Она узнала его сразу. Человек из метро. Сейчас он был без кепки, широкая полосатая рубаха, похожая на верхнюю часть пижамы, тренировочные брюки. Все другое и только лицо… Обыкновенное, ничем не примечательное. Лицо доброго дядечки, мирного прохожего, приветливого соседа. Таких миллионы. Проходящих мимо, живущих поблизости, прижимающихся в тесном вагоне метро. Она вспомнила его мгновенно. И тот запах, что от него исходил. Этот запах наполнял квартиру, концентрировался в комнате, в той самой, где совершал свои чудовищные таинства Андрон Моськин.
— Двадцать шесть. — Таким лицо Олега Ревина Лена видела впервые. Всегда с приятным нежным румянцем, сейчас оно было серым. Впрочем, таким же было и лицо Виктора Котова, и Вадима Сергеева. Даже циничный Волков на этот раз был серьезен и хмур. Она разглядывала их лица долго и внимательно, боясь оторвать взгляд, боясь перевести его и увидеть восковые личики мумий, детских мумий самых разных возрастов, которыми была забита комната.
— И на балконе еще пять. — Котов подошел к Волкову. — Игорь, сигареты есть?
— Есть, — Волков вынул пачку и к ней потянулись руки.
Они стояли и молча курили. Все, кроме Лены и сидящего за столом краеведа Моськина. Такое было впервые, никто из следственной бригады, кроме Волкова не курил, тем более в комнате, тем более в присутствии Рязанцевой. Но сейчас запах никотина, который она не переносила, даже для нее казался спасительным. Она вдыхала его глубокими глотками и не могла надышаться. Она так и не решилась взглянуть на страшную коллекцию «кукол», сидела, потупив глаза, но периферийное зрение все равно улавливало детали ужасной картины.
— Ребят, вынесите их поскорей отсюда, только накройте чем-нибудь. Вадим, там внизу Агата Тихоновна ждет. Сделай так, чтоб она это не видела, у нее сердце уже слабенькое. Отведи ее домой… Если получится.
— Хорошо. — Вадим резко повернулся, чтобы проскочить в дверь и задел стул, на котором сидела большая кукла в кружевном белом платье, к ее голове был приколот венок с кусочком фатина. Кукла накренилась, и тишину комнаты прорезал детский голосок «Я люблю тебя». От услышанного Сергеева качнуло в сторону, и ужас исказил лицо.
— Не трогайте ее. — Моськин подлетел к кукле, сгреб, прижал к груди. — Снежана — моя невеста.
— Твою мать! — не выдержал Котов и, схватив Моськина за плечо, попробовал отнять куклу.
«Я хочу спать», — раздалось из неподвижных губ. Котов отдернул руку.
Только сейчас стало заметно, что из задрапированной кружевной материей спины торчит ручка.
— Что это?!
— Это фонограф, — Моськин усадил куклу обратно на стул. — Вы знаете какого труда мне стоило его раздобыть. Но я нашел. Нашел. Для моей любимой. Мне дорого обошлась эта безделушка. — Любовно погладил бледную щечку. — Она принадлежала другой… другой… Кукла Эдисона… это такая редкость… я нашел у коллекционера… в ужасном состоянии. Разобрал… Починил. И Снежана стала говорить.
— Они все, что ли, говорят? — Ревин поежился.
— Не все. Галя, Оля и Тамара. Наташе я вшил в живот механизм от музыкальной шкатулки. А Марине от плюшевого медведя. Я его на помойке нашел. Поэтому Марина рычит. Она сердится.
— Все! Я больше не могу, — Лена встала и двинулась к двери. — Вадим, бери его, допрошу в отделении, не могу здесь. Ребят… — не поворачиваясь, — думаю, вы и без меня справитесь.
***
— Одно время я занимался историей русской народной куклы, мне очень близка эта тема. Моя мать, пока не вышла на пенсию, работала парикмахером. У нее остались инструменты, и однажды мне захотелось смастерить куклу, чтобы делать ей прически. В то время я уже увлекался кельтологией и часто ходил на кладбище в поисках контакта с мертвыми. Как-то я наткнулся на неприметную могилу девочки. Решил ее раскопать. У меня была стамеска. Ею разрыл землю в изголовье до гроба и выдолбил отверстие в крышке, через него вытащил тело. Но оно было в плохом состоянии, сильно разложилось, все в личинках. У девочки были длинные волосы. И тогда я решил ее мумифицировать. Я кое-что в этом понимаю. Чтобы правильно все сделать, нужны соль и сода в определенных пропорциях. Я перенес тело в отдаленный угол кладбища и забросал ветками. Купил в магазине все что нужно, на помойке нашел старые капроновые чулки, сделал из них мешочки и насыпал туда соль и соду. Потом привязал к останкам и менял раз в неделю. Влажные сушил тут же, подвешивая на деревья. Влага крайне пагубно влияет на процесс мумификации, поэтому от дождя я накрыл тело целлофаном. Уже после, обмотав одеялом, перенес его в рюкзаке домой. В течение нескольких дней я его восстанавливал. Набил внутрь тряпки, положил женские прокладки, затем зашил тело нитками и сделал на лицо восковую маску. Я наплавлял воск со свечек на лицо, а потом покрыл его лаком для ногтей. Ночью я укладывал ее к себе в постель, рассказывал сказки, пел песни. Она была первой, потом появились другие. Я экспериментировал, не всегда получалось удачно. Вере вместо глаз я пришил пуговицы, но она пугала меня и я ее отнес обратно на кладбище, прикопал в могиле какой-то старухи. Еще я отправлял тех, кто не слушался. Последняя девочка все время кричала, она была совсем маленькая, мне пришлось вернуть ее духам.
Лена переглянулась с операми. Не оставалось сомнений, что Моськин говорил о Сонечке Мамойко.
— Вы хоть осознавали, что совершаете преступное деяние?
— Я не думал об этом. Что в этом преступного? Мне жаль детей. К сожалению, у нас запрещено клонирование, но когда-нибудь его разрешат. Я всего лишь хотел, чтобы для будущего был какой-то материал. Хотел подарить этим детям вторую жизнь.
— А как же родители детей? Вы о них подумали? — она отклонялась от протокола. Эти вопросы для следствия никакой роли не играли, но ей было важно понять, что происходило в душе этого человека. Она до сих пор не понимала, как квалифицировать подобное преступление, аналогов которому в судебной практике еще не было.
— Но они же ничего не знали. Я все делал аккуратно, я не причинял им боли.
— Как вы выбирали могилы? — Котов наконец отошел от окна и в кабинете стало светлее.
— Я приходил ночью, находил маленькие могилки, проверял их на контакт, потом делал подкоп и смотрел — насколько глубоко расположен гроб. Отдирал стамеской доски, а дальше все, как и раньше. Оставлял тело в укромном месте, потом приносил домой.
— Зачем замазывал таблички? — Лицо Сергеева оставалось каменным.
— Но их же там больше не было. Это нехорошо. Неправильно. Там указан период их жизни, но я ее продлил. Они уже не мертвые. Нельзя думать о живых, как о мертвых. Это не правильно.
— Зачем вы это делали?
— Я очень хотел ребенка. Девочку. Дочку. Свою. Хотел взять из детдома, мне не дали.
Он стал жалким. На долю секунды Лена испытала к нему сочувствие. Кажется, она поняла. Поняла его воспаленное одиночеством желание. Желание избавиться от внутренней боли. Желание возместить то, чего не дала судьба и промысел Божий. Кто может постичь этот промысел? Как проходит распределение? Почему Регина, которой дети были не нужны, не мучилась бесплодием? Моськин же наоборот — так хотел их иметь, что сошел с ума. Как бы ужасно это не звучало, но несмотря на все, он их любил. И в отличие от Регины не причинял зла. Как бы все повернулось, имей он нормальную семью?
— А жениться и завести нормальную семью в голову не приходило? — словно прочитав ее мысли, спросил Вадим.
— Не мог. Я уже был женат. Она умерла. Давно. Вот. — Моськин протянул руку. На безымянном пальце врезалось в кожу металлическое кольцо. — Я обручен с ней навечно. Кольцо срослось с кожей, я не мог его снять. Это знак. Но я нашел похожую и сделал ее. Вы видели, это моя Снежана. А Маша наша дочь. Я создал большую семью. Мы пели песни, читали стихи, у нас был свой внутренний мир. Я никого не пускал в этот мир. Я все описывал в книге. Я люблю фантастику. Я занимался су… креацией.
— Я не могу слушать этот бред! — Котов подошел к Моськину и наклонился к его лицу. — Ты, тварь, получишь свой срок за надругательство над телами умерших детей. Но скорее всего тебе грозит пожизненная дурка.
— За что? Я просто ученый, я хранил их, чтобы, когда наука научится бороться с раком, их могли оживить. Сейчас генетика развивается активными темпами. Исключительно… Исключительно ради этого.
— Лена, убери его. — Сергеев еле сдерживался.
Лена нажала кнопку вызова, но Моськин продолжал бубнить:
— Я изучал теорию, технологию мумификации по всем доступным книгам. Для этого я изучил древнеегипетскую письменность, чтобы изучать все это дело в первоисточниках. Я ездил по различным областям, изучал технику мумификации в различных грунтах…
— Уведите!
Вы прочли отрывок из детектива Елены Касаткиной "Кукольный домик". Полностью книгу читайте на Литрес, Ридеро, Амазон. https://ridero.ru/books/kukolnyi_domik_sledstvie_vedyot_ryazanceva/
