Краткое содержание предыдущей статьи - я в ней написал, что самолет Водопьянова 21 мая 1937 года сел не на Северный полюс, а в 63 километрах от него. Поэтому рапорт о покорении полюса по сути являлся ложным. Значительное число комментаторов мне возразили, что отклонение 63 км это полюс и есть, с учетом погрешности, и это всех устроило. Но важно ведь не что считаем мы сейчас, а что думали действующие лица, исполнители и организаторы, чего хотел И. Сталин, и что ему обещал предоставить Шмидт. Об этом сегодняшняя статья с долей инсайдерской информации.
Не надо думать, что Шмидт полетел на полюс очертя голову, не оценив предварительно, что может случиться, и не наметив свои действия при различных вариантах. То, что я описал в прошлой статье, это были мои предположения, как мог бы действовать профессор, исходя из объективных обстоятельств и зная, как он отчитался после посадки. Но позже мне попался дневник журналиста Бронтмана и из него мы из первых рук знаем, что именно Шмидт обсуждал ПЕРЕД полетом на полюс. И что же оказывается? Все те проблемы, с которыми он столкнулся в реальности, он обдумывал еще до вылета. Совещание с главными действующими лицами проходило 21 апреля на острове Рудольфа, спустя два дня после прибытия эскадры с большой земли. Записи Бронтмана очень подробные, практически это стенограмма. Итак, смотрим:
«21 апреля 1937 года
СОВЕЩАНИЕ У ШМИДТА
Присутствуют:
Молоков, Шевелев, Спирин, Мазурук, Бабушкин, Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров, Дагмаров, Виленский, Трояновский, Бронтман».
Интересен состав участников. Понятно, что есть Шевелев, главный летный начальник, и Спирин, которому предстоит найти полюс. Летчики не все, присутствуют представители из трех экипажей, причем нет формально старшего Водопьянова, но в наличии Молоков. Кроме летчиков еще папанинская четверка, и три журналиста – Виленский из «Известий», кинооператор Трояновский, Бронтман из «Правды». А, есть еще замполит Догмаров, как же без комиссара? Впрочем, после перерыва появятся новые действующие лица, точно будет Водопьянов, но не станем забегать вперед. Первый вопрос, который задает Шмидт – когда улетать со льдины летчикам и провожающим. После недолгого обсуждения, Шмидт решает – только после выгрузки всего оборудования и развертывания радио. То есть через 5-6 часов. Лететь планируется всем четырем самолетам лететь одновременно. (Дальнейшие события показали, что это полная утопия). И тут Шмидт сразу переходит к конкретике:
«Шмидт: Второй предварительный вопрос- определение места. На какую точность определения с воздуха вы рассчитываете?
Спирин (прокашлявшись): Плюс-минус 20 км. Все зависит от условий полета».
Бронтман не забывает сделать ремарку насчет Спирина (прокашлявшись). Похоже, Спирин был совсем не уверен в своем ответе, и отвечать ему не очень хотелось. Но профессору ответ понравился:
«Шмидт: Это очень хорошо».
Понимаем, 20 км - такое удаление можно назвать полюсом. Далее Спирин рассказывает как же он будет определять место:
Спирин: У нас есть следующая возможность выдержать направление: радиомаяк, пеленг-проводка, СУК (солнечный указатель курса). Второе- отсечь курс на полюсе можно с помощью астрономии. Сегодня мы попробовали это на земле. Максимальная ошибка- 2 км., большинство определения было точно. Вообще, все эти исчисления будут производиться артельно. Федоров будет помогать мне вычислять линию Соммера. Остальные корабли будут пеленговаться, делать отдельные штурманские расчеты.
Шмидт: Определим на земле, с какой скоростью даст ответ. И достаточно ли одного ответа.
Федоров: Через 20 минут, точность до 1 км. Следующее наблюдение- через 2-3 часа».
Таким образом, сразу же в первый час после приземления Федоров обещает дать точные координаты. А Шмидт рассчитывает попасть на полюс с погрешностью 20 км. Именно отсюда эта цифра попала затем в первый доклад. Не с потолка взялась.
В дальнейшем в совещании возникает перерыв. Возможно, Шмидт выгнал навигаторов провести тренировочные измерения. У Бронтмана ремарка: «Перерыв на чай».
После совещание продолжается. Шмидт возвращается к точности измерений:
«Шмидт: Все определения на полюсе должны быть сделаны в такой форме, чтобы их можно было разослать иностранным учреждениям и отдать в музей».
То есть он прямым текстом говорит другим (и себе), что в научных отчетах врать нельзя.
«Спирин: Мы будем делать два наблюдения- приближенные- в течение получаса по секстану и пеленгу, а затем более точные…
Федоров: Только пеленгом.
Спирин: Точность будет 10-15 км».
Однако Шмидта не устраивают уверения в точности, он переходит на новый уровень и обостряет:
«Шмидт: Допустим, что, несмотря на все усилия, мы сядем не в 20, а в 50 км от полюса. Тогда вопрос может встать так: определиться и вновь вылететь. С точки зрения науки- все равно, политически- важнее сесть на полюсе. Нам надо знать с точностью до 10 км».
Как в воду глядел. Только ошибка оказалась еще больше. Но Шмидта и отклонение в 50 км – не устраивает. В отличие от некоторых комментаторов к прошлой статье, что уверяли, что это нормально, в пределах погрешности. У профессора другие требования к точности. В случае неудачи он готов поднимать самолет и сажать его второй раз ближе к полюсу. И объясняет:
«С точки зрения науки- все равно, политически- важнее сесть на полюсе».
Далее начинается бурное обсуждение, которое я приведу целиком:
"Бабушкин: Моторы выключим, закроем чехлами, подогреем. Просидим и сутки, чтобы сделать так, как ставит задачу страна. Изменится погода- просидим неделю. Связь с ЗФИ будет наверняка.
Папанин: Это будет очень рискованное предприятие. До 5 часов необходимо быть. Но сутки, неделю- чрезвычайно опасно. Может закрутить такая погода- рожки до ножки останутся.
Водопьянов: Я думаю, если сядем в 50 км- разгружаться, три машины- немедленно обратно, а одну, может быть, можно послать до полюса. Вспомните Амундсена- он семь площадок приготовил- лед сломал. Мае предложение- лететь, сразу определиться, сесть, выгружать, три машины обратно, одну оставить.
Шмидт: Хорошее предложение. На остальные случаи- решение в воздухе. Я пойду из-за этого на 170.
170 - это флагманский самолет Водопьянова "Н-170", Шмидт собирается лететь на нем и самому принять решение по обстановке. Далее он продолжает:
"Шмидт: Значит- сели, три машины выгружаются и уходят. Одна остается для удостоверения порядка и, может быть, посадки на оси. Принято?
Молоков: Мне непонятно оставление одной машины.
Спирин: Рации на остальных машинах работают очень плохо. Я не ручаюсь, что без флагмана дойдут до Рудольфа.
Шмидт: Там штурманы тоже опытные. Выйдут на ЗФИ.
Водопьянов: Посадить к Молокову радиста- разгрузить штурмана.
Шмидт: Можно обратно путь найти, товарищи командиры?
Алексеев: Да.
Молоков: Да.
Мазурук: Трудно. Астрономия может из строя выйти, радио ненадежно.
Шмидт: Если оставить там не 170, что ему одному будет еще труднее.
Мазурук: Я думаю остаться всем. В крайнем случае, слить с него бензин и улететь на трех.
Шмидт: Погода -раз, опасности больше- два.
Мазурук: 40 человек справятся лучше, чем 10. В крайнем случае, если будет трудно- лететь на трех, двух, одной машине. Целый коллектив в состоянии быстрее и лучше сделать все. И второе- второй раз найти эту точку очень трудно, ежели с оставшейся машиной что-нибудь случится.
Шмидт: Это тесно связано с вопросом -один или два рейса. Давайте сначала это обсудим.
Водопьянов: Мы летим сюда целый месяц, сидим неделями - не можем выбраться. Опыт показывает, что нам нужно постараться подняться сразу отсюда, взяв весь груз. Общий вес- 23,5 тн. У Мазурука- палка о двух концах. Мы можем потерять все машины. Мы в Тихую третий день не можем отправить самолет. Найти машину действительно будет трудно, но, может быть, оставшаяся машина задержится всего на 3-4 часа больше. Отто Юльевич пойдет со Спириным, воткнет флаг, смажет подшипники и - до свидания».
Далее вопрос перешел в обсуждение, два раза летать от Рудольфа к станции или один, и сколько груза можно взять за один подход.
Подводя итог - в случае слишком большого отклонения Шмидт намечал для себя два варианта. Первый, самый желательный – подняться с промежуточной льдины и все-таки перелететь ближе к полюсу. Именно этого «ждала от него страна», в лице товарища Сталина. И запасной – сгонять на полюс один самолет и символически смазать земную ось. Тоже успех, а не провал. Все остальное, ну такое… И в первый день, когда Шмидт сидел возле самолета со сгоревшей рацией, он наверняка крутил в голове именно эти варианты. Он от них в первый день не отказался. Это суровая действительность затем опрокинула его расчеты.
Продолжение следует.
Весь цикл статей о полетах на полюс в 1937-1938 гг находится здесь...
А ниже ссылка на мою книгу "В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи", опубликованную в издательстве Паулсен.