На Донском кладбище было тихо – впрочем, тут всегда тихо. Белый снег, чёрные стволы деревьев, мраморные памятники.
Но до меня – а я приехал во втором часу дня – здесь, у Петра Николаевича, уже были люди. Разминулись, к сожалению. Думаю, совсем ненадолго – когда я пришёл, свеча ещё горела.
У меня с собой были цветы и бутылка коньяка. Последнее не по правилам, я знаю.
Но в нашей жизни многое не по правилам.
Не согрешишь, не покаешься, как говорится.
Мне повезло с погодой – мороз отступил на несколько дней, а с утра даже проглядывало солнце.
Впрочем, пока я доехал – часа три в одну сторону выходит – солнца уже не было.
Положить цветы, выпить, закусить – и обратно.
Я не материалист, я верю, что люди знают о том, что их не забывают, наблюдая за нами с Небес.
Если что не так, надеюсь, они простят. И Бог простит.
Не знаю, как я бы поехал в минус тридцать, которые были в Москве совсем недавно – но поехал бы. Это принципиально. В этот день у Атамана должны быть живые цветы.
И в этом месте должны появиться те, кто считал бы честью оказаться рядом с ним и в 1917-м, и в 1947-м.
Вечер призрачно-серый,
Догорела заря…
За надежду и веру –
Под метель января.
Как в атаку под пули,
Как в последний поход.
Пусть года промелькнули –
Память снова зовёт.
Басурманам навстречу.
Прямо в лоб – на таран.
Мы за Вас ставим свечи,
Батька наш Атаман…
Когда я уходил, горело уже две свечи.
Пожалуй, этого можно пожелать каждому. Чтобы, несмотря ни на что - на ложь, на ненависть врагов, на попытки предать забвению - потомки хранили память и зачитывались книгами.
Не все, конечно.
Но те, которые уважают свою историю и любят хорошую Русскую литературу - определённо.
...А вечером я допивал коньяк и читал у живого огня повесть генерала Краснова.
