В декабре с фронтов пришли вести о первых больших победах. Врага из-под Москвы погнали вспять. 5 декабря войска Красной Армии на Калининском фронте, а 6 декабря – на Западном фронте и правом крыле Юго-Западного фронта пошли в контрнаступление. Через два дня Гитлер подписал директиву о переходе своих армий к обороне по всей протяженности советско-германского фронта. Гитлеровское наступление 1941 года закончилось провалом. Победа под Москвой вселила в бойцов и командиров Красной Армии силы, помогла поверить в то, что сильного и опасного врага можно побеждать и гнать на запад, туда, откуда он незвано пришел.
Первой ласточкой общего наступления Красной Армии в зимней кампании 1941-1942 года стал штурм войсками Ленинградского фронта города Малая Вишера.
Бои за него вела 52-я армия, в результате наступления которой немецкое командование 18 ноября приняло решение оставить Малую Вишеру. Летчики с аэродрома Веребье принимали непосредственное участие в боях за Малую Вишеру, которая располагалась в сорока километрах от станции.
В те же дни продолжались бои за Тихвин, находившийся с 9 ноября в руках противника. Немцы придавали большое значение удержанию этого города. Начальник генерального штаба сухопутных войск германской армии генерал Гальдер в своем дневнике писал, что 6 декабря на совещании у Гитлера излагались планы по установлению прямой связи с финской армией и дальнейшей изоляции Ленинграда. Для этого предполагалось пополнить 8-ю и 12-ю танковые дивизии и, главное, удерживать Тихвин.
Но на следующий день после совещания в ставке Гитлера в сражении под Тихвином наступил перелом. Части Красной Армии, наступая в сложной лесисто-болотистой местности, прорвали оборону противника на линии железной дороги, создав угрозу для единственной транспортной артерии, связывавшей его тихвинскую группировку с тылом. С целью ликвидации этой угрозы немецкое командование было вынуждено начать перегруппировку сил и снять часть их с фронта в районе Тихвина. Воспользовавшись ослаблением врага, войска нашей 4-й армии атаковали и 9 декабря в ночном бою овладели городом.
В результате Тихвинской наступательной операции советские войска окончательно лишили немцев возможности соединиться с финнами, создать второе кольцо окружения и установить полную блокаду Ленинграда. От оккупантов были освобождены населенные пункты и ранее утерянная территория, после чего удалось восстановить железнодорожное сообщение по ветке Тихвин-Волхов. Был нанесен тяжелый урон восьми гитлеровским дивизиям, четыре из которых были танковые и моторизованные из состава XXXIX танкового корпуса. Немецкое командование для восстановления сил сняло с других фронтов и перебросило на тихвинское направление пять дивизий. Ленинград продолжал оттягивать на себя силы гитлеровцев.
Враг, понеся тяжелые потери, в декабре откатился на те же позиции, с которых начал наступление в октябре.
После победы в боях за Тихвин советское командование с середины декабря начало подготовку к проведению Любанской наступательной операции Волховского фронта, которая имела целью прорыв блокады Ленинграда на южном направлении. Боевые действия Красной Армии заметно оживились.
Свой вклад вносили в битву за город и ленинградские чекисты. Ликвидация банды «Куцего», которую провела группа Савельева, стала успешным началом целой серии операций по обезвреживанию уголовных банд, которые осуществляли другие подразделения управления.
Сотрудниками НКВД вскрывались подпольные склады продовольствия, украденного с городских торговых баз, то есть отобранного у голодающих ленинградцев. Обнаруживались и уничтожались пачки фальшивых продовольственных карточек, которые не были обеспечены реальным запасом продуктов и фактически приводили к ограблению населения. У бандитов изымалось оружие и взрывчатка, которую планировалось применять для диверсий на ленинградских промышленных и транспортных предприятиях. Банды уголовников не были большими по численности, но урон городу наносили немалый. Главной опасностью их деятельности было то, что бандиты зачастую действовали в контакте с вражеской агентурой, проникшей в осажденный город, а порой и под непосредственным руководством внедренных агентов абвера.
Савельев на следующий день после задержания банды на Смоленском кладбище обратился к Лукьянову:
– Юрий Николаевич! Наших бандюг начинают допрашивать следователи. Но я хочу обратиться к руководству за разрешением, чтобы самому поработать с одним из фигурантов этого дела.
– Кого же из них ты «расколоть» собрался?
– Того, который ночью со своими подельниками вёл речь про некоего «господина Вольфа». Я лично слышал эти слова и уверен, что уголовник встречался с ним. Вместе со мной их слышали наши ребята, которые сидели в засаде в склепе. Полагаю, что эта ниточка быстрее приведет к выявлению немецкой агентуры в городе, а, значит, к предотвращению их новых преступлений. Ведь пока следователи будут последовательно, шаг за шагом выяснять, откуда взялись ящики в склепе, что в них находилось и для чего предназначалось, я смогу установить этого «господина» и взять его.
– В твоем предложении есть резон. Изложи свои соображения в официальном рапорте, а я постараюсь согласовать их с начальником управления. Надеюсь, он пойдет нам навстречу.
Петр Николаевич Кубаткин сам долгое время был оперативником и знал толк в этой работе. К тому же, не любил бюрократическую писанину. Выслушав Лукьянова, он быстро уяснил суть вопроса и написал положительную резолюцию на рапорте Савельева.
Андрей уже занял место за столом в помещении для допросов во внутренней тюрьме, когда конвоир привел «Фофана».
Подследственному указал место на табурете напротив, а конвоира отпустил.
«Фофан» взял с места в карьер, чтобы показать себя «начальнику» во всей красе, закинул ногу на ногу и, нагло улыбаясь, почти потребовал:
– Закурить дай, начальник! А то без курева разговор не пойдет.
Но Савельев отрезал:
– Дай уехал в Китай! Курить – здоровью вредить, запомни! А разговор у нас пойдет, еще как пойдет, Фофанов Григорий Иванович, 1914 года рождения, русский, дважды осужденный, по 158-й статье за кражу и по 161-й статье за грабеж. Оба раза срок отбывал в Стрельнинской колонии.
Уголовник пытался продолжить свой издевательский тон:
– Не говоришь, а пишешь, начальник!
Надеется вывести из себя следователя, подумал Савельев, чтобы нарваться на побои и, умывшись кровью, отправиться отдыхать в камеру вместо того, чтобы маяться на нудном допросе. Андрей сделал вид, что так и будет – с угрюмым видом вышел из-за стола, встал рядом и приказал:
– Встать, Фофанов!
Тот, нехотя, поднялся с табурета и смерил оценивающим взглядом худого, но жилистого «начальника», который, к тому же, оказался на полголовы выше. Кривя губы, поинтересовался:
– Бить будешь, начальник? Своими отбитыми ребрами я хорошо запомнил привычки «краснопёрых».
– Нет, бить не буду, – откликнулся Андрей и резко скомандовал:
– Сесть, Фофанов!
«Фофан» удивленно пожал плечами и исполнил команду. Тут же посыпались новые:
– Встать, Фофанов!
– Сесть, Фофанов!
– Встать, Фофанов!
– Сесть, Фофанов!
– Встать, Фофанов! Нравится физзарядка? Я тебя сейчас в тюремный двор выведу, чтобы ты полчасика на морозе по-пластунски поползал для просветления мозгов.
Со сбившимся дыханием уголовник примирительно сказал:
– Ладно, гражданин начальник, чё звал то?
– Вопросы здесь задаю я, а твоё дело отвечать на них, понял? – строго ответил Савельев.
– Ну, понял, понял!
– Тогда отвечай по существу! Ты давно знаешь «Куцего» и всех подельников, с которыми тебя задержали на кладбище?
– Ну, знаю. Может, год, как мы знакомы, может меньше. У меня календаря нет.
– «Куцый» у вас за главаря, а все ему подчиняются?
– Слушай, «Куцый» этот – фраер дешевый! У него всего одна ходка, и та по «хулиганке». На понтах всё горлом берет и братков по одному прижимает! Дождется, что его на перо поставят!
– Те ящики, с которыми вас задержали, ты прежде заносил в склеп на кладбище?
Уголовник замахал руками и попытался всё отрицать:
– Гражданин начальник, я эти ящики первый раз увидел. «Куцый» попросил принести в машину, обещал водкой рассчитаться. Я и согласился, а больше ничего про ящики не знаю.
Неожиданно для «Фофана» Савельев не стал больше расспрашивать про ящики и с каким-то безразличием сказал:
– Меня Фофанов эти ящики не особо интересуют. Про них сейчас твои кореша подробно рассказывают следователям. А ты, друг ситцевый, проходишь у нас по другой статье.
– Это по какой же такой статье? – удивился уголовник.
– По 58-й: измена Родине в форме шпионажа в интересах гитлеровской Германии.
«Фофан» от удивления поперхнулся и взвизгнул:
– Какой шпионаж, гражданин начальник? Честного вора в политику под «вышку» подвести хочешь? Попутал ты что-то!
– Не верещи! Говори по существу, когда и при каких обстоятельствах ты и твой подельник «Куцый» вступили в преступную связь с фашистским агентом Вольфом?
Савельев немного опережал события, ведь ему фактически не было известно, что пресловутый «господин Вольф» являлся вражеским агентом. Пока он мог лишь предполагать, но внутреннее чутьё подсказывало, что это именно так.
Уголовник пытался отнекиваться:
– Ни в какую связь с фашистами я не вступал. Не надо на меня наговаривать того, чего не было!
– А ты вспомни, как на кладбище ты дружку своему сказал: «Из-за пацанов перед господином Вольфом объясняться придется, почему ящики перепрятать надо». Вспомнил теперь Вольфа?
«Фофан» буркнул:
– Никакого Вольфа не знаю. Поклёп это!
– Нет, Фофанов, не поклёп. Кроме меня и наших сотрудников эти слова слышали трое твоих корешей, один из которых тебя предупредил: «Не вякай про господина Вольфа, это тебе может боком выйти». Вот и выходит боком! За язык тебя никто не тянул, а сказанное отвечать придется.
«Фофан» насупился, отвернулся и процедил:
– Ничего я больше отвечать не буду. Отправляй в камеру, гражданин начальник.
– Ладно, в камеру я тебя отправлю. Только не в одиночку, а в общую, к твоим подельникам и к «Куцему». Сегодня же вечером всем станет известно по тюремному «телеграфу», что ты сдал следователю и «Куцего», и господина Вольфа. Кого тогда на перо поставят, как думаешь? Ты до следующего утра не доживешь, точно.
Уголовник долго сидел, явно размышляя о том, в какую ситуацию попал, и как лучше выпутаться. Потом хрипло попросил:
– Гражданин начальник! Покурить-то можно? Мозги уже плавятся.
Савельев пошарил рукой в ящике стола, достал пачку папирос со спичками и протянул «Фофану».
– Ладно, слушай сюда, скажу, как дело было, – сказал тот, пуская клубы табачного дыма. – Где его, этого Вольфа, «Куцый» надыбал, врать не стану, не в курсе. Но как-то в начале осени он сказал, что нам денег подсыпят изрядно. Только надо подобрать людей, которые будут светить фонарями, когда немцы бомбить город начнут. Одного такого «фрукта» «Куцый» на Васильевском острове при нас обработал, тот со страху в штаны надул, но фонарик взял. Дальше не знаю, я был не при делах. Потом, когда снег выпал, мы вдвоем с «Куцым» поехали по утру на фургоне в Старую Деревню. Подъехали к какому-то дому, мужик вышел, я его в сумерках не особо разглядел. Но он – барин, точняк говорю. «Куцый» его назвал «господин Вольф». А он всё время молчал. Только в конце, когда мы из его сарая ящики в фургон перенесли, этот «господин» велел, чтобы прятали надежно до тех пор, пока он не скажет. Говорил он по-русски, но так, как эстонцы говорят. Я с одним эстонцем в колонии парился, знаю.
– Где его дом в Старой Деревне, запомнил? – уточнил Андрей.
– У нас «Куцый» всегда за баранкой сидит, он знает, куда рулить. Я спал на сидении рядом. Когда подъехали, темно еще было, ничего не видно вокруг. Слышно было, что паровоз проходил, значит «железка» рядом. На обратном пути уже рассвело, я смекнул, что мы из Старой Деревни выезжаем. Больше я этого Вольфа не видел, вот те истинный крест!
Савельеву хватило сведений, полученных от Фофанова, для поиска «господина Вольфа». Тем более что других данных пока не поступило: «Куцый», не зная о том, что «Фофан» раскрыл примерное место проживания агента абвера в Старой Деревне, старательно вводил следствие в заблуждение. Рассказывал, что никогда не бывал у немца и не знает, где тот живет. Протоколу допроса Фофанова был присвоен гриф «Сов.секретно», и до поры, до времени, с его содержанием никого из сотрудников управления не знакомили. Но действовать Савельеву предстояло быстро, пока Вольф не догадался, что членов банды «Куцего» арестовали чекисты, и не ушел в подполье во избежание раскрытия.
… Прежде всего, Андрей решил поговорить с участковым милиционером, закрепленным за дачным поселком Старая Деревня, находящимся на северо-западе Ленинграда между берегом Большой Невки и пригородной железной дорогой на Сестрорецк. Милицейское начальство сообщило, что участковый Квитко В.Н. вызван в отделение милиции Петроградского района. Туда Андрей и отправился.
Он заглянул в кабинет, где была назначена встреча, и спросил у совсем молоденькой девушки-милиционера, не заходил ли туда участковый Квитко В.Н.
– Участковый Квитко Вера Николаевна – это я, – тонким голосом ответила девушка.
Савельев, ожидавший встретить опытного милиционера, надежного помощника в тяжелом и опасном деле задержания вражеского агента, увидел перед собой курносенькую девчушку лет восемнадцати-девятнадцати, на вид почти ребенка. При росте Андрея сто восемьдесят, она едва доставала ему до подмышек, вместе с шапкой. На лице чекиста, видимо, отразилась вся гамма чувств от удивления и разочарования до возмущения и негодования. Девушка это заметила и как-то машинально, скорее всего, для того, чтобы разрядить нервозную ситуацию, подняла руку и, дотронувшись до шинели Савельева, робко сказала:
– Извините, у вас пуговичка на шинели отрывается, товарищ младший лейтенант госбезопасности.
Андрей набрал воздуха, но вместо того, чтобы выругаться, неожиданно выпалил:
– Сама ты, то есть, сами вы – пуговичка, товарищ младший сержант милиции!
Он в сердцах рванул висевшую на ниточке форменную пуговицу, расстроено сел на стул у стены и замолчал, задумавшись, что предпринять дальше. А девушка, чувствуя, что оперативник не воспринимает её всерьез из-за молодости и маленького роста, решила доказать, что она вовсе не пустое место.
– Вы понимаете, товарищ Савельев, у нас в отделении на сегодняшний день маловато мужчин осталось. Несколько человек ушли воевать в сводный батальон милиции, кого-то в другие районы перевели, а шесть человек из наших за два месяца, за ноябрь и декабрь, умерли от дистрофии. Вот и приходится женщинами заменять. Не думайте, что я слабая и неумеха. Я бегаю быстро, могу любого преступника догнать. И боевыми приемами владею. Вот попробуйте, наведите на меня пистолет!
Андрей слушал рассеяно, но услышав просьбу, встал, хотя не мог отдать себе отчет, зачем. Видимо, просто девчушка попросила, и он не смог ей отказать. Но уж во всяком случае, не затем, чтобы проверять её навыки в самбо.
Тем не менее, он достал свой ТТ, проверил, чтобы оружие стояло на предохранителе, и направил на Квитко. Что в этот момент она сделала, было не совсем понятно, но он почувствовал болевой прием на правой руке, и пистолет вывалился на пол. Андрей озадаченно покачал головой, убрал выпавшее оружие на место и сказал всего одно слово:
– Молодец!
Хотел добавить «Пуговичка», но воздержался, чтобы не обижать человека.
В управлении он с грустной улыбкой рассказал про «Пуговичку» Лукьянову. Тот, не настроенный на шутки, серьезно поинтересовался:
– И чего же ты с этой «Пуговичкой» надумал? Как искать того, кто нам нужен?
– Она сообщила, что в Старой Деревне после начала войны появилось десятка полтора новых жильцов. Две семьи беженцев из Эстонии, какой-то бывший младший командир, раненый в ногу в начале войны, вылечившийся в госпитале и списанный вчистую как инвалид, с палочкой ходит. Еще люди из соседних областей, по разным причинам попавшие в Ленинград и оставшиеся из-за блокады.
– Всех, Андрей Петрович, надо срочно проверять. Их не сто и не двести человек, а всего-то пятнадцать. Это облегчает задачу, но придется буквально рыть землю, работать днем и ночью, чтобы не упустить этого Вольфа. Кстати, спрашивал у участкового, нет ли среди жителей кого-нибудь с такой фамилией?
– Спрашивал. Она сказала, что человека с такой фамилией на её участке нет. Говорит, обратила бы внимание на немецкую фамилию.
– Понятно. На всякий случай спросил. Слушай, а где тот раненый в ногу командир лечился?
– Квитко говорила, что смотрела его документы. Лечился он в Красном Селе.
– В Красном Селе уже полгода немцы стоят. Черта с два, что там срочно проверить удастся. Думаю, тебе надо начать с беженцев из Эстонии, ведь Фофанов упоминал, что Вольф говорил с эстонским акцентом. Может, найдешь его среди них.
– Я тоже так подумал. Мужчины из этих семей на железной дороге работают, их не очень сложно проверить. Пошел я, Юрий Александрович, чтобы время не тратить.
Остаток дня и всю ночь Савельев провел в разных районах города на Октябрьской железной дороге.
Начал на Финляндском вокзале, потом в поисках помощника машиниста, одного из тех беженцев, пришлось с оказией на паровозе проехаться до станции Московская-Сортировочная. Поездка Андрею запомнилась. Ночью, когда город уснул, он стал свидетелем, что железная дорога жила своей привычной размеренной жизнью: по рельсам двигались составы, переводились путевые стрелки, через открытое окно кабины машиниста доносились звуки простуженных басовитых гудков и тоненьких свистков. Женщины в железнодорожной форме с двухцветными флажками в руках строго посматривали во все стороны со своих постов на переездах. Путь лежал через станции Кушелевка, Пискаревка, Полюстрово, через мост на реке Охта к Финляндскому мосту над Невой. На левом берегу город плотнее брал дорогу в обхват. Во многих местах дома находились совсем недалеко от путей. Вот мелькнули бараки Фарфоровского Поста, и через несколько минут, шипя парами, «попутное транспортное средство» замерло на Сортировочной. Дальше, чтобы разыскать нужный паровоз и не попасть под колеса вагонов, беззвучно двигавшихся на слабо освещенной станции, Андрею пришлось взять провожатого. Путешествие с ним тоже оказалось не простым делом. Подлезали под стоявшие вагоны, поднимались на открытые тормозные площадки и спрыгивали с них, расспрашивали дорогу у станционных рабочих и паровозных бригад, пока, наконец, не обнаружили паровоз с нужным номером. Но беседа с пожилым железнодорожником, беженцем из города Нарвы, русским по национальности, показала, что поиски Вольфа придется продолжить.
За вторым беженцем путь лежал в мастерские Московского вокзала. Снова выручил попутный паровоз. Ехать оказалось недолго, минут пятнадцать. В мастерской по ремонту подвижного состава нашелся тот, кто ему был нужен. Перед Андреем стоял невысокий человек с усталым лицом, говоривший по-русски без малейшего акцента. Натруженные руки и замасленная одежда свидетельствовали, что этот рабочий никак не мог быть тем барином, о котором рассказывал «Фофан». Хоть одень его в костюм лорда! До войны он тоже жил в Нарве, и с соседом-машинистом в считанные дни до оккупации Эстонии они успели выбраться вместе с семьями в Ленинград.
С Московского вокзала, будто отработав ночную смену, Савельев по улицам просыпавшегося города пошел в управление. В кабинете у Лукьянова он был около десяти часов утра, когда совсем рассвело. Начальник без энтузиазма поинтересовался:
– По твоему виду понятно, что мы вытянули «пустышку» с этими железнодорожниками. Так что ли?
Андрей устало покачал головой и ответил:
– Так точно. Пустой номер. Надо брать список и выбирать следующего кандидата.
Юрий Николаевич читал за столом какой-то документ и откликнулся не сразу. Но, подняв от бумаги голову, неожиданно сказал:
– Возможно, появились какие-то новости. Минут десять назад тебя по телефону разыскивала девушка, участковый уполномоченный Квитко.
– Юрий Николаевич! Так это и есть та самая «Пуговичка».
– Я так и понял. Велел ей позвонить позже. Так что сиди у телефона, жди звонка «Пуговички».
Девушка действительно вскоре позвонила. Без предисловий деловито сообщила, что продавщица в поселковом магазине – ее помощница. У нее отоваривают продовольственные карточки все жители Старой Деревни. Сегодня утром довольно-таки много хлебных карточек отоварила гражданка Осипович, сожительница раненого в ногу младшего командира, который поселился летом в поселке. Продавщица сообщила участковой о подозрительном факте и передала те самые карточки.
– Вера, где вы сейчас находитесь? – спросил Савельев, предчувствуя, что информация чрезвычайно важна.
– Я звоню вам из отделения милиции Петроградского района. Приехала на попутке из Старой Деревни.
– Карточки у вас с собой? Прошу вас как можно скорее прийти к нам в управление. Я закажу пропуск. Хорошо? Вот и договорились. Жду!
Примерно через час Квитко появилась у него в кабинете и достала из полевой сумки хлебные карточки. Именно те карточки! Точно такие же нашли в деревянном ящике, спрятанном на кладбище. Савельев сразу узнал их по смазанному фиолетовому штампу Ленинградского комбината хлебопродуктов имени С.М. Кирова. Поддельному, кстати, штампу, потому что на подлинном штампе за словом «Кирова» следует не точка, а звёздочка. Почему карточек оказалось так много в руках гражданки Осипович?
– Вера, как фамилия сожителя Осипович, того самого инвалида войны?
– Это – гражданин Заволоцкий Николай Николаевич, 1901 года рождения, уроженец города Минск.
– Правильно, так и должно быть: где лечился, не проверить, где родился, тоже не проверить…
– Что вы говорите?
– Ничего, просто мысли вслух. Вера, покажите на схеме поселка их дом. Так, вижу. Вы у них бывали? На листочке начертите план дома и участка. Понятно. Тыльная часть участка выходит прямо к железной дороге? Собака у них есть? Нет, хорошо!
Вера обстоятельно ответила еще на несколько вопросов чекиста. Подробнее всего он расспрашивал, как попасть на участок Осипович со стороны железнодорожной линии, высокий ли там забор, много ли снега, часто ли покидает дом Заволоцкий. Девушка знала почти всё. Но про Заволоцкого сказала так:
– Нет, товарищ Савельев. Заволоцкий, он ведь с палочкой передвигается после ранения, из дома никуда не выходит, я его ни разу не встречала на улице, хотя ежедневно обхожу весь участок. И к нему никто не ходит, сейчас по снегу хорошо видно, когда кто-нибудь пройдет. Все вопросы по дому решает гражданка Осипович. Это и соседи подтверждают.
Странные дела творятся в том доме, размышлял Андрей, никто не видит, как Заволоцкий уходит. Но ему приходится решать многие вопросы в городе, значит, как-то покидает дом. Никто к нему, якобы, не ходит. Но ведь известно, что это не соответствует истине. Делается всё, но тщательно маскируется. Так могут поступать только подготовленные к нелегальной работе люди. И он – один из них.
– Хорошо, Вера! Помогли, спасибо вам. Сейчас ступайте на участок и будьте там до середины завтрашнего дня. Внимательно наблюдайте за всем, что происходит. В случае чего-то непредвиденного звоните по этому номеру телефона и сообщайте информацию, предупредив, что для Савельева. До свидания! Увидимся!
Проводив Веру, Андрей зашел к Лукьянову.
– Юрий Николаевич! Участковая сообщила, что сожительница Заволоцкого утром реализовала большое количество хлебных карточек. Именно тех карточек, которые мы разыскиваем. Полагаю, что в её доме скрывается Вольф, и он собирается бежать из Старой Деревни, для того и карточки отоварили. Инвалид Заволоцкий и немецкий агент Вольф – одно лицо. Надо его срочно брать.
– Надо-то надо! Да некого с тобой послать. И машин нет.
– Василий Зайцев здесь. Мы с ним скрутим вражину.
– Увы, сейчас и наш Василий оголодал так, что превратился в половину того, что было летом. Надо еще кого-то в помощь. Возьми всех, кто есть в информационно-аналитической группе.
– Юрий Николаевич, там тоже голодные люди, слабачки. Они не оперативники!
– Все равно бери. Пусть народу у тебя будет больше.
… Со ступеней Большого дома спустились и направились к Литейному мосту пять человек. Все – в теплой одежде, в валенках, но, судя по нелегкой походке, люди пребывали не в лучшей физической форме из-за длительного недоедания. Маленький отряд возглавлял Савельев. Первую потерю понесли недалеко от здания Военно-медицинской академии. Один из группы, немолодой человек, остановился, прислонился к стене, тяжело дыша, на лице выступили капельки пота, несмотря на мороз. Андрей спросил:
– Не можете идти, Фаддей Дмитриевич? Вот вам кусочек сахара, положите под язык. Вместо глюкозы. Немного подкрепит силы. Отдышитесь и возвращайтесь потихоньку, а мы пойдем дальше.
Второй сотрудник обессилил в конце Кировского проспекта. Савельев вынужден был оставить и его. К поселку Старая Деревня подошли втроем. Андрей и Василий пошли вдоль железнодорожных путей, чтобы пробраться на участок, где жил Вольф, с тылу. Третьему сотруднику Андрей велел идти по улице и укрыться недалеко от нужного дома. Проинструктировал:
– Оружие держите наготове. Наблюдайте за происходящим. Если из дома кто-нибудь побежит, стреляйте в воздух. Кричите: «Стой! Стрелять буду!», пугайте, но ни в коем случае не открывайте огонь по бегущему человеку. При любом раскладе он должен остаться жив, даже, если с нами что-то случится. Преследуйте его, зовите на помощь милицию. Участковый милиционер находится здесь рядом. Всё понятно? Тогда мы пошли! – закончил Савельев.
Возле нужного забора чекисты обнаружили заметенную ночной поземкой едва видную тропинку, которая вела от забора к железнодорожной насыпи. Две жерди в штакетнике не были прибиты и легко вынимались. «Вот и объяснение тому, почему Вольф незаметно для всех покидает свой участок», – констатировал Андрей. Василий первым проник на участок и осторожно передвигался с пистолетом наготове. Вдруг он остановился и показал рукой на снег: от пристройки с тыльной стороны дома к лёгонькой кабинке летней уборной вели цепочки мужских следов. Кто-то несколько раз прошел туда и обратно. Андрей понимающе кивнул и жестом показал Василию, чтобы он остался возле закрытой фанерной двери пристройки, а сам направился к входной двери в дом.
В одном из окошек был виден свет от керосиновой лампы, но дверь оказалась заперта. Андрей начал громко стучать и кричать:
– Откройте, милиция!
За дверью долго стояла тишина, пока не послышались чьи-то шаги. Женский голос негромко и сердито произнес:
– Чего стучите, кого надо?
– Повторяю, откройте, милиция!
– Чего милиции здесь надо? В доме нет никаких нарушений.
– Гражданка, если вы сейчас не откроете дверь, буду вынужден применить силу. А вопросы свои будете задавать в отделении.
С недовольным ворчанием женщина повернула изнутри ключ и приоткрыла дверь. Андрей быстро вставил ногу в валенке в образовавшуюся щель, рукой распахнул дверь шире и вошел внутрь. Женщина пыталась помешать, но он отодвинул ее плечом и из прихожей прошел в комнату. При свете лампы он рассмотрел хозяйку: свежую лицом и крепкую телом женщину лет сорока. «Блокадный голод эту дамочку не мучает», – про себя сделал вывод Савельев, а вслух спросил:
– Вы – гражданка Осипович?
– Я-то Осипович, а вы кто такой? По какому праву врываетесь в чужой дом? Что вам нужно?
Савельев достал из кармана милицейское удостоверение, которое носил для прикрытия, махнул им перед носом Осипович и резко ответил:
– Оперуполномоченный Тихомиров, провожу проверку домов в поселке в связи с поступившим сигналом о том, что в Старой Деревне завелись самогонщики, которые гонят самогон и сбывают на рынке, нарушая тем самым социалистическую законность. Ясно вам?
Женщина удивленно проговорила:
– Вы же видите, что я не гоню самогон. Можете понюхать, здесь им и не пахнет.
Савельев осматривал просторную комнату, где стояли заправленная двуспальная кровать, диван с подушками, платяной шкаф, буфет на резных ножках и круглый стол со стульями. При этом хозяйке, от которой на самом деле исходил запах перегара, заявил:
– И понюхаю, и посмотрю. Весь дом проверю, не сомневайтесь. Может, вы и не гоните, но самогонный аппарат прячете. От вас, кстати, спиртным попахивает.
– Это мое личное дело.
– Не спорю. А кто с вами здесь живет?
– Николай Николаевич Заволоцкий, мой жилец. Он инвалид войны, официально оформлен в паспортном столе милиции.
– Где он сейчас?
– В город ушел. У него какие-то дела в военкомате.
– Ладно. Куда ведет эта дверь, в коридор? – Андрей открыл дверь и вышел из комнаты. В коридоре на хозяйственном столике стояла керосинка с эмалированной кастрюлей, на стене висело круглое зеркало, а под ним – медный умывальник, рядом с которым лежали бритвенные принадлежности.
С той стороны, где находилась пристройка, стена в коридоре была наглухо забита досками. Слева находилась дверь. Андрей направился к ней, но хозяйка вдруг запротестовала:
– Что вы и туда собрались? Нечего там смотреть – там уборная. Я давно в ней не убирала.
– Ничего страшного, я не брезгливый, – возразил хозяйке Андрей, вновь отодвинул её плечом и заглянул в уборную. Включил фонарик, и во внутренней стене неожиданно обнаружил дверь, ведущую в сторону пристройки.
Савельев открыл её и сделал шаг в слабо освещенную пристройку. Перед ним в полутора метрах стоял высокий мощный мужчина, опиравшийся на массивную деревянную палку с набалдашником. Блондин с вьющимися волосами и породистым лицом. Тяжелым взглядом из-под слегка прикрытых век он мрачно смотрел на чекиста.
– Кто вы такой? Фамилия?– намеренно громко, чтобы его слышал Зайцев, стоявший снаружи за дверью, спросил Андрей.
– Я здесь прописан. Фамилия моя Заволоцкий. Что вы хотите? – четко произнося каждое слово, с надменностью в голосе и легким прибалтийским акцентом ответил жилец.
Савельев понял, что перед ним стоял именно тот, кто ему был нужен. Таким и описывал «господина Вольфа» уголовник «Фофан». Это – матёрый враг, агент фашистской разведки, пробравшийся в Ленинград. Еще в сентябре родилась догадка о его существовании, вёлся поиск, круги вокруг сужались день за днем. Вольф законспирировался в городе как грамотный профессионал, выявить его было непростым делом. Но и Андрей давно стал опытным оперативником, сумел найти способ, как вычислить врага и добраться до волчьего логова, что уже стало победой в их поединке. Теперь нужно произвести арест. Это будет непросто, ведь заметно, насколько Вольф физически силен. Он не голодал все месяцы блокады, сытно ел, хорошо отдыхал. Такой не поднимет руки вверх по приказу, будет жестоко биться за свою жизнь. Но пришла пора начинать финальную стадию операции, и Андрей громко сказал:
– Именно гражданина Заволоцкого я и хотел видеть. Вы арестованы, Заволоцкий. Поднимите руки вверх и станьте лицом к стене.
Вольф еще несколько мгновений изучающе смотрел на своего противника. Для убедительности Андрей достал ТТ и направил ствол перед собой. Привычно встал на таком расстоянии, чтобы противник не имел возможности провести прием. Но случилось то, чего он не учёл. Вольф резким движением снизу вверх ударил концом длинной палки по руке с пистолетом. Андрей вскрикнул от боли, выронил оружие и наклонился вперед, инстинктивно схватившись здоровой левой рукой за ушибленную правую.
В этот миг раздался треск сломанного дерева, в распахнутую дверь с улицы влетел Зайцев и бросился на спину не ожидавшему нападения Вольфу. Тот, однако, успел ещё раз огреть палкой Андрея, на этот раз по голове. Удар мог иметь тяжелые последствия, но своевременная атака Зайцева, помешала точнее применить палку. К тому же силу удара амортизировала меховая шапка. Андрей лишь заработал шишку и грохнулся на колени, готовясь вскочить и продолжить борьбу. Но, обнаружив на полу свой пистолет, прежде всего, сунул его в карман. Когда спустя секунды поднял глаза, увидел, что Вольф сумел скинуть с себя Василия и оттолкнуть к стене. Ну, точно медведь отбивается от бойцовых лаек, мелькнуло в голове у Андрея. Деревянную палку Вольф схватил наперевес и, потянув за набалдашник, ловко выхватил изнутри длинный клинок, узкий словно стилет. Теперь опасность угрожала Зайцеву, который рисковал быть продырявленным насквозь. Стрелять в агента абвера не мог ни один из чекистов, его требовалось захватить живым.
Решение пришло мгновенно: возле печурки лежали поленья, Андрей схватил березовую чурку, поднялся и со всех оставшихся сил приложил Вольфа по темечку. Тот обмяк и упал на пол.
Зайцев, избавившись от опасности, весело подмигнул другу и воскликнул:
– Ну, ты даёшь! Спасибо, братец!
– И тебе спасибо! Но ты не пляши, рано еще. Руки этому медведю свяжи сзади, а я пока ему голову забинтую. А то кончится по дороге, изойдя кровью.
Савельев отыскал в кармане бинт и начал перевязывать разбитую голову Вольфа, но обернулся, неожиданно услышав пронзительный женский крик:
– А-а-а! Убили-и-и-и!
Осипович подбежала к своему жильцу, лежавшему с разбитой головой. Продолжая визжать, обернулась к сидевшему рядом Андрею и замахнулась на него рукой.
– Вася, выгони её отсюда, в ушах звенит от визга!
Зайцев вытолкнул женщину на двор и прикрыл выбитую дверь, крикнув:
– Жив твой жилец, не голоси!
Связанного Вольфа с перебинтованной головой поставили на ноги и взбрызнули холодной водой. Тот открыл глаза.
– Топай вперед, господин хороший. А не то волоком потащим.
Поддерживая раненого с обеих сторон, они прошли в дом и открыли дверь на крыльцо. Андрей шагнул первым, но застыл, вновь услышав истошный вопль:
– А-а-а, зарублю тебя, ирод!
На него с занесенным топором налетала хозяйка дома. Растрепанные волосы вились на ветру, глаза лихорадочно блестели, видом своим она походила на ведьму. Мгновенно пришло понимание того, что из-за слабости от недоедания и боли в правой руке увернуться от топора или выхватить его не удастся. Чтобы хоть как-то защититься, Андрей прикрыл голову левой рукой.
Неожиданно громыхнул выстрел, пулей Осипович отбросило от Савельева, и она упала за крыльцом.
Все, стоявшие у дома, удивленно повернулись в сторону, откуда стреляли. Возле открытой калитки, держа двумя руками наган, стояла Вера Квитко. Было заметно, что она только что подбежала и еще не отдышалась. Форменная шапка съехала на затылок, шинель у горла была расстегнута. Следом за ней подбежал чекист, который был в засаде.
Андрей осознал, что сейчас «Пуговичка» спасла ему жизнь, и посмотрел на неё с благодарностью. Она, убрав оружие, тревожно спросила:
– Андрей Петрович, вас она не задела?
– Нет, не задела. Спасибо, выручили, а то безумная гражданка изрубила бы топором.
Вера подошла ближе к крыльцу, ладонями прикрыла низ лица и почти шепотом спросила:
– Я её насмерть убила?
Зайцев, наклонившись над телом, со знанием дела разъяснил:
– Что же вы хотите? Выстрел был произведен с расстояния четырех метров, живыми в таком случае редко остаются. У меня, товарищ младший сержант, другой вопрос возникает, как вы никого из нас не задели? Стреляли ведь без подготовки?
– Я хорошо стреляю из любого положения, – хмуро буркнула девушка и вышла на улицу.
Савельев велел вести задержанного в поселковый магазин, чтобы оттуда позвонить по телефону и вызвать дежурную машину.
Во время всей кутерьмы, длившейся не менее пяти минут, Вольф с каменным лицом стоял, не шелохнувшись. Спускаясь по ступеням, он равнодушно прошел мимо своей квартирной хозяйки, даже не взглянув на тело. Суровый господин, поймал себя на мысли Андрей, всё же полгода делил с ней дом, стол и постель, но никаких эмоций! Надо учесть в дальнейшем.
Он обернулся и заметил «Пуговичку», которая стояла у забора и пыталась прикурить закушенную зубами папиросу. Руки её дрожали, она чиркала спичку за спичкой, то и дело, ломая их. Андрей мог представить это состояние: она пять минут назад убила человека, вероятно, впервые в жизни. Вера стреляла во врага, ликвидировала его, но было понятно, что творится у неё на душе после страшного события.
Чтобы как-то поддержать свою спасительницу, он подошел и с одобрительной улыбкой негромко поинтересовался:
– Вера! Как вы здесь оказались?
Девушка подняла на него большие синие глаза, полные слёз, и так же тихо ответила:
– Вы сами велели дежурить. Мой же участок. Должна всё знать. И товарищ ваш верно подсказал, что вы уже в доме Заволоцкого.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
=====================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
===================================================
Желающим приобрести роман "Канал. Война на истощение" с авторской надписью обращаться aviator-vd@yandex.ru
===================================================
Желающим приобрести повесть "Две жизни офицера Де Бура" с авторской надписью обращаться dimgai@mail.ru
======================================================