Герой статьи - участник Итальянского и Швейцарского походов Суворова, сражения под Аустерлицем, Отечественной войны 1812 года, Заграничных походов, генерал-инспектор всей кавалерии, наместник Царства Польского, наследник престола и даже 25-дневный император России. А ещё он человек со скелетом в шкафу, да не с одним. Предлагаю внимательно рассмотреть содержимое этого шкафа.
Издевательства над молодой женой
Бабушка решила женить внука в 1795 году, за год до своей смерти. Восемь дев, представленных Константину, были отвергнуты. Екатерина Великая не настаивала, давая возможность внуку сделать самостоятельный выбор. Его привлекла юная красавица Юлианна Заксен-Кобург-Заальфельдская, немецкая принцесса. При знакомстве Константин молча поцеловал руку своей избраннице, она заплакала.
- Не правда-ли, вы со временем полюбите меня? – проговорил великий князь.
- Да, я буду любить вас всем сердцем, - нежно прошептала в ответ Юлианна.
Венчание Константина Павловича и Юлианны-Генриетты, которая, приняв православие, стала зваться Анной Фёдоровной, состоялось в феврале 1796 года в Большой церкви Зимнего дворца. Константину было 17 лет, а его избраннице – 14. К сожалению, брак оказался неудачным.
Получив в подарок от Екатерины Великой в подарок Мраморный дворец, молодожёны стали жить самостоятельно. Но оказалось, что Константин к этому не был готов, без строгого контроля он стал позволять себе безобразные выходки. Анне Фёдоровне пришлось столкнуться с резкими перепадами настроения своего супруга, от показательной нежности до необъяснимой грубости и пренебрежения. Как вспоминала в «Мемуарах» фрейлина трёх императриц Варвара Николаевна Головина: «Немного спустя после свадьбы он забавлялся в манеже Мраморного дворца тем, что стрелял из пушки, заряженной живыми крысами». Однажды, став свидетелем мерзкой забавы мужа, Анна лишилась чувств. Тяжким испытанием для психики молодой женщины оказался эпизод, когда Константин прервал сеанс написания её портрета, насильно усадил на одну из стоящих в вестибюле китайских ваз и стал по ним стрелять. Знаки внимания к жене он выражал заламыванием и кусанием её рук.
Со временем и без того нелёгкое положение Анны Фёдоровны усугубилось неприлично вольным поведением мужа: кутежами с актрисами, скандальными изменами, шумными попойками. Последствия не заставили себя долго ждать - великий князь заразил жену венерической болезнью. Во дворце все обожали Анну, называли её «вечерней звездой», с возрастом она становилась ещё красивее. У Константина это вызывало приступы ревности, он запрещал ей покидать пределы личных покоев.
В 1801 году под предлогом поездки к заболевшей матери Анна Фёдоровна навсегда бежала из России, потребовала развода и спустя почти двадцать лет всё-таки добилась официального расторжения брака.
Участие в особо тяжком преступлении
В 1802 году петербургское общество было шокировано преступлением, совершённым «золотой молодёжью» столицы, в котором ведущая роль принадлежала великому князю Константину. Брат императора вляпался в историю, которая законом карается каторгой. Но, как известно, законы – это паутина, в которой застревают только мелкие мухи, а крупные сквозь неё с легкостью прорываются.
«Сегодня умерла жившая в Большой Миллионной одна госпожа по фамилии Араужо. Вчера она выехала из своей квартиры после обеда совсем здоровою, а в первом или во втором часу ночи была привезена в наёмной карете и внесена в её квартиру и оставлена в первой комнате в совершенном бесчувствии в одной изодранной грязной рубашке. Эта женщина была в коротких связях с генералом Бауром, безнравственным подлым кутилою, фаворитом и другом великого князя Константина Павловича. Его высочество, узнав об этой связи и увидев Араужо, пожелал ее иметь. Услужливый подлец охотно уступил ему свою любовницу, но она, любя Баура, с гордостию отринула предложение любви Константина Павловича, и что он ни делал, она не поддавалась. Озлобленный презрением к его страсти, великий князь придумал ужаснейшее наказание для Араужо. Он приказал своему любимцу вчера пригласить эту несчастную женщину к себе на квартиру, где было приготовлено с дюжину конногвардейских солдат, которым по ее приезде приказано было поочередно изнасиловать эту жертву неслыханного зверства, исполненного, как утверждают, в присутствии самого изобретателя наказания. В городе всюду громко говорят об этом происшествии, жестоко негодуют, а оно остаётся без наказания» (Ф.П.Толстой. Записки, стр.140, изд.РГГУ, 2001).
Вот как описывал события того дня декабрист В.И. Штейнгель: «…её схватили, зажали ей рот и отвезли в Мраморный дворец. Там были приготовлены конногвардейцы… Она потом отвезена была к своему крыльцу, и когда на звон колокольчика вышли ее принять, кареты уже не было. Несчастная Араужо, бросившись почти без чувств, могла только сказать: «Я обесчещена».
Об этом преступлении писала и графиня Эдлинг, любимая фрейлина императрицы Елизаветы Алексеевны: «В первые годы царствования Александра одна из пьянок Константина сопровождалась плачевными последствиями. Публика приходила в ужас, и сам государь вознегодовал до того, что повелел нарядить самое строгое следствие, без всякой пощады его высочества: так именно было сказано в приказе».
Комиссия под председательством графа Татищева приняла решение за столь мерзкий поступок уволить генерала Баура со службы, конногвардейцев посадить в тюрьму, а французскому негоцианту Араужо выдать солидную компенсацию за смерть жены от «апоплексического удара».
Через полтора года Баур уже участвовал с конногвардейцами в Аустерлицкой компании, а великий князь Константин, отделался «лёгким испугом».
Доведение до самоубийства
После победы над Наполеоном в состав Российской империи вошло герцогство Варшавское, названное Царством Польским. Великий князь Константин был назначен главнокомандующим польской армией и сразу взялся за её преобразование. Самое большое внимание он уделял внешнему виду солдат и офицеров. При этом и в гражданских, и в военных делах цесаревич проявлял бесцеремонность, бестактность и жестокость. Первыми на себе это почувствовали именно военные.
Клементий Колчаковский, состоявший на службе в инженерном корпусе, писал в своих воспоминаниях: «По мере того, как организация польского войска продвигалась вперед, великий князь Константин выказывал все большую строгость и врожденную дикость характера. Забывая о том, что перед ним находились ветераны итальянских и испанских легионов, которые зову Родины сами поспешили в ряды, он начал обращаться с офицерами и солдатами как с невольниками и рекрутами. От людей, покрытых шрамами, ветеранов сотни сражений он требовал той слепой точности и во внешнем виде, и в движениях, которая только палками могла быть привита русскому солдату. Каждое упущение в этом отношении давало повод к неистовому проявлению его гнева. Не проходило парада или учения, на котором бы он своими презрительными словами не опозорил бы в строю какого-нибудь офицера, не оскорбил бы нашей нации. Он начал бить палками старых солдат, понижать в должности заслуженных унтер-офицеров, отправлять офицеров и даже штаб-офицеров за малейшее упущение на гауптвахту. Недовольство и отчаяние охватило всех. Офицеры, которые не могли дольше сносить такого невиданного позора, стали подавать в отставку, некоторые из них даже, не видя никакой помощи, искали избавления от своих страданий в самоубийстве».
Весной 1816 года во время развода войск Константин Павлович обозлился на двух офицеров 3-го полка за какую-то оплошность и приказал им взять солдатские ружья, встать в строй нижних чинов и маршировать вместе с ними. Офицеры сочли себя оскорблёнными и обратились к начальнику полка с протестом против хамства главнокомандующего, но тот не осмелился доложить цесаревичу, а понадеялся, что все уляжется само собой. Но он ошибся.
Капитан 3-го полка Велижек явился к генералу Красинскому и обвинил его в бездействии в священном деле защиты офицерской чести. Генерал приказал посадить его под домашний арест. Цесаревичу опять ни о чём не доложили. Вскоре на квартире у арестованного Велижека собрались офицеры 3-го полка и поклялись в знак протеста лишить себя жизни.
В следующие три дня в полку «посыпались» самоубийства – покончили с жизнью офицеры Бржезинский, Герман, два брата Трембинских и сам Велижек, написавший перед смертью письма своему генералу и самому Константину. В них писалось, что «всякий поляк дорожит честью и не переносит оскорбления её. Но ни один из нас не запятнал ... себя преступлением против членов семейства своего монарха. Я считаю своим долгом предупредить Вас, чтобы вы не доводили моих соотечественников до отчаяния…».
Константин Павлович приказал генералу Тулинскому в присутствии всего полка извиниться от его имени перед теми двумя офицерами, которым он «преподал урок» на плацу. Генерал в точности исполнил приказание и, чтобы удостовериться, что инцидент исчерпан, обратился к обиженным офицерам с вопросом, удовлетворены ли они извинениями цесаревича. И тут офицер по фамилии Шуцкий заявил, что честь мундира теперь сохранена, но для сохранения личной чести он требует удовлетворения. Обескураженный генерал уточнил:
- Уж не хотите ли вы стреляться с великим князем?
- Да, разумеется, - ответил Шуцкий.
- Вы арестованы, - сказал генерал, - адъютант, возьмите его шпагу и отведите на квартиру.
- Итак, и мой час настал, и я последую за моими честными товарищами, но, к сожалению, умру, не получив удовлетворения, - заключил разговор Шуцкий.
Находясь под арестом, Шуцкий попытался повеситься, но его спасли.
Узнав о случившемся, цесаревич Константин в сопровождении своего гофмаршала Куруты отправился к оскорбленному офицеру, помещенному после попытки суицида на гауптвахту. Там было приказано собраться всем офицерам 3-го полка. В их присутствии великий князь обратился к Шуцкому со словами: «Вы объявили, что желаете стреляться со мной. Генерал Тулинский арестовал вас и тем не исполнил моего поручения так, как я того желал. Я явился сюда, чтобы исполнить ваше желание; смотрите на меня не как на брата вашего монарха, не как на генерала, а как на товарища, который очень сожалеет, что оскорбил такого хорошего офицера. Все мои дела в порядке, и генерал Курута получил мои указания, на случай моей смерти, как распорядиться всем тем, что я желал бы устроить».
Эти слова произвели должное впечатление на Шуцкого и он заявил, что полностью удовлетворён. Константин же стал настаивать на поединке. Тогда и остальные офицеры стали уверять главнокомандующего, что все удовлетворены. Тогда цесаревич потребовал от Шуцкого в доказательство искренности примирения, по русскому обычаю, обняться и поцеловаться. Развязка на некоторое время примирила польских офицеров с их главнокомандующим, но навряд ли они забыли о пяти своих однополчанах, наложивших на себя руки по вине цесаревича Константина.
Подстрекательство к дуэли
В жизни великого князя был еще один дуэльный эпизод с печальным исходом. О нём известно из рассказа Николая Макарова, служившего в Литовском полку: «Генерал Ушаков, командир Волынского гвардейского полка, уезжая в отпуск, сдал командование старшему полковнику Ралю. По возвращении из отпуска и при приеме полка обратно между Ушаковым и, Ралем произошел крупный разговор, а затем и вызов на дуэль. Раль был глубоко уважаем и любим всем полком, и вследствие этого многие штаб- и обер-офицеры горячо вступились в это дело, и, так как тут не было кровавой обиды, а только одно более или менее оскорбленное самолюбие, им удалось помирить поссорившихся. И вдруг узнает об этой истории великий князь. Сейчас же посылает к Ушакову и к Ралю своего адъютанта и свои кухенрейторские пистолеты и приказывает передать им следующее: военная честь шуток не допускает; когда кто кого вызвал на поединок и вызов принят, то следует стреляться, а не мириться. Поэтому и Ушаков, и Раль должны стреляться или выходить в отставку. Итак, поединок состоялся. У Раля было огромное семейство, и потому он просил отсрочить поединок на две недели чтобы иметь время привести в порядок свои дела и не оставить семейству путаницы. Он стрелял превосходно, а Ушаков весьма плохо. Но последний воспользовался отсрочкой и каждый день упражнялся в стрельбе из пистолета и набил себе руку. Роковой день настал. Раль стрелял первым и попал бы прямо в сердце противника, если бы не золотой образ, благословение матери, по которому пуля проскользнула, не задев Ушакова. Раль был убит наповал».
Возможно, в комментариях я опять прочитаю довольно часто встречающиеся в них слова: «не судите, да не судимы будите». Опережая их, скажу, что осуждать нужно и даже необходимо. Человек должен нести ответственность не только перед богом, но и перед людьми - это и есть мораль. А упование исключительно на божий суд ведёт к вседозволенности. Почему мерзавцам всё должно сходить с рук?!
Спасибо за прочтение. Делитесь своими мыслями в комментариях. Подписывайтесь. Татьяна.
Источники: Записки графа Фёдора Петровича Толстого
Жестокий цесаревич. Мир прекрасен. VK
Сплетни о семейной жизни в.к. Константина Павловича. ЖЖ
