Меня воспитывали в обычной советской семье интеллигентной, все с высшим образованием. Книжки читали, в театр ходили. Растили меня хорошей девочкой. Ответственной, самостоятельной, умненькой.
Но каких-то чётких нравственных ориентиров я не помню. Более того, взрослые вокруг меня вели себя довольно свободно. В том числе и в вопросах супружеской верности.
Папа ушёл к другой тёте, когда мне было 7. Этому предшествовала не самая красивая история отношений с этой тетей за спиной моей мамы. Потом у мамы был другой муж, но он периодически погуливал, насколько я понимаю, мама платила той же монетой. У красавицы бабушки вообще история жизни тянет на Сагу о Форсайтах.
Короче, женщины и мужчины моей семьи целомудрием не отличались. И если честно, я довольно долгое время их за это осуждала. Ну как бы без обличений и без злобы, я же их люблю. Но внутренне у меня было к этому такое, брезгливое отношение. Свысока.
Думала: я так не буду, я не такая. И вот сегодня в разговоре с одной замечательной журналисткой я внезапно поняла. Что все эти приключения, страсти, хождения налево — это же был единственный для них способ как-то самовыразиться!
В советской реальности, где все живут по заданным шаблонам, где даже детей кормят грудью строго по расписанию, где праздник — это первомайская демонстрация, единственным настоящим праздником для многих становился вот этот вот, прости Господи, «левак».
Все знали, что изменять плохо. Но вокруг было столько лжи и лицемерия, что измена была единственным вариантом почувствовать себя настоящим. Особенно для женщины, мне кажется.
Если ты не художник и не поэт, если ты вагоновожатая или повариха, всю свою творческую энергию ты можешь излить только в бурных чувствах. Не в столовских же котлетах, в конце концов.
Я, наверное, страшную крамолу говорю. И я действительно так не поступаю. Потому что у меня есть выбор, куча возможностей для саморазвития и самовыражения. А у них, кажется, было только это. Неверность отвратительна. Но я перестала осуждать своих, как-то мне стало легче.
