Шло время. Где-то там, далеко, за толстыми стенами, мимо проходила жизнь, наполненная событиями, стремительно менялись времена. И сидел он теперь в другой стране. А здесь всё было по-прежнему, как сто, а может, и двести лет назад.
Неожиданно, как гром среди ясного неба, когда до окончания срока оставалось четыре года, его, ничего не объяснив, отвезли в военную прокуратуру. Там, в недосягаемой выси, где обитают небожители, облеченные крупными звездами, и широкими лампасами, что-то пошло не так. То ли кто-то с кем-то не поделился, то ли молодой, клыкастый хищник принялся жрать «старую гвардию», а может быть, пришла пора обновления и неугодных принялись «мочить в сортире». А потом был закрытый суд. Нет, «правильного мужика», зека Веретенникова, не выпустили по УДО, и не оправдали. Его этапировали в лагерь общего режима, где он в совершенстве овладел мотопилой «Дружба». А это была почти что свобода.
Весне было все равно, что творится на этой грешной земле. Она пришла, растопив снег и, одев природу в нежно-зелёное платье.
Теперь уже бывший зек Веретенников, стоял за воротами лагеря и, закрыв глаза жадно вдыхал таёжный, пьянящий аромат свободы, которая, как ему казалось, больше не придет никогда. Радости не было. В душе прочно обосновалась, давно уже ставшая обыденной пустота.
Кому нужен маленький, никчемный осколок некогда могущественной империи, волею судьбы, заброшенный в другую страну? В его кармане лежала какая-то сумма, совершенно, неизвестных ему денег и, что на них можно купить, он не представлял. В старом чемодане пылилась полевая форма, афганка, несколько рубашек военного образца и хромовые, офицерские сапоги. В нагрудном кармане лежала справка об освобождении. Всё богатство, которое успел нажить прапорщик Веретенников. Он безучастно вздохнул и, не оборачиваясь, пошел прочь. От лагерных ворот удалялась ссутулившаяся фигура, бездумно идущая в никуда.
Странный человек, в военном кителе времен канувшего в лету СССР, без погон и петлиц, не шевелясь, сидел на боковой плацкарте и смотрел в окно. Мимо сновали пассажиры, бросая на него равнодушные взгляды. Некоторые смотрели с опаской, а кто и с брезгливостью. И тогда ему становилось стыдно. Он уходил в тамбур, и надсадно кашляя, одну за другой, курил дешевые сигареты. «Куда я еду? – с безразличием думал Веретенников. – В каких краях и кто меня ждет?»
Поезд замедлил ход и скрипнув тормозами, остановился. Решение пришло неожиданно. Он подхватил чемодан и вышел на платформу. «Назад! На прииски. Лишь бы подальше. Моё место там».
В запущенном пристанционном скверике, двое, неряшливо одетых, бородатых мужичка, уютно устроившись у пенька, пили из грязного, замусоленного стакана дешевое вино и, закусывая, смачно чавкали растекающимся на солнце салом.
- Чо, мужик, уставился? – развязно спросил один из них. – Цирк тебе тут, што ли? Видишь, люди культурно отдыхают! Не мешай. Двигай, куда шел!
- Да, никуда я не шел. Некуда мне идти.
- Чо, тоже бомж?
Что такое «бомж», Веретенников не знал. – Может и бомж. А, что это такое!
-Тю! Глянь на него! Ты чо, дядя, с луны свалился?
- С зоны.
- Ааа! – уважительно протянул другой!- Понятно! А баблом не богат? Может отстегнешь на пузырь? Третьим будешь.
Веретенников пожал плечами, вынул из кармана деньги, и протянул «пятисотку» мужику. – Хватит?
Бомжи переглянулись. – Хватит! – радостно воскликнул один из них. – Давай сюда! Я щас, мухой!
Пьянел он быстро. «Господи! Я даже не подозревал, что на свете есть такие замечательные люди!» – плясали в голове хмельные мысли. «Поломала их судьба, а человека из них не вытравила. Мне бы раньше таких друзей!» Жизнь взыграла яркими красками. Мир оказался не таким уж плохим, каким был ещё час назад, и вдруг, стал расплываться и меркнуть. Глаза слипались и он завалился на бок.
Проснулся Игорь от яркого солнца, бьющего прямо в глаза. Голова страшно болела, во рту было сухо, сильно хотелось пить. Веретенников с трудом приподнял голову и, сфокусировав взгляд, осмотрелся. Не было ни «закадычных друзей», ни «обильного стола», ни чемодана. Он протянул руку к нагрудному карману. Кителя на нем тоже не было. Не было и денег. Рядом с ним сиротливо лежала справка об освобождении, и у пенька стояла диковинная прозрачная посудина, с ещё более диковинной этикеткой с надписью «Фанта». Ни о чем не задумываясь, Веретенников дотянулся до бутылки и жадно выпил. С трудом поднялся и сел на пенек, обхватив голову руками. Он ни о чем не думал. Мыслей не было. Просто сидел, закрыв глаза.
- Эй, дядька! – послышался женский голос. Кто-то тряс его за плечо. –Ты чего тут расселся?
Веретенников поднял голову. Перед ним стояла моложавая женщина с озорными, лучащимися добротой глазами и дворницкой метлой в руках.
– А я вот, перрон мела, дворничиха я, гляжу, ты на пеньке сидишь. Дай, думаю, подойду, поспрошаю, можа плохо человеку стало. А ты, никак бомж новенький? Чой-то я ранее тебя тут не видывала.
- Зек я. Бывший.
- А што ж домой-то не спешишь? Небось нажрался с нашими оглоедами? Ограбили? Они такие!
- Нажрался. Первый раз в жизни нажрался. Некуда мне ехать.
- Это ж, как так, некуда?
- Да, вот так.
И его прорвало. Впервые, за долгие годы молчания.
Женщина слушала не перебивая, опершись на метлу, и с бабьей жалостью смотрела на пришлого, чужого человека.
– Ну, вот што, милок. Подымайся, пойдем-кось, накормлю, да в баньке попаришься. А то душок от тебя чижолый. Ежели хочешь, у меня поработай пока. Хозяйство большое, сама с трудом управляюсь, дитёв двое, работаю вот. А мужика нету. Губит вас ента отрава поганая. Вот и мой допилси, пока сгорел. Который год уже одна колготюсь. Помогнешь, спасибо скажу. Ну, а нет, вольному воля. Держать не стану.
Работник оказался на славу. Всё у него спорилось и ладилось. Мастером на все руки оказался бывший прапорщик и зек, Веретенников Игорь Николаевич. И крышу перекрыл, и забор новый поставил, живность сыта и ухожена. Завидовали Анне соседки. – Справный у тебя работник, Анютка! Тверёзавый, и руки растуть откуда надо. Работаить на загляденье. Кто ж такой он будить? От ответа на этот вопрос Анна всегда уходила. - А што замуж-то не идешь?
- А не зовуть! – с вызовом отвечала она.
Через два года, как в давно забытой, далекой юности, когда весна благоухала запахами цветущей сирени, Анна стала его женой. Он намертво прикипел к этой женщине с широкой, русской душой, и наполненным безграничной добротой сердцем.
Простое, человеческое счастье длилось недолго. Месяц минул с того дня, когда его Анюты не стало. Ни к чему теперь ему добротный, уютный дом, ухоженный сад, хозяйство. Снова навалилось пустое, холодное одиночество, наедине с которым он, бок о бок, провел столько лет.
- Николаич!- вернул его к действительности подошедший сосед. – Ты што это скуксился? Можа пропустим по соточке? Я вчерась, с получки, приныкал бутылочку беленькой принесть?
- Неси, – безучастно ответил Веретенников.
- Погодь, я мигом!
Игорь Николаевич Веретенников, мутнеющим взором смотрел в голубое небо, в котором жаворонки распевали гимн жизни. На его лице застыла умиротворенная улыбка.
- Эээ! Николаич! Ты, это чего удумал?? Я ж, вот, бутылочку притащил! Чо ж, зазря-то бегал? Ты, мне это, бузить-то кончай!
Он дотронулся до плеча соседа, бывший прапорщик, заключенный, и просто человек, Веретенников Игорь Николаевич, медленно завалился на бок. Душа его уже была далеко.
Уважаемые читатели!
Благодарим Вас за то, что читаете рассказы, комментируете, а также за отметки " мне нравится".
Возможно Вы, уважаемые читатели, не увидели этот рассказ. Он также будет интересен многим читателям, если Вы его оцените лайком)