Увлекательный рассказ Анатолия Чайковского, автора множества книг о фигурном катании и мужа великой Елены Чайковской.
Обозреватели «СЭ» Юрий Голышак и Александр Кружков поговорили с Анатолием Чайковским для нашей рубрики «Разговор по пятницам» в марте 2019 года. В большой беседе в том числе затронули историю Александра Горшкова. Фигурист в паре с Людмилой Пахомовой тренировался у Елены Чайковской и в 1976 году стал первым олимпийским чемпионом в танцах на льду. Шестикратный чемпион мира и Европы с июня 2010 года был президентом Федерации фигурного катания России. Горшков скончался 17 ноября 2022 года.
— Наткнулись на интервью дочери Людмилы Пахомовой и Александра Горшкова, — обратились Голышак и Кружков к Чайковскому. — Сообщает, что скоро начнутся съемки художественного фильма о родителях.
— Да, Юля, их дочь, все и затеяла. Именно она — двигатель прогресса. Нашла хорошего режиссера, сценарий уже готов.
— Ознакомились?
— Как раз сегодня прочитал первые 50 страниц. Любопытно!
— Вы-то среди героев присутствуете?
— Есть Чайковская как тренер — и Чайковский, который вечно крутится рядом. Когда читаешь сценарий фильма, в котором сам фигурируешь, ощущения довольно странные. Можно полезть на стенку!
— От чего же это?
— Вроде все по большому счету было так — но иначе! Успокаиваю себя: фильм-то художественный. Пусть.
— Скандалить не стали?
— Все уже запущено. Протестовать, как вдовы Кондрашина и Белова, не желаю. Меня другое удивило — в жизни-то было драматичнее, чем в сценарии. Выхватили момент из нашей общей биографии — он и сцементирует все кино. Если снимут удачно.
— Что за история?
— 1975 год — крайне для нас с Мадам тяжелый. Тогда произошла катастрофа с Горшковым. В Копенгагене он и Мила стали пятикратными чемпионами Европы. Заканчиваются показательные выступления — являются представители Внешторга. Просят Роднину с Зайцевым и Пахомову с Горшковым сфотографироваться на фоне «Столичной» водки. Реклама нашего продукта для заграницы. Родниной и Зайцеву было проще, они привыкли к поддержкам. Любым!
— Пахомовой и Горшкову труднее.
— Не то слово. А тут Саше пришлось часа полтора таскать Милку на руках, поднимать. В неотапливаемом зале. Ребята окоченели.
— Закончилось простудой?
— Если бы! У Саши лопнуло легкое!
— Ой.
— У него был давний порок в легком после недолеченного гриппа. Образовались мелкие пузырьки. И произошел разрыв — на кровеносном сосуде! Он думал, что это воспаление плечевого нерва. Болит под лопаткой, пусть и сильно...
— Терпел?
— Да. По сценарию я с ними лечу в самолете, а на самом деле просто встречал в аэропорту. В автобусе Саша сесть уже не мог. Ехал стоя. Дома занимались самолечением — массаж, горячие ванны... Вещи абсолютно противопоказанные!
— Можно было и загнуться.
— Мучился дня три. В конце концов Мадам не выдержала, сказала: «Собирайся!» Наш товарищ заведовал всем здравоохранением Москвы, он и посоветовал: «Обратитесь к Володе Сыркину в Пироговку. Лучший в стране специалист по сердцу и легким, консультирует людей с самого верха».
— Так-так.
— Зима, в Москве оттепель, грязь по колено. Все затянуто низкими облаками, настроение ужасное. Этот Сыркин даже слушать Сашу не стал — постучал пальцами, как доктора старой формации. Приподнял голову, внимательно посмотрел на нас: «У него легкое настолько заполнено какой-то жидкостью, что сердце сместилось вправо...» — «Что делать?» — «Выход один — немедленно ехать в больницу путей сообщения на Волоколамке». Суббота! Ночь! Мрак!
— Беда.
— Подключили другого нашего знакомого — министра транспорта СССР Бориса Бещева. Встречались каждую неделю у них на даче, рассказчик он был потрясающий. Вспоминал, как работалось министру путей сообщения при Сталине. Я все уговаривал: «Борис Павлович, напишите воспоминания!» «Нет, — отвечает. — К мемуарам не готов».
— Горшкову-то помог?
— Звоним Бещеву — тот сразу: «Езжайте в больницу, вас примут». Горшков чуть ли не при смерти. Позже выяснилось, у него в легком смесь крови с сукровицей — почти два с половиной литра!
— Слушать-то страшно.
— Надо вызывать нашего великого хирурга, академика Михаила Перельмана. Он на даче ночует. Сашу укладывают в койку, Перельман является ранним утром. Состояние больного уже катастрофическое. Требуется срочное переливание крови. А она у Горшкова редкая, отрицательный резус. Запасов такой крови нет, донора — тоже.
— Вот это детектив.
— Зато у Мадам резус отрицательный. Легла на прямое переливание!
— Сколько отдала?
— Пол-литра. Потом отыскался донор, привезли могучего парня. Сразу дал много крови. А Перельман сделал фантастическую операцию на легких! В учебниках она описана как хирургическая авантюра. Которая завершилась безукоризненным успехом. Провернуть это мог лишь гениальный хирург. Так Саше спасли жизнь.
— Прекрасная история.
— Еще не конец. Врачи говорили — восстанавливаться Горшков будет не меньше года. А только-только стало известно, что танцы включили в программу Игр, есть шанс стать первыми олимпийскими чемпионами. Едва ли не на второй день Саша начал подниматься, заставлял себя делать упражнения. Все ходили смотреть на него безумными глазами!
— Немудрено.
— Через три недели чемпионат мира — решили отправить туда Пахомову с Горшковым, чтобы выступили с оригинальным танцем танго. Я летел в Колорадо-Спрингс с ними одним самолетом, видел его страдания. Каждый шаг Горшкову давался тяжело! Город на высоте 1800 метров. А каток еще выше! Как-то среди ночи позвонил из Москвы Виталий Смирнов: «Это правда?!» — «Что?» — «Горшков умер?» Мадам убеждала его, убеждала — нет, пришлось звать к телефону самого Сашу...
— Вы постоянно были рядом?
— Конечно. Как журналиста меня не пустили бы никуда — но в качестве мужа Чайковской проходил всюду. Не пропускал тренировок. Ночами не спал — так переживал.
— Хорошо, хоть на вашем здоровье это не сказалось.
— Сказалось! Небольшой группой журналистов отправились потом в Лос-Анджелес на три дня. Побывали в Голливуде. Со мной Володя Коновалов, выдающийся документалист...
— Это наш друг. Еще один герой «Разговора по пятницам».
— Надо же! Вечером заглянули в ресторан «Москва», в котором хозяйничала русская эмигрантка. Не могли же мы такое пропустить в Лос-Анджелесе? Начал я кушать то, что категорически нельзя было.
— Это что же? Омаров в белом соусе?
— Киевскую котлетку!
— Ах.
— Вы знаете, что такое настоящая киевская котлетка? С жареной хрустящей соломкой — а под ней сухарик, пропитанный горячим маслом. Здесь сухарик был зажарен до хруста!
— Так к чему вас это привело?
— К страшному приступу язвы! В самолете дурно, Коновалов зовет стюардесс. Эти американки нашли какие-то таблетки, чуть полегчало. Приземлились в Нью-Йорке — тут же отправились жрать пиццу!
— Не добила она вас?
— Как-то обошлось. Накрыло уже в Москве — пришлось оперироваться. Вот таким вышел для нас 1975 год.
