Начало здесь. Безмолвный мичман с обветренным лицом цвета спелого помидора, стоя у штурвала, уверенно правил курс. Первое время Бася по привычке пытался добросовестно определять место, рекомендуя командиру вести корабль по предварительной прокладке, нанесённой на карте, но это не пригодилось, ибо опытный мореход следовал многократно пройденным им маршрутом, ориентируясь по одному ему известным наземным ориентирам. Поэтому Бася стрелял пеленги лишь для записи в навигационном журнале — ему очень понравилось такое прохождение узкости — не сравнить с запаркой штурманов на подводной лодке, когда командир требует определять место каждые две-три минуты.
В Кольском заливе на траверзе острова Торос волнение несколько усилилось — один балл на плоскодонке ощущался минимум как три на подводной лодке, волны били в нос, стремясь сбить катер с курса, но тот, не обращая внимания на разъяряющееся дыхание вод, продолжал молотить винтом, не сбавляя оборотов. Лёгкий ботик, как пробку, носило на волне, монотонно и неукоснительно сначала поднимая вверх, а затем резко бросая вниз, из-за чего у Баси сделалась морская болезнь. «Так, в бога душу, начинается», — подумалось бедолаге, вестибулярный аппарат истинного подводника честно слал предупреждения, что не выдержит болтанки. В голове помутилось, содержимое желудка стало активно проситься обратно. Ощутив, что назревает необходимость отдать рифы, Бася бросился вон наружу. Стараясь держать равновесие на уходящей из-под ног палубе, он прокладывал себе путь грузной, мешковатой походкой. Не желая терять лицо перед матросами, он якобы совершал обманный манёвр — делал вид, что ему просто хочется глотнуть свежего воздуха, на самом деле преследуя нечто антисимпатичное. Он вышел на верхнюю палубу, и ему в лицо ударила сильная освежающая струя морского воздуха, насыщенная значительным количеством солёной влаги, на несколько секунд принёсшего облегчение, но дальше не было смысла обманывать природу, не в силах больше противостоять ей, в приступах мучительной рвоты он вынужден был тут же на месте извергнуть тягучую зелёную желчь. Ухватившись за леера, переломился, верхней половиной тела вывалившись за борт, его трюмные воды, подхваченные ветром, известное время струились по ветру вдоль штирборта, растворяясь в солёной морской воде. В тот момент ему показалось, что душа тоже на какое-то время покинула тело — вот она, маленькая смерть и воскресение. «Интересно, рыбы тоже страдают морской болезнью?» — подумал он, глядя в бездну. Почувствовав временное облегчение, он шаткой походкой, придерживаясь за переборки, вернулся на рабочее место, в рубку, мысленно проклиная и завидуя старпому с доком, пока он страдал, лежащим горизонтально ниже ватерлинии — идеальное положение для тех, у кого ближайшая цель жизни — пережить качку. Двух минут хватило, чтобы по РЛС определить место и сделать запись в журнале.
— Командир, через пятнадцать минут поворот влево на курс ноль градусов, — сделал по привычке очередной бесполезный доклад Бася и с виноватой улыбкой медленно сполз прямо на палубу, опершись спиной и головой о переборку, готовясь претерпевать новый подкатывающий натиск морской болезни, во время которого не был способен ни на какие подвиги.
Мичман, держась, однако, с достоинством и без панибратства, безмолвно повернул голову к военно-морской элите с лицом бело-зелёного цвета и, оценив проявленное штурманом при определении места мужество и героизм, кивнул в знак одобрения — всё было под контролем, а качка вызывала только улучшение самочувствия и аппетита. За многолетнюю службу он привык к подобной картине, когда группа старших офицеров-подводников, призванная оказать помощь для обеспечения безаварийного плавания, по воле волн превращалась в бесполезную и беспомощную кучку человеческих тел, требующую заботы, покоя и бережного ухода.
Выйдя в открытое Баренцево море, катер повернул на восток, в сторону легендарного острова Кильдин, подставив левый борт довольно свежему северному ветру. Плоскодонку стало подбрасывать на морских гребнях ещё серьёзней — она врезáлась в волны, ныряя носом, а затем, натужно выгребая на вершину, обрушивалась опять, как в пропасть, поднимая при этом тучи брызг. Волнение поднялось до двух-трёх баллов. Бася с дискретностью пятнадцать минут посылал приветствия Нельсону, чередуя моцион выходом то на левый, то на правый борт, после чего оперативно определял место, делал нужные записи, а затем продолжал мучительную борьбу с убийственно монотонной качкой. В голове занозой застряла только одна мысль: «Боже, как мне плохо, даже хуже, чем от избытка принятия шила. Лишь бы не было шторма» — в этом случае торпедную стрельбу могли отложить, увеличив продолжительность истязаний.
К полудню отважные мореходы на своей «шаланде» достигли района боевой подготовки, располагавшегося в хорошей видимости острова Кильдин — пустынного клочка земли в оправе морей, что позволяло Басе спокойно контролировать место. Проход большого противолодочного корабля (БПК) «Симферополь», по которому планировалась учебная стрельба подводной лодки, ожидался через три часа, поэтому пришлось лечь в дрейф, периодически отрабатывая «самым малым ходом», чтобы далеко не отнесло от сектора торпедной стрельбы.
Тяжёлый взгляд сидящего на полу Баси обречённо блуждал вокруг, бессмысленно скользя по стенам рубки, не замечая развернувшейся за бортом фантастической по своей сдержанной красоте арктической природы. «Пропади всё на свете!» — думал он. Погода стояла тёплая, с приятной прохладой, день выдался ясный, что хорошо для ловли как рыбы, так и торпед, — нет ничего хуже, чем туман или даже лёгкая дымка. У берега и мористей водная гладь белела следами морских волн, омывающих остров Кильдин. На карте он напоминает пробку, выскочившую из горлышка Кольского залива. Одни геологи считают его частью Кольского полуострова, другие — северным отрогом Уральских гор, но самая необычная версия — что это врезавшийся в Землю метеорит. Идущим к нему с запада ещё издали представал во всей красе живописный и величественный высокий обрывистый мыс Бык, за которым простирается обширное каменистое плоскогорье, возвышающееся над поверхностью моря на двести пятьдесят метров, ни деревца, ни кустарника — лишь камень, местами покрытый травой и серебристым ягелем, а в северной части острова — легендарный Кильдинский Северный маяк. Трудно поверить, но там жили люди — служили пэвэошники с семьями да метеорологи неустанно передавали данные во Всемирный метеорологический центр, — вот кому действительно приходилось несладко.
В назначенный час бравый БПК — краса и гордость морей, обозначая цель, проследовал на расстоянии пять миль мимо заданным курсом. Настал самый ответственный момент — морской народ мысленно обращался ко всем известным им морским богам с просьбой не дать потерять торпеду. С нижней палубы поднялся измученный качкой старпом. Все живые высыпали на верхнюю палубу в поисках проблесков огоньков красно-белой головки торпеды.
Первым беглеца заметил командир-мичман:
— Есть торпеда. Вижу!
Мгновенно скомандовал: «Полный ход» — и направил катер по направлению к беглянке. Обогнув торпеду, он остановил катер и сдал задним ходом, сблизившись кормой, на которой было оборудовано специальное углубление. Операция затруднялась усилившимся волнением моря. Заинтересованный происходящим, Бася на некоторое время забыл о морской болезни и наблюдал, как командир умело подруливал кормой на заднем ходе, борясь с волнами, стремившимися снести катер в сторону. Наконец, бойцу-матросу удалось пристегнуть за кольцо торпеды карабин лебёдки и вытащить её на палубу.
«Симферополь» уже заруливал на обратный курс для повторной стрельбы, и произошло неизбежное — как написал потом былинный летописец в вахтенном журнале: «Громогласно громыхнул Тор-млатовержец, распалясь ярым гневом, и се грянула буря и отверзитеся хляби небесныя. Сей же час воста ветр противный, возбуди же волнение морское, и тако море восколебася и возбурися, сице волнами кораблем нача яко мечем играти». Связавшись по радио с БПК, командир-мичман получил известие, что стрельба отложена на три часа.
Басю, изрыгающего проклятия, большие анафемы и все трёхэтажные приветствия, резко замутило вновь — то ли от морской качки, то ли от полученного известия и связанной с ним неизбежной цепочки событий — сбылись его худшие опасения: он в западне, откуда нет хода, накрылись его регламенты, БЧ не пройдёт проверку штаба флотилии, его буду «иметь в виду» все, кто хочет и может: начиная с командира и заканчивая комсомольским собранием, на флоте исторически все оправдания — в пользу бедных.
Командир невозмутимо направил торпедолов к юго-восточной части острова Кильдин. Сколь ни резво ретировались они в укрытие, однако волны успели вдогонку преизрядно потрепать мореплавателей. Восточная часть острова пологая, с галечным пляжем. Там располагалась удобная бухта для якорных стоянок небольших судов — бухта Могильная, известная с XVI века. Впервые её нанесла на карту экспедиция Баренца в 1594 году. В XVII—XVIII веках здесь были промыслы Соловецкого монастыря. У самого берега играли, высовывая из воды блестящие головы и топорща усы, любопытные нерпы. По мере приближения к земле волнение заметно стихало. Непостижимо, но в самой бухте наблюдался полный штиль. Торпедолов бросил якорь, и качка вовсе прекратилась. Бася постепенно стал приходить в себя и теперь в полной мере мог насладиться красотами арктической тундры. Узкая полоска земли отделяла море от природной загадки острова — уникального реликтового озера Могильного, настоящего чуда природы, в котором есть пять никогда не перемешивающихся слоёв воды, при этом верхний — пресный, а самый нижний — непригодный для жизни сероводород. Нет на Земле ни одного подобного водоёма, в котором существовала бы одновременно такая пёстрая смесь морских и пресноводных организмов.
Через некоторое время до Баси с камбуза стали доноситься соблазнительные запахи — матросы залудили макароны по-флотски с тушёнкой. На запах, естественно, пробудился, как вампир, доктор и выполз наверх из кромешной темноты нижнего кубрика впервые за всё время плавания.
— Ты себя нормально чувствуешь? — поинтересовался док, глядя на изнурённое сине-зелёное лицо штурмана.
— Чтоб мне сдохнуть, — кратко изрёк Бася, — я сам гипербореец не хуже тебя, но такую качку пережил впервые. Травил, как по часам, каждые пятнадцать минут, думал, богу душу отдам прямо в рубке над навигационной картой на глазах у всего честного народа, чуть за борт один раз не смыло, ногами за леера чудом зацепился, вода перед самым носом уже плескалась.
— Ну что, изнурённый иезуит, надо подкрепиться. Как считаешь? — в вопросе чувствовались нотки добродушного злорадства.
На что Бася учтиво адресовался своему визави:
— Убей бог меня кувалдой, трапезничать нет сил, чайку попить надо, а то внутри совсем ничего не осталось, всё содержимое морю отдал.
Спустившись на камбуз, Бася, обратя взгляд к столу, вопросил матросов:
— Для кого, бойцы, тут столько хлебов и макарон припасено?
— Присоединяйтесь, тащ, — сытым голосом ответил матрос, активно работая ложкой, — для вас не жалко, что так, что этак, всё равно потом морю отдавать.
Так и получилось, через три часа командование посчитало, что волнение позволяет отстреляться, по радио сообщили занять прежнее место в районе боевой подготовки. Тут же подняли якорь, и катер на всех парах покинул благостную тихую заводь. Началась болтанка, и всё вернулось на круги своя — доктор со старпомом мгновенно исчезли, нырнув на нижнюю палубу в свои койки, а Бася, вернув макароны на корм рыбам, продолжил мучительно обеспечивать навигационную безопасность плавания, фактически просто фиксируя точки маршрута плавания — основную работу экипаж торпедолова проделывал самостоятельно.
…Благополучно подняв вторую красно-белую болванку, командир-мичман с чувством выполненного долга направил свою бригантину обратно в базу. В бухте Ягельной лучезарное солнце и серебро луны оставляли на морской глади две светящиеся дорожки. Бася, старпом и доктор вышли на верхнюю палубу, автоматически возвращая себе статус героев-подводников, бригантина-торпедолов же из главного героя этого дня постепенно превращалась опять в невзрачное утлое судёнышко, а экипаж — в скромных тружеников моря.
---------------------------------
Книги автора канала можно приобрести, обратившись по телефону к Светлане +79214287880