Школа магии в Даруке была закрыта, а многие магические книги сожжены. Я еще тогда недоумевал, как переменилось настроение в обществе. То все гонялись за любыми фокусниками-шарлатанами, изо всех сил пытались выдоить из кого угодно магические способности, то стали истерически бояться все тех же шарлатанов и считать их большим злом. И словно ум да разум у всех зашел! Надо было искать тех, кто хотя бы имел такие силы, чтобы насылать чуму, или хоть таковые намерения. Нет же – хватали всех подряд! Нашла таким образом свой конец и Мартина. Все, что она могла для себя сделать, будучи в тюрьме, это прислать ко мне за ядом надзирателя за очень большие деньги. Она боялась костра. Гореть в сознании… У нее, такой богатой и влиятельной, не было больше никаких связей, кроме такой ненадежной ниточки, как я. А я еще и ядами никогда не торговал. Все, что я мог ей прислать, это сильное обезболивающее.
Маг вздохнул. Сидел, молчал, а Раэ при этом знал, что перед его внутренним взором, больше, чем в воспоминаниях – он почти жил в прошлом, - рассыпался костер Мартины. Наконец, рассказчик очнулся и проговорил, словно под свежими впечатлениями:
-Это было ужасно. Меня тогда посещала мысль отрастить когти и улететь из Рутты, где пылали заколоченные чумные дома и бочки с ведьмами. Но я потом думал, что надо претерпеть до конца. Как сил хватило сдержатся? Не знаю… Я даже помог нескольким своим друзьям с шуточными способностями сбежать из Рутты, был под подозрением у властей, вызывался на допросы как укрыватель, еле выкрутился. Но тогда у меня хватило силы не стать колдуном.
Затем чума внезапно, как по отмашке, прекратилась. Как и гонения на ведьм и колдунов, потому как было объявлено, что их в Ортогоне больше нет. Мол, сейчас мы заживем без врагов. Но тогда случилось событие, которое повлияло на жизнь всего королевства. И оно должно быть описано в тех учебниках по истории… которые ты не читал!
И маг насмешливо с укоризной покачал пальцем.
-Ты же ведь не знаешь про ковен Ледяного Зеркала?
-Ну-у, когда это было, - сказал Раэ и, запоздало догадавшись что для мага это было на его веку, прикусил губу. Для охотника же это были события глубокой древности и еще происходившие на чужой земле... совсем легенда, небыль... Кажется, он в полудреме на занятиях слыхал, как кто-то из его друзей что-то отвечал наставнику Руну про какой-то древний ковен с таким названием.
Маг откинулся на спинку стула и опять запрокинул руки за голову.
-Счастливчик, - сказал он, обращаясь к самому себе, - не знать таких вещей! Ну что ж… Этот ковен захватил власть при дворе Ортогона, его магистр стал министром при короле Ойнэ. Его мейден – фавориткой. Наш король Ойнэ Четвертый… ну да, я жил при нем! Ну, что ты охаешь? Нечаянно вспомнил, когда жил Четвертый? Да, вот такой я старый! Так вот, на этот ковен не оказалось никакой управы в стране, где магия была искоренена и простецы смертельно боялись обнаружить в себе хоть какие-то способности. Настал тот день, когда королевская власть была попрана. Король стал всего лишь слугой ковена Ледяного Зеркала, и тот разгулялся.
И вот, на пятом десятке жизни я столкнулся с тем, что Ортогон попросту прогнулся под нескольких сильных магов, которые творили произвол, сгнаивали целые области и воротили, что хотели. Обкладывали население непосильными налогами, чтобы удовлетворить свои растущие запросы. Они вертели не только нашим королем при его игрушечном дворе, вертели судами, городскими управами, преступным миром. Законом бывала их блажь. Из-за горстки магов жизнь человеческая стала ничто. Все теперь считали злом малое количество колдунов, которым было невозможно противопоставить других колдунов. Ведь в Ваграмоне, Аахарне, Гезеллине, Гезеве закон соблюдался да и соблюдается именно потому, что там все колдуны. Даже простецы, которые урезаны в правах везде и всюду, в этих землях имели хоть какую-то защиту своей жизни. Закон в государствах колдунов защищается где союзом ковенов, где Сенатом, где другими способами, которые подсказывает государственное устройство, а в Ортогоне… большинство простецов перед колдунами за считанные месяцы оказалось мусором.
За какой-то короткий срок моей человеческой жизни большая часть Ортогона обнищала. В городах мы жили чуть лучше… Особенно те, кто пристраивался в обслугу к колдунам и приспосабливался как мог. Он и это «лучше» давалось с таким трудом! Дорожала простая еда, одежда, стало не так просто уберечь крышу у себя над головой. Большая часть ортогонцев платила налоги из последних сил и стремительно нищала. Мы все один за другим лишались за неуплату сначала всего имущества, затем домов. А бездомных ждал рабочий лагерь, больше похожий на большую тюрьму под открытым небом.
И это еще не было дном отчаяния. Им стало вурдалачье поветрие. Угу, знаешь о чем я. Проходил это в Цитадели…
-Я-то проходил, - смущенно сказал Раэ, - но, может, не так понял?
То, что он некогда услышал на уроках истории не могло не зацепиться за ум, даже рассеянный, не могло не запомниться…слишком это было ужасно...
-Все ты правильно понял. Просто поверить в это все боишься. И ты прав. В здравом уме в такое не поверишь. Подумаешь, что историк что-то приврал. И я бы на твоем месте так бы тоже подумал.
Раэ слыхал, что многих людей в эпоху Ойнэ Четвертого, доведенных разрухой, чумой, голодом и нищетой до отчаяния, колдуны Ледяного Зеркала добровольно обращали в вурдалаков и так пополняли свои армии. Еще тогда, когда охотник это проходил, ему это показалось ужасным, но после того, как ему пришлось самому схватиться с вурдалаком в Кнее Мурчин и понять, что это за гадость… Да до какой черты отчаяния должен дойти человек, чтобы согласиться на такое – попросить его обратить в это осклизлое полубезумное существо?
Тем временем маг продолжал:
-Дотянулись исторические события и до меня. Настал тот день, когда и я не смог заплатить непомерные налоги за право просто жить в своем доме. У меня была отнята лавка, дом и даже одежда на мне. Меня обрядили в мешковину и угнали, как рабочий скот, в работный лагерь, куда попадали обнищавшие простецы. И как многие, я должен был вкалывать в угольной яме за миску похлебки и несколько часов сна на голой земле только потому, что я простец. И это под присмотром вурдалаков, которые пожирали тех, кто не желал или не мог в полной мере работать. Я не стану тебе рассказывать, сколько ужасов я там насмотрелся. Вряд ли в аду может быть хуже. Я такой жизни не выдержал. И стал будить свою силу. И обратился на Ламмас. Чтобы уничтожать вурдалаков и лечить тех, кого они покусали. И, как ты понимаешь, я после Ламмаса ни дня не пробыл в этом лагере. Точнее, лагерь не простоял ни дня...
С минуту колдун молчал, уронив голову на сплетенные пальцы. Наконец, проговорил:
-Слаб человек. Я-то думал в сорок пять лет, что нет такой беды, которая могла бы меня заставить вспомнить о своей дремлющей силе. Что я никогда не подпаду под власть отчаяния. Что я жить научился. И случись что, так я претерплю все до конца… но у меня не получилось. Слаб человек. А я, дурак, только на свои ничтожные силенки и полагался. Может… да, это было бы правильней... Я должен был умереть там, в этом лагере, и мой труп должен быть пожран вурдалаками. То была участь многих достойных людей. Не только моя. Время было такое… Или я должен был смиренно ждать перемен… Но я не смог.
И опять колдун минуту молчал, витая где-то в прошлом, словно в поисках того мгновения, когда он совершил подобную ошибку.
-Говорят, что для раскаявшихся ведьм у вас в Семикняжии существует монастырь святой Виты. А для раскаявшихся колдунов монастыри невозможны. Знаешь, почему? Потому, что вся жизнь колдуна, который кается, это непрерывная война с Навью. Я как-то попробовал жить такой общиной с такими же бедолагами, как и я. И знаешь, к чему все пришло? Мы стали ковеном! Обычным таким ковеном из тринадцати колдунов, который некоторое время строил из себя не-колдунов, а потом шаг за шагом выправил самый обычный ковенский устав. Колдун может спасаться только один на один с Богом, а другой колдун, даже искренне желающий покаяния, ему не помощник. Сегодня упаду я и потащу за собой брата, а завтра я попытаюсь встать, и он мне не даст… Ведьмы в монастыре святой Виты – это иное. Они знают меньше падений на этом пути, и способны помочь друг дружке. Но это было потом… Знаешь, я так хорошо понял Руфуса, что сумел его не только простить поверхностно, как в двадцать лет, а вообще оправдать. Он пытался завязать с ремеслом карманника, лез в честные торговцы, но мир воров тянул его назад. И я таков. Пытался избежать стать колдуном, но не выдержал давления. Не к нави надо было взывать и обращаться там, в рабочем лагере… Эта червоточинка была со мной всю жизнь! Именно она приманила ко мне воров тогда, в двадцать лет! Именно из-за нее я вскрыл клад. Не к нави надо обращаться в минуту отчаяния!
И он поднял на Раэ свои глаза. Ясный, открытый взгляд, прямо в душу:
-Раэ, моя душа искалечена, и вся моя жизнь теперь война за ее ошметки. Иногда я встаю по утрам… да-да, иногда я замечаю, что проспал больше двух часов, совсем, как простец. У меня начинают отпадать когти и я иногда начинаю замечать у себя морщины. Я доволен, когда мне в толпе Дарука дают за тридцать, но это длится недолго. Потом я снова начинаю молодеть и отращивать когти. И так тяжело бывает молиться…
-Ты… - удивился Раэ, - можешь молиться?
Маг едва кивнул, словно стесняясь.
Раэ очень хотелось узнать, что произошло тогда, когда маг обратился в том ужасном работном лагере. Но он не решался об этом спрашивать. Тут маг насторожился:
-Нам надо заканчивать. Твоя хозяйка скоро будет здесь…
Продолжение следует. Ведьма и охотник. Неомения. Глава 131.
