Найти тему

«ЛиК». О сборнике «детских» рассказов Джона Стейнбека под названием «Рыжий пони».

Укрощение Габилана.
Укрощение Габилана.

В сборник вошли четыре трогательных рассказа из жизни десятилетнего американского мальчика по имени Джоди на уединенном ранчо, затерянном где-то на лесостепных просторах Америки, ближе к Тихому океану.

Почитатели таланта Алексея Толстого, думаю, прочтут не без удовольствия. Напрашиваются прямые аналогии с «Детством Никиты». Некоторые эпизоды, например, знакомство Джоди с подаренным ему жеребенком пони по кличке Габилан, невольно сравниваешь с похожим эпизодом из детства русского мальчика Никиты. Там, помнится, конька звали Клопик. Седла и прочая лошадиная амуниция также фигурируют в обеих повестях. К несчастью, только, судьба Габилана оказалась трагичной. Сцена смертельного боя Джоди с коршуном, терзающим труп Габилана, – сильнейшая в рассказе.

Как Джоди живет в сельской американской глубинке, так и Никита – в деревенской российской глуши. Даже в характере мальчиков есть что-то общее. В отличие, например, от того же Тома Сойера, сравнение с которым, казалось бы, напрашивается само собой: одна страна, один антураж, приблизительно один возраст, но при этом какие разные дети. Том Сойер – озорник из озорников, и прост как молодой редис, а Джоди и Никита – ребята скромные, воспитанные, иногда по-мальчишески жестокие, и к своим небольшим годам успевшие обзавестись кое-каким внутренним миром. При желании, наверное, можно обнаружить и еще какие-то совпадения. Даже время, в которое происходят описываемые в обоих произведениях события, приблизительно одно и то же: по моим ощущениям это конец позапрошлого столетия.

Но при этом какая разница в качестве литературы. Я сейчас вовсе не даю оценок: на мой взгляд глупо говорить, что Толстой круче Стейнбека, или наоборот, а «Детство Никиты», соответственно, выше «Рыжего пони», или наоборот. Нет, речь идет именно об огромной разнице не столько даже двух конкретных произведений, а двух литератур, скажем больше, двух восприятий мира. Американцы всегда были сильны деталировкой, а наших больше интересуют общие виды; американцы уважают сюжет, а наших больше вникают во взаимоотношения; американцы сильны диалогами, а наши – монологами, часто внутренними; американец скорее обратит внимание на марку автомобиля, на котором разъезжает герой, а наш не пройдет равнодушно мимо кудрявой березовой рощи…

Вывод: хорошо, когда литература имеет национальную окраску.

Скажу больше, как только глобализм смоет с ее лица, уже потерявшего выразительность, остатки национальных цветов, на этом она и закончится, исчезнет как явление культурной жизни. Что придет ей на смену? Синтетическое фэнтези, не помнящее родства? Или что-то еще хуже? «Актуальное искусство»? Бог весть, не мне судить.

Между строк. Актуальное искусство, как мне кажется, это просто выдумка искусствоведов-маркетологов. Надо сказать, довольно удачная в финансовом отношении. Никакого актуального искусства ведь не существует. Неактуального, кстати, тоже. Существует искусство современное, то есть свойственное текущему времени, и объективно, хочет оно того или нет, отражающее текущее состояние умов. Каково состояние умов, таково и искусство. Существует также искусство минувшего времени, доставшееся нам в наследство и позволяющее нам судить о том, что представляло собой общество прежде (прошу извинить за дидактику). Чтобы понять, что представляет собой современное общество в сравнении с обществом любого другого периода, достаточно сравнить два любых произведения изобразительного искусства, или литературы, или скульптуры, взятых из прошлого и настоящего. Примеры приводить не хочется. Сравнение будет не в нашу пользу.

Впрочем, чувствую, что несколько отошел от темы, пора возвращаться к Стейнбеку.

К красотам природы, как и наши соотечественники, он неравнодушен, живописные картины ему удаются. Вот, например, зима на ранчо. «Бурая земля почернела, деревья влажно поблескивали. Короткое жнивье покрылось плесенью на срезе, копны сена стояли мокрые под дождем, а мох на крышах, летом серый, точно ящерица, теперь отливал желтизной, подернутой яркой прозеленью». Так может написать человек, который не только видел эту картину собственными глазами, но и вовремя о ней вспомнил. Конечно, это вам не «Сереньким платочком сквозь прозрачные березы пролетел дятел, садясь на ствол, оборачивался, дыбом поднимал красный хохолок», но тоже неплохо.

Старик Гитано из рассказа «Великие горы», повидав ранчо, на котором родился, отправился верхом на таком же старике, как он, коне Истере, в горы. С отцовской рапирой в руках. Напрямик, коротким путем, чтобы хватило сил добраться. Оба старика, Гитано и Истер, оказались здесь никому не нужны. И они отправились в горы. Зачем? Наверное, решили, что там им умереть будет лучше. Мне кажется, они все равно отправились бы туда, даже если бы их оставили на ранчо. Через какое-то время.

«Джоди прошел через огород и выбрался к живой изгороди. Пристально вгляделся в гигантские горы – хребет, за ним другой, третий, и так до самого океана. На миг ему показалось, что он видит черную точку, медленно ползущую по склону дальнего хребта. Джоди стоял и думал – о рапире, о Гитано. О великих горах. Какое-то смутное желание всколыхнулось в нем, такое сильное, что к горлу подступил ком. Он лег в зеленую траву возле круглого корыта, недалеко от живой изгороди. Прикрыл скрещенными руками глаза и лежал так долго-долго, полный тягостной необъяснимой горечи».

Дедушка из рассказа «Вожак». Еще одна грустная история. Дед когда-то провел караван переселенцев через весь континент: «Мы принесли сюда жизнь, как муравьи несут личинки, принесли и опустили на эту землю. И я был вожаком. Это был великий поход, великий, как сам Господь, мы двигались медленно, но шаги наши складывались и плюсовались, и вот мы пересекли весь континент. А потом мы пришли к океану, и поход был окончен. Вот что я должен рассказывать вместо своих историй».

А вместо этих важных слов он изводил родных и знакомых рассказами, как индейцы угнали у них всех лошадей, как во время голода пришлось резать тягловый скот, или о длинных железных плитах с отверстиями для стрельбы, которыми он хотел оснастить каждую повозку – отстреливаться от индейцев…

А мальчику Джоди некуда вести людей. Он бы хотел, но дорогу перекрыл океан. А за океаном все места уже заняты.