Отпраздновали Рождество в деревне, Святки пролетели как один день да Крещение. Опять деревенские на службу в Улеш ходили. Кто-то на лошади, а у кого нет лошаденки, так пешком. Шли да роптали. И что это как долго ничего не известно про церковь-то. Скоро уж год надеждой живут.
Хочется крестьянам, чтоб Бог к ним поближе стал. И снова разговор то тут, то там, что письмо надо писать, да спрашивать. Решили опять мужиков собрать. Не всех, а тех кто грамоте обучен, чтобы написать смогли.
Собрались крестьяне в конце января у Дмитрия Максимова в избе. Судили да рядили, куда им писать. Да чего там думать-то. Куда прошение подавали, туда и писать надо, епископу Вятскому. Как уж у них получилось написать, одному Богу известно. Но описали они всю свою боль и чаяния в надежде на решение и покорнейше просили ответить им.
В город Царевосанчурск отправили мужика, чтоб на почту сходил, да письмо это отправил в Вятку. Всем как-то спокойнее стало, письмо услали, придет и ответ. Не может не прийти.
Иван тоже был у Дмитрия, где письмо мужики писали. Пришел домой, рассказывает.
- Все, в город Прокопа послали на пошту, письмо отправит. Он сам вызвался. Сказал, что на базар надо ему, а уж по пути и это дело сделает.
- Ну, Прокоп то деловой мужик. Зря ничё не сделает. Так ведь денег надо, чтобы письмо то услать. - забеспокоилась Дарья.
- Ну бабы и есть бабы. Али мужики-то дурнее вас. Дали ему рубль из казенных денег. Че останется, так обратно привезет.
Дарья даже не обиделась на такие слова Ивана. Только вот сколько ходить-то письмо это будет. Хоть бы скорее пришло.
Время летело, про письмо это уж забывать начали, Масленицу отгуляли. Опять кросна в избу втащили. Опять стучат кросна с утра и до вечера. Нюрашке уж второй год пошел. Шустрая девчонка растет. Смотрит Дарья на нее, да радуется. Ходить уж начала. Только боится мать, что простынет девчонка на полу-то. Холодный пол, сами-то в валенках ходят, а она голопопая, в одной рубашке ползает. Вот и не дает Дарья ей воли, то на печи сидит, то на топчане. Ладно дед Матвей подсобляет. Если на печи лежит, то и девчонка с ним. С Романком Дарья боится ее на печи оставлять. Прокараулит не дай Бог. Если уж нет Матвея, то на своей постели, на топчане оставляет.
Сколько раз падала с постели-то. Романко не углядит, девчонка забудется, да и свалится. Зев тут на всю избу стоит. Романку тоже пару шлепков достанется от матери, чтоб глядел лучше. И тот в слезы.
- Ох, хорошо-то как было, покуда в зыбке лежала. А счас извертелась вся напрочь. Хоть бы уж тепло скорее пришло. Там уж и на пол можно спустить, пусть лазит, где хочет. - ткет полотно Дарья, да думу свою про ребятишек думает. Охота ей еще одного парнишку родить. Да что-то не получается. Думает, что если в Иванову родню пошло, так и ждать-то нечего.
Нюрка на днях приходила к матери, да к ним забежала. Уж такая домовая стала , лишнего не посидит. Все домой скорее турится. Парасковья-то сердится, совсем дом родительский чужим ей стал. А Нюрка смеется, что там теперь ее дом. А тут братья пусть снох приводят.
Тоже Нюрка про ребенчишка думает. Жалуется Дарье.
- Уж читвертый месяц пошел как живем. И все ничё. А ну как я неродиха. Выгонит миня Никифор-то, куда ему бабу пустую.
- Чё ты городишь-то. Другой раз бабы по скольку лет живут, и ничё. А потом посыпюлются, как из мешка. И сами уж не рады. Степеннее будь. Иди-ко поближе, я тибя научу, чё надо делать.
Нюрка подсела поближе к Дарье, а та тихонько, чтоб не услышал Матвей на печи, начала учить молодушку, что надо делать, как сама считала. Всякие заговоры шептала, приметы точные. Учила, хоть сама уж и не верила тому, что говорит. Нюрка от ее поучений, вспыхивала ярким цветом на щеках, смущенно хихикала.
- Мама-то мине ничё не говорила.
- Дура ты, Нюрка. Ей то чё говорить. Один еще в зыбке лежит, другой уж на подходе. Чё тут переживать-то. Она и не знает ниче. А миня тоже бабы учили. И не красней, все так делают.
Дарья еще поучала Нюрку, а самой все тоскливее на душе становилось. Вот все она знает, а все равно ничего не получается.
- Эй, бабы, чё вы там шепчитесь. Ничё не слышу. Громче говорите. - подал голос с печи Матвей. Женщины фыркнули и рассмеялись. Вот разве его еще научить.
- Да мы, дед Матвей, про свое, про бабское. - откликнулась Нюрка. - Тибе и знать-то это ни к чему.
Матвей обиженно засопел. Скучно ему лежать-то день деньской. Иванко тоже от себя провожает, чтоб домой шел. Понимает отец, что не работник уж он, а все равно обидно. Ладно вот, лежит на печи, за спиной внучка ползает, с деревяшками, которые он припас для нее, играет. А уж на край перелезть, так это упаси Бог. Тут же он непослушницу обратно за спину развернет. Хоть тут от него помощь и то ладно. И Дарье легче работается, когда он за девчонкой приглядывает, а не Романко.
Нюрка еще посидела, а потом домой заторопилась.
- Ладно, пойду я, дома-то делов не переделать. А я тута сижу, разболталася.
Она посмотрела на полотно, вытканное Дарьей.
- Нонче-то Никифор лен не сеял. А сичас надо будет заставить его семян купить. Как это без льна-то Смотрю на тибя и завидки берут. Так охота за кросна сесть. Мамка-то тоже сидит старается.
- Ох, Нюрка, а мне-то как тибя не хватает. Чтоб вот так, всегда на подхвате. Другой раз надо чё-нибудь сделать, а одной то несподручно. Все бывало ты подсобишь. А сичас и не знаю, кого позвать.
- Чё переживаешь то, девок в деревне много. Присмотри. Только рады будут. Я и то, другой раз бы пошла к тибе на поденщину, да дома все дела да дела. Да и Никифор осердится.
- Да батрачили у нас бабы и летом, и по осени. Так с тобой-то не сравнить. Худо мине без тибя.
Нюрка убежала. И опять стало тихо. Только стук кросен, да воркование Нюрашки на печи.
Пришел Иван со двора.
- Ну чё, исти что ли будем. Чё то проголодался уже.
А как не проголодаться-то. Уж вторую неделю пост идет. Похлебка на воде да каши. Сегодня варево не варила Дарья. На обед мурцовку сделала. Да овсяный кисель. Крупу-то еще третьего дни заквасила. Утром сегодня мутовкой разболтала все хорошенько, процедила через решето в плошку да в вольную печь сунула. Хороший кисель получился, на куски режется. Сверху луком посыпала, достала бутылку масла льняного, покапала через палец сверху. Хоть и не положено масло в Великий пост, да батюшка крестьянам дал послабление. И так мужики-чуть ходят.
Сели за стол, мурцовки целое блюдо. Кисель едят, да мурцовкой прихлебывают. Когда уж есть закончили, Иван опомнился.
- Письмо ведь пришло.
- Какое письмо? - удивилась Дарья.
- Ты чё, запамятовала. Письмо-то мы про церкву писали. Так вот ответ пришел.
- Из самой Вятки?
- Из Вятки. Не от епископа конечно. Писарчук какой-то писал.
- Ой, Иван, не томи, говори, чё пишет-то.
- Чё пишет. Чё пишет. Долгое это дело. С кондачка-то не делается. В Вятке-то все решили, теперь прошение в Святейший Синод отправили в Санкт-Петербург. Там решать будут, что да как. Ведь под церкву-то земля нужна. Вот и надо казенную землю церкве передать. И деньги надо, и на строительство, и потом, чтоб ее содержать. Тоже из казны . Мы то чё здесь соберем. Богатых нет в округе. Одна голытьба.
- Так все одно хорошо. Хоть надежа-то есть. Не отказали, послушали простых крестьян. Скорей бы уж только. Ждать-то как тижело.- вздохнула Дарья и перекрестилась.
- Вот бабы, вы бабы. Все-то вам скорей надо. Смотри-ко как завернуло. Где наша Лиса, а где Санкт-Петербург. А там сичас про нас знают и думают, как все обустроить. - вставил дед Матвей.
Они долго сидели и разговаривали , мечтали, как хорошо будет, когда церковь под боком. Вдруг Дарья подорвалась.
- Чё это я сижу-то. Кросна то стоят. Уж устали миня ждать поди.
Она быстро убрала все со стола и снова присела на свою лавочку. И опять тук да тук застучало в избе. Иван тоже собрался, пошел свои дела во дворе делать. Снег надо на усад вывезти. Не увидишь как начнет таять, так грязи развезет.
Вечером спать легли. Дарья прижалась к Ивану, жарко зашептала ему на ухо, что парнишку бы им еще надо родить одного хотя бы, а то и двух. Иван осторожно отстранился от разгоряченной Дарьи.
- Ты чё, опомнись. Пост ведь Великий. Запамятовала что ли.
Дарью как из ушата холодной водой облили. Вот уж и правду ее как обашмурило. А она-то еще и сердилась на Ивана, что он вроде как охладел совсем к ней. Спать лягут, отвернется к стене и похрапывает сразу. Грех-то какой. Не иначе как бесы ее попутали. Ведь ни разу и в голову ей не стукнуло.
А потом вдруг в голове пронеслось.
- Батюшки светы. А я то, дура, Нюрку еще научала, че делать надо. Она то хоть молодая, а я то уж куда.
Ей захотелось тут же встать, подойти к иконам и молить прощения за свои греховные мысли. Но стало стыдно перед Иваном. Он ведь догадается. Поэтому сердито ответила ему.
- Ты чё, я ведь не сичас, говорю. Как можно будет. Ополоумел что-ли. - наступала она на ни в чем не повинного мужа. Виновен-то только в том, что осадил ее во время. Сам не согрешил и ей не дал.
Дарья отвернулась от Ивана. А все не могла успокоиться. Уж и молитвы про себя прочитала. Подумала, что завтра с утра, как уберется, надо будет к Нюрке сходить. Сказать, что и сама из ума уж совсем выжила, да и ее еще учила.
Так она и сделала. Как мужиков своих накормила, придумала заделье, что до Нюрки ей надо сходить, мол обещалась показать, как рубаху мужицкую шить.
- Ну, ну, помоги уж ей. А Парасковья то чё ие не научила, - удивился Матвей.
- Вот ведь додошный, до всего ему дело есть, подумала сноха, - но вслух сказала. - Да я почем знаю. Может Парасковья по другому шьет.
Дарья быстрехонько добежала до дома Никифора. В избе была только Фекла, толклась чего-то в упечи.
- Нюрка-то где, - спросила Дарья без предисловий.
- Да сичас придет, выскочила куда-то. - Ответила Фекла. - Ну и баба, минуточки не посидит, все бегом, все скорей. Говорю, ты хоть отдыхай немного. А она смеется. Вот, говорит, стану старая, тогда и отдохну. Повезло Никифору с бабой-то.
Нюрка не вошла, а влетела в избу. Увидела Дарью, остановилась. Чего это она в неурочный час то пришла. Вчера только виделись. Дарья не стала при Фекле ничего говорить. Махнула Нюрке рукой, чтоб та вышла.
На мосту, когда убедилась, что никто их не услышит, зашептала.
- Нюрка, я ведь совсем ополоумела, чему тибя вчера научала. Пост ведь Великий. Грех то какой.
Нюрка только улыбнулась в ответ.
- А мы и согрешили вчерась ночью. Чё уж типерь делать. Больше не будем. Мы и раньше грешили понемножку. А вчерась я все, как ты говорила делала. Схожу в церкву, исповедуюсь. А уж если чё и получится, так знать Господь так захотел.
Дарья посмотрела на счастливую Нюрку и подумала, что вот баба, и греха совсем не страшится.