О том, что писатель имел медицинское образование и работал земским доктором, знают многие, в основном благодаря циклу рассказов «Записки юного врача» и рассказу «Морфий». А вот о сотрудничестве Мастера с железнодорожной газетой «Гудок», на мой взгляд, упоминают не так часто.
Устроился на работу в газету Булгаков, по его словам в «самый черный период жизни»:. «Мы с женой голодаем… Обегал всю Москву – нет места». Шел 1922 год. Парадоксально, но взяли его на работу в «Гудок» только со второй попытки: «… в качестве обработчика. Так назывались в этой редакции люди, которые малограмотный материал превращали в грамотный и годный к печатанию». Первое испытание оказалось неудачным. В автобиографическом очерке «Мне приснился сон…» Булгаков пишет: «Мне дали какую-то корреспонденцию из провинции, я её переработал, её куда-то унесли, и вышел Абрам (знакомый, который привел его в редакцию «Гудка» – прим. авт.) с печальными глазами и, не зная, куда девать их, сообщил, что я найден негодным. В этом же очерке Мастер вспоминает: «…подвергся вторичному испытанию. <…> уже через неделю приблизительно я сидел за измызганным колченогим столом в редакции и писал...»
К. Паустовский так описывает рабочую атмосферу редакции железнодорожной газеты того времени : «В комнате <…> сидели за длинными редакционными столами самые веселые и едкие люди в тогдашней Москве – сотрудники «Гудка» Ильф, Олеша, Михаил Булгаков и Гехт. Склонившись над столами и посмеиваясь, они быстро писали на узких полосках газетной бумаги. В простенке висела ядовитая стенная газета «Вопли и сопли». В то время еще никто не подозревал, что в этой комнате собралась «могучая когорта» (так они себя шутливо называли) молодых писателей, которые вскоре завоюют широкую известность».
Валентин Катаев, также работавший в те годы в «Гудке», с большой долей юмора вспоминал своих коллег: «Представьте себе редакцию газеты – большую накуренную комнату, в которой 5, 6 или 10 небритых молодых людей, пишущих заметки, фельетоны, обрабатывающих письма с мест. И вообразите себе, что вдруг выясняется, что один из них давно написал пьесу и она принята и пойдёт во МХАТе, в лучшем театре мира. Страшно взбудоражен был весь «Гудок». Булгаков стал ходить в хорошем костюме и в галстуке. Но вдруг оказалось, что через некоторое время появляется пьеса другого гудковца, потом появляется пьеса третья, тоже гудковца, мои «Растратчики» и «Три толстяка» Олеши. Тогда все сотрудники «Гудка» перестали заниматься своими делами и начали писать пьесы. Когда бы вы ни пришли в «Гудок», у всех на столах лежат пачки бумаги и все пишут пьесы для Художественного театра.
Это было очень смешно и странно, что почему-то из железнодорожной газеты вышли авторы Художественного театра. Даже Станиславский был дезориентирован. И когда его спросили, работает ли театр с рабочими авторами, он не без гордости ответил: "Как же, как же, разве вы не знаете, что у нас идёт пьеса железнодорожника Булгакова и готовятся ещё две пьесы железнодорожников"».
В 1923 году Булгакова переводят из обработчиков писем в фельетонисты. Под своим первым фельетоном он подписывается: Герасим Петрович Ухов. Позднее подпись была сокращена до Г.П. Ухов. Казалось бы, невинный псевдоним. Но при воспроизведении вслух получается «ГэПэУхов», что вызывает ассоциации с ГПУ (Главным политическим управлением при НКВД РСФСР). За столь дерзкий псевдоним автор получил нагоняй от начальства.
Чтобы не быть раскрытым бдительными сотрудниками редакции, Булгаков изобретает более завуалированную подпись – Ф. С-ов. Не буду раскрывать содержания , уважаемые читатели. Предлагаю попытаться разгадать самостоятельно.