Раэ понимал, что это выглядит не совсем прилично, как он смотрит во все глаза на мага напротив, и тот читает в его взгляде недоверие. Но он ничего с собой не мог поделать. Как-никак он оказался участником истории, когда молодая ведьма из глухой Кнеи завладела филактерией лича и тем самым поймала удачу за хвост. А этот сидит в заброшенном ортогонском лесу под охраной болотного вирма, пьет из деревянной чаши дешевое вино и ничего ему не надо. Хотя нет – его тянет наложить на себя руки, как он признался.
-Ты мне не веришь, но мне незачем хвастаться. И к личу твоей госпожи я не подбираюсь. Я бы в самом деле мог. Я некромант. Теро Наюнеи многих мне подобных уничтожил и правильно сделал. Нечего с таким даром по земле ходить. И да, я могу двигать личами так, как будто у меня на коленях их филактерия. И да, я могу повелеть им вынести свою филактерию и подложить мне на колени. Я это еще тогда о себе понял.
-В двадцать лет? И тогда ты себя еще колдуном не считал?
-Не считал. Это так и было… не веришь, посмотри на свою хозяйку. Она меня тогдашнего немногим младше. Но при этом она уже к этому времени верховная ведьма. Ведьма, а не человек. А я тогда еще был человеком. У меня были обычные когти, я ел оливки, чеснок, легко пил иссоп. У меня еще был путь назад. Это потом…
И он поклацал когтями о столешницу.
-Но лич повиновался тебе даже тогда! – поражался Раэ, - Вот так взял и ушел в навь?
-Я тогда сам испугался той силы, что дремала во мне и высвободилась от невыплаканного горя. Именно горе высвобождает новые силы в колдуне… да, именно горе… ну что ж, после того, как поляна очистилась, мне удалось запечатать дыры, через которые навь и явь взаимопроникали друг в друга. Я там, конечно, по молодости немного искривил пространство. Годы спустя я узнал, что на том месте люди развлекаются тем, что ступают в одно место, исчезают на миг, а выскакивают в пяти шагах от места исчезновения. Даже развлечение такое придумали и палатку поставили. Городскую казну так пополняли. Уф! Я, конечно, потом, уже взрослым колдуном туда вернулся и пространственные линии выправил. Не надо такими вещами баловаться. Но тогда я как мог, так за собой и прибрал. Я остался один на взрытой поляне, если не считать Линнель в обмороке. Мой ослик так всего напугался, что убежал. И книга эта валялась у гроба…
-О чем она была?
-О некромантии, - вздохнул колдун, - великолепная книга. Я ее сжег. Хватит с людей дрянных знаний.
Раэ кивнул. Тут он колдуну верил. Если он тогда не хотел поднимать клад, хоть и мог, то и от книги он тоже мог отказаться.
-Да, знания по некромантии сами мне шли в руки. Но мне этого всего было не надо! Впрочем, за все эти годы я и так стал ходячей книгой по некромантии. Знаю все, чего и знать не хочу!.. Но вот оклад с книги снял. И эти углы, и булавку эту рубиновую, и застежку с бриллиантом и другими редкими камнями. Завязал это все в шаль Линнель. Раз уж Руфус за все это умер… умер за сестру… я думаю… подонок он был, вор, но… я тогда думал, что если он так ее любил, так ей желал, боролся за нее, терпел унижение из-за этого Люка… он чего-то стоил… я тогда не знал, не знал, что даже самоотверженная любовь может обернуться во зло, если Бог ее не направляет, как слепца. Зато я запросто простил за нее Руфуса.
Ослик мой вернулся на мой зов… я уж привык его звать… Линнель обмылась в одном из ручьев от навьей грязи, когда пришла в себя. Мне удалось ее несколько исцелить. Достаточно для того, чтобы посадить ее на осла и отправиться в Илл. Там я продал ювелиру несколько гранатов из оклада. Не очень-то из меня получился хороший врун. Я хотел ему объяснить, что это я бабкино ожерелье разобрал. Он мне не очень-то поверил, купил за бесценок, но и этого хватило, чтобы снять дом, нанять служанку для Линнель, а самому очень дорого одеться и пойти врать другому ювелиру. Научился, выручил достаточно денег. Переслал Большому Эшу пятьдесят тысяч, чтобы он больше не искал Линнель. Списался с дядюшкой Ру с просьбой посоветовать, куда в Илле вкладывать сбережения. Тот мне подсказал несколько безопасных способов. Я вложил эти деньги так, чтобы Линнель могла жить на проценты ни в чем не нуждаясь. И счел себя свободным. В одно прекрасное утро нанялся в караван погонщика мулов, который отправлялся в Рутту, и уехал не прощаясь. Мы вообще-то все мое время хлопот в Илле с Линнель почти не разговаривали. Она была как оглушенная, а у меня душа не лежала говорить с ней. Я знал, что она рыдает по ночам, а днем угрюмо помалкивает. Но я… как окаменел внутри. Незадолго до отъезда я начал ловить на себе ее выжидающие взгляды. Она хотела, чтобы я хоть о чем-то с ней заговорил, возможно, прояснил ее будущее, но я… ну… не мог с ней разговаривать кроме как «как ты себя чувствуешь, уже можешь ходить?» Однажды она даже выказала волнение, когда меня нашла магическая птичка Мартины, которая сумела преодолеть расстояние между Даруком и Иллом. Наверное были и другие, которые не долетали, но в эту птичку Мартина вложила столько сил, сколько могла. А в письмо отчаянный призыв. Ей я ответил так, чтобы пресечь все ее надежды. Раньше надо было, конечно же дать ей все понять, но в молодости не всегда умеешь пресечь чужой флирт, особенно если он изящен и умело замаскирован под простую вежливость. Не выведешь же ты такого человека сразу на прямой разговор.
В Рутте я, недоучка, устроился помощником аптекаря и решил, что никогда… никогда больше не прикоснусь к магии. Бабка моя была недовольна тем, что я бросил учебу и отказался от многообещающей карьеры. О, моя война с бабкой это отдельная история. Не хочу ей сейчас забивать тебе голову. Просто скажу про исход – меня лишили наследства, обругали бездельником и сказали, чтобы я не являлся домой даже к бабкиному смертному одру. Ну и поскольку моя бабка дожила в ясном уме до девяноста шести, меня в родном селе не было лет тридцать. За это время село перестало быть мне домом. Сестры, конечно, время от времени присылали мне весточки и даже навещали в Рутте. Сказали, что в село как-то приехала одна знатная дама по имени Линнель и искала меня. Бабка ее холодно и подчеркнуто вежливо приняла, но сказала, что не знает, где ее непутевый внук. Мои сестры побоялись ей сказать мой адрес из-за бабки. Ну и хорошо.
Я тогда дорос до аптекаря, жил размеренной жизнью закоренелого холостяка, начал по-человечески стареть. У меня к сорока пяти и морщины появились, и несколько седых прядей, я немного располнел и попортил зрение. Я был бы доволен тем, как прохожу свой жизненный путь, если бы не жизнь кругом. Я понял, что магия в руках человека – лютейшее зло. Любая магия, даже целительная. Человек даже если захочет добро сделать, все равно дров наломает. Его силы не случайно ограничены, чтобы он не уничтожил этот мир. Сильные маги приведут этот мир к уничтожению. Рано или поздно. Так что я был рад тому, что одним колдуном на этой бренной земле меньше. Я всей этой историей с ворами был ой как научен! Ведь даже простец может так крутить колдуном, что тот может уничтожить все. Так что я стремился ничего не решать магией. Как-то раз я был втянут в споры о наследстве и как мог решал это все без попыток привлечь память покойника. Вместе с тогдашними друзьями претерпел все судебные тяжбы плечом к плечу, все несправедливости. Пару раз столкнулся по жизни с заклинившими магическими замками и прибегнул к лому. Мои аптекарские дела шли скромно потому, что я не приторговывал как иные не чуждые магии аптекари приворотными средствами, афродизиаками, средствами срывающими беременность или наводящими порчу на врагов. А вот как раз мой конкурент через улицу попросту купался в деньгах и имел влиятельную клиентуру. Я же как мог зарабатывал дешевыми микстурами от кашля. Ну, иногда, конечно… когда очень хотелось, чтобы лекарство усиливало свои свойства… Ну, бывало я прибегал к этому. Считанные разы. Оступался. Клял себя, что не надо брать от судьбы таких подарков и долго-долго держал слово. До следующего соблазна. Зато, знаешь, в ту пору я был счастлив. Да, я был полунищим, даже жениться не мог… да и не хотел… но у меня и друзья были… всякое бывало, конечно. Как вы, семикняжцы говорите – жизнь прожить не поле перейти. Главное, что я смог на время, довольно продолжительное для человеческой жизни, отрезать свое прошлое.
Как-то мою лавочку двадцать лет спустя после моего бегства из Дарука посетила Мартина, все такая же юная и богатая и блистательная. Как-то прознала о том, где я. Должно быть, с помощью гадания, которое у нее иногда говорило правду. Зашла, насмешливо осмотрела мою скромную аптеку, на постаревшего меня, хмыкнула, бросила мне на прилавок несколько медных монет о обитыми краями и купила у меня баночку румян «для своей прислуги в подарочек». Брезгливо отерла ноги о порог, чтобы забраться в парчовые носилки. В следующий раз я ее повстречал на эшафоте…
Тогда нас опять посетила Черная Смерть, на этот раз еще страшнее ранней волны в моей юности. Наверное, половина Рутты сгорела, когда заколачивали дома с умершими там жильцами и поджигали. И на излете болезни начались гонения на колдунов, которых считали виновниками этой заразы. Те, кто некогда был предметом восхищения, преклонения, подражания, зависти были объявлены врагами, насылающими чуму. Теперь-то я знаю, что в этом была своя правда: чуму на нас наслал Дилинквар, чтобы опустошить наши земли. Но гонение началось на колдунов внутри Ортогона. Причем под горячую руку народной расправы попались как раз мелкие колдуны со слабым даром. Те, кто были посильнее, разумеется, ускользнули. Тогда хватали и волокли в суд всех подряд, кто мог похвастаться даже самыми невинными способностями вроде возможности три раза подряд угадать шарик под наперстком или заговорить легкую зубную боль. Вот тогда я порадовался тому, что так старался заглушить свой дар. Меня никто не заподозрил, хотя на моей улице перехватали всех аптекарей и сожгли.
Теперь, когда я могу прозреть прошлое, я знаю, что гонение на колдунов было делом управляемым. Причем самими колдунами, которые решили захватить власть в Ортогоне, сделать короля своей марионеткой и не встречать ни в ком настоящего сопротивления…
Продолжение следует. Ведьма и охотник. Неомения. Глава 130.
