На Рождество похолодало. Накануне Иван вышел вечером скотину проверить. Всем ли тепло, все ли прикрыто. Одна корова не больно давно отелилась. Телочку решили на племя оставить. Не себе. Подрастет, лето в стаде погуляет, а там уж видно будет. Может по осени на базар сведут, а то еще зиму продержат. Потом за нее дороже дадут.
Вот о маленькой и болела душа у хозяина. Зашел в хлев, тепло там. Две коровы как печка греют. Лежат, жуют свою жвачку. Телочка отдельно от мамки, в загончике. Подкинул соломки ей побольше, не замерзнет.
Тут же, в хлеву с коровами и куриное семейство присоседилось. Иван зашел, заворчали, переговариваться начали. Не понравилось им, что потревожили сон. Пошел дальше, к лошадям. Игренька услышал шаги хозяина, зафыркал. Иван подошел к нему, погладил морду.
- Чего, Игрень, застоялся. Завтра, Бог даст, в церкву поедем. Кабы погода позволила только.
Игрень, молодой жеребец, был на особом положении. Работой его особо не нагружали. Только по весне. А так для выезда в город, да еще куда случалась надобность, съездить. Всю работу по хозяйству тянули две лошади, на них и в лес, и в поле, и на сенокос.
Подальше от лошадей свинарник. В этом году одна свинья только. Не любил Иван эту скотину. Корми корми их, а толку мало. Не выгодно в хозяйстве держать. А рядом овечки. Семь голов в зиму оставили. Весной только снег растает, да первые иголочки травки начнут вылезать из под земли, они уж на воле гуляют. Целый день будут ходить по оврагам, а свою утробу набьют. Домой придут, на сено и не смотрят. Нагулялись.
Иван убедился, что все в порядке на его дворе, отправился домой. Морозец подгонял, долго не разгуляешься.
- Ну чё, мать? Поедем завтра к заутрене в церкву.
- Ох, не знаю, что и думать. Надо бы мне. Холодно больно, что ли?
- Чего тебе холод-от. В тулуп закутаешься, да сиди-посиживай.
В церковь Дарье конечно хотелось. Всю зиму, считай, людей не видела. Только вот пока на колодец идет, перекинется с кем словечком. Да еще бывает полоскать белье в проруби бабы соберутся.
Утром встала чуть свет. Да какой там свет. Темнота еще. Выглянула в окошко. Стекло замерзло. Процарапала дырочку во льду, присмотрелась в нее. Батюшки, а у Парасковьи-то, что напротив живет, дым уж из печи во всю валит. Ох проспала. Раньше сегодня Параша встала.
- Хорошо, что хлеб я вчера испекла, - подумала Дарья. - А то бы целый уповод с ним проваландалась.
С вечера Дарья завела в маленькой корчаге тесто для лепешек. Взяла закваску от хлеба, да подбила белой мукой.
Пшеница на глинистой земле не родилась. С ней и не возились. Каждый год неурожай, нечего и путаться. Сеяли только рожь, ну конечно просо еще, овес, лен, ячмень. По осени закупались пшеницей на белую муку. А другой раз и мукой. Тут уж Иван прикидывал, как дешевле получится.
Печку растопить минутное дело. Дрова уже с вечера колодцем сложены и лучинку дед припас. Только спичку поднеси. В печку все горшки тоже с вечера припасены. В корчажке тесто для лепешек пузыриться и пыхтит.
Иван вместе с Дарьей поднялся. Пошел скотину прибирать да кормить. Дарья у печи крутится. Припасла две сковородки, Жар ближе к челу пригребла. Сковородник в руки и пошло дело. Только успевай кусочком сала сковороду смазывать да тесто выкладывать. Глядишь уж на другой сковороде лепешки поджарились. Скорее перевернуть их еще минутка и вывалила в блюдо готовенькие, пышные да поджаренные.
Пока Иван в хлеву прибирался, у нее уж и завтрак готов. Услышала, что Иван зашел, крикнула ему.
- Иван, принеси молока кружок да масла..
Прикрыла блюдо сковородой, поставила лепешки на шесток, чтоб не остыли. Матвей с печи слез. Смотрит, чем бы снохе помочь.
- Ты тятенька, молоко настрогай, да размешай его хорошенько. Я пока корову подою сбегаю.
Дойницу в руки, вода уже горячая булькает. Ковшичек кипяточка разбавила холодной водичкой, побежала доить. Праздник, не праздник, все одно, всех прибрать надо, всех накормить и обиходить. Одна корова уже запущена. А одну надо подоить, теленка молоком напоить. Торопится Дарья. На улице вроде отпустило, не так холодно.
Домой пришла, молоко через холстинку процедила оставшееся. Подумала, что пора телушке уж разбавлять молочко-то. А то ишь, разнежилась. Начетисто получается молоком ее кормить. Пусть сено ест приучается.
Ну вот, можно и завтракать садиться.
- Ну, мужики, садитесь исти. - пригласила всех к столу.
Поставила лепешки горячие, аппетитные на стол. Блюдечко с маслом растопленным, да блюдо с молоком мороженым. Матвей хорошо его размешал деревянной ложкой, аж пенится. И льдинок совсем мало попадается. Морозили-то отдойное молоко, жирное. Ох и вкусно макнуть, обжигающую руки, лепешечку сначала в масло, а потом подцепить ей же молока взбитого горку и в рот. И не поймешь, то ли жар во рту обжигает, то ли холод морозит. И чтоб не думать лишнего запить это великолепие парным молочком.
- Тятенька, мы на службу в Улеш съездим. Игреньку надо погонять немного, совсем жеребец застоялся. Романа не возьмем, народу много поди будет. Только мешаться.
- Ступайте, ступайте.
Пока Иван разговаривал с отцом, Дарья нарядилась, надела новую юбку, на голову поярковую шаль. Ей хотелось надеть красивую, с цветами, но вроде как холодно еще в такой красоваться.
Для поездок зимой в хозяйстве были легкие саночки, называли их “сибирочка”. Откуда такое название пошло, никто уж и не помнил. Иван запряг Игреньку в эту сибирку. Жеребец от нетерпения перебирал ногами, хотелось ему порезвиться, показать всю свою силу да удаль.
В сибирку положили тулуп, Дарья уселась поудобнее, Иван прикрыл ее полой тулупа, сам примостился рядышком. Игренька, как только услышал “пошел, Игрень”, бодро рванул с места. Ему радостно было бежать по накатанной дороге. Вот и деревня осталась позади, земельные угодья. Впереди показались домики Фадина. Повозка вылетела на коммерческую дорогу из Царевосанчурска. Игренька весело перебирал ногами, только снежные комья вылетали из под его копыт. Молодой и сильный, он кажется не чувствовал, что тянет сани с двумя седоками. Так и бежал все семь верст не останавливаясь, хотя Иван и не погонял его.
Возле церкви на привязи уже стояли лошади прихожан. Иван окинул их критическим взглядом и с удовлетворением отметил, что его Игрень выделялся среди этих уставших лошаденок. Чего уж греха таить, гордился он своим жеребцом. Отец давно говорил ему, что сколько денег он в него вбухал ради того, чтобы побахвалиться перед людьми. Лучше бы продал, пока за него хорошую цену дадут. Но сын даже и мысли такой не допускал до себя. Ну может мужик иметь слабость. Но ведь от этого никому не хуже.
В церкви служба уже шла. Несмотря на холод, народу было много. Многие пришли сюда с вечера, ночевали прямо в церкви, кто как смог примоститься. А народ все прибывал и прибывал. Иван оглянулся, увидел Лисинских баб. Откуда они взялись, дорогой никого не обгоняли. Дарья подтолкнула мужа в бок. Нечего головой крутить, когда молишься.
Дарье стало жарко. Заныла поясница от долгого стояния на одном месте, щеки ее раскраснелись. Она потянула Ивана за рукав и пошла к выходу.
- Ой, подожди, Ваня, - выдохнула она, когда выбрались из толпы людей на улицу.- Что-то задохнулась я совсем. Больно уж тесно, стоять негде. Еще и толкаются все.
Иван вдруг испугался. А ну как она надумает тут родить. Хоть вроде и говорит ему, что еще время есть. Да откуда она знает, это время.
- Поехали домой. Чего мучиться.
- Я причаститься хотела, да видно не выстою. Поехали. Бог даст, в другой раз.
Обратно ехали, когда солнышко уже поднялось. Лучи его заискрились на занесенных снегом лапах елок.
- Смотри, Ваня, березы-то как закуржевели. - с восхищением заметила Дарья.
Действительно, солнышко играло с инеем на ветках. Но вот подул легкий ветерок и иней посыпался с ветвей серебряной пылью. Только Игрень не обращал внимания на эту красоту. Иван даже вожжи из рук выпустил. Конь бежал домой. А домой дорога всегда быстрее.
- Что-то вы рано приехали, - встретил их дед Матвей.
- Да вот, Дарье дурно стало.
- Куда уж тяжелой бабе на вылюдье ходить. Сиди дома. Ну чего, Игрень размялся? - перевел разговор дед на другое, заметив, что снохе не очень понравилось, что он сказал.
- Всю дорогу туда и обратно рысью бежал, погонять не надо. А обратно так я и вожжи отпустил. Сам дорогу домой нашел. - В голосе Ивана прозвучала откровенная гордость за своего любимца. Дед Матвей только ухмыльнулся. Вот завел себе забаву, как дите малое. И радуется. Но говорить ничего не стал. Зачем мужику лишний раз досаждать.
После Рождества дед Матвей снова пошел к Ефрему. Хотел узнать, когда сход со всех деревень округи назначили, где он будет. Пришел он домой с новостями. Сход назначили на пятнадцатое число. От деревень Лисы Черемисской и Русской, Новой Горки, Крутого, Сибаихи, Малого Едуна, Самодурихи и починков Черной Речки, Александровского и Оленевского выбрано по пять человек, которые и будут принимать решение от всех крестьян округи.
- Ой, оказия какая народу-то соберется. Избы то такой в деревне нет, куда все поместятся. - заволновалась Дарья.
- Чай не баре, и на улице соберутся. Главное, чтоб пришли все да согласились. Ведь знамо дело, деньги надо будет собирать. А то как до дела дойдет, так и в отказную пойдут.
- Тут уж отказываться нельзя. Никак нам без церквы-то. Ребеночка причастить не понесешь такую даль. Вот и хворают ребятишки-то. Вот Бог даст, дите у нас родится. Крестить надо. Ладно у нас Игренька, Завернули в тулуп, да поехали. А сколько безлошадных в деревне.
А еще Дарья подумала, что хоть будет место, где можно с бабами встретиться, выйти на люди, нарядиться. А то что это, лежат наряды не одеванные. Не будешь ведь их к корове надевать. Конечно она об этом только подумала. Даже заикаться нельзя о таком. Свекор вмиг выскажет, что им, бабам, только бы языками чесать. А уж какое там чесать. Свету вольного другой раз не видишь.
Дарья даже завидовала порой большим семьям. Где одна у печи, другая за скотиной, третья за усадом приглядывает. Правда и ругани между такими хозяйками больше. Каждой хочется главной быть, чтоб ее слушались. Да разве так получится при трех то хозяйках. Нет уж, лучше она одна управляться будет. Только вот скорее бы родить. А то, что-то тяжело уж стает все успевать.