчатая, Спраговский вскоре смог убедиться лично.
Где-то в 1956 году, как он вспоминал, он пересматривал дела на работников партийного аппарата по связям с Эйхе, бывшим вождём сибирских большевиков. Изучив эти дела, он позволил выразить в то время сомнение в обоснованности обвинения Каменева и Зиновьева... Тут же по доносу одной работницы УКГБ он был вызван «на ковер» к начальнику управления С.А. Прищепе и в присутствии ряда руководящих работников получил разнос. Начальство обвинило его в том, что он не разбирается в политических моментах происходивших событий, искажает вопросы политической борьбы в партии и с врагами народа. За первым недовольством вскоре последовало новое...
Изучая множество архивно-следственных дел, из них он узнал много того, от чего волосы становились дыбом, а в венах стыла кровь. Самое поразительное для него было то, что среди многих фамилий фальсификаторов он обнаружил фамилии его непосредственных начальников, высших функционеров горкома и обкома партии, других известных и уважаемых в то время людей. В таких условиях работы группа по реабилитации оказалась «островом» во враждебном море. К концу 1959 года в распоряжении работников следственного отдела накопилось много компрометирующего материала в отношении названных выше руководителей Управления, и следователь Спраговский решил им дать бой. На одном из партийных собраний он открыто выступил по этому поводу и потребовал принятия к ним строгих мер вплоть до увольнения из органов КГБ и исключения из партии.
Это был бой, подобный бою Дон Кихота с ветряными мельницами. Сразу же после собрания он был приглашен в кабинет начальника Управления Прищепы, где уже сидели все высокопоставленные фальсификаторы, и был обвинён в клевете на руководящий состав КГБ и «охаивании старых чекистских кадров». Тут же вскоре было проведено партийное собрание, на котором было рассмотрено «персональное дело» А.И. Спраговского. Тогда ему был объявлен «строгий выговор» с занесением в учетную карточку, а затем, не откладывая дела в долгий ящик, — увольнение из «органов»: в апреле 1960 года он был уволен из органов KГБ.
В дальнейшем А.И. Спраговский работал старшим следователем прокуратуры Томска, а после, преодолев многочисленные козни бывших своих начальников и их друзей, трудоустроился на режимное предприятие в Томске-7, где проработал последующие 27 лет. В начале 90-х годов на волне перестройки и гласности он поставил предпоследнюю точку в своей борьбе с системой. Это было его заявление в первичную парторганизацию цеха № 20 Сибирского химкомбината о своём выходе из партии.
Последней точкой в его многолетней борьбе с системой, частью которой он также был несколько десятилетий, стали его «Записки следователя КГБ», к большому сожалению, не завершенные.
___
Василий Ханевич,
старший научный сотрудник,
сооснователь мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД»
Примечание:
От редактора добавлено разбиение текста на блоки, гиперссылки и врезки со ссылками на публикации канала.
Источники и литература:
- ГАТО. Ф. Р-1993. Оп.1. Д.60. Л.1–12. Подлинник. Машинопись;
- Шаркова Т.В. Вызов забвению. Документально-художественное исследование истории семьи. / Тамара Шаркова-Осыховская — Рязань: ИП Аладышева Г.Е. Издательский дом «Контраст», 2014 — с. 192;
- Спраговский Анатолий Иванович. Записки следователя. Машинопись. 20 с. 1990 г. Рукопись подготовлена к публикации на сайте музея В. Ханевичем;
- Уйманов В.Н. Репрессии. Как это было... (Западная Сибирь в конце 20-х – начале 50-х годов). — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1995. С.186–195;
Люди должны знать об этом
Музей «Следственная тюрьма НКВД»
#репрессии #репрессиивтомске #репрессиивсибири #томск #нквд #репрессивнаямашина #томскиймартиролог
#cоюзспасенияроссии #ровс #кадетскомонархическая #эсеровская #контрреволюционная #фальсификации #допросыследователей #реабилитация