Закрыв за собой калитку, Анна направилась к остановке автобуса, в руках у нее был пакет, а на плече висела спортивная сумка, вот и все, что разрешил ей забрать даже не муж, как она считала, а просто сожитель, как сказал Антон. Все три года, которые Анна прожила с ним, она надеялась, что они все же поженятся, но нет, этого не случилось. И теперь она шла, куда глаза глядят.
Ехать домой в деревню и сидеть на шее у родителей ей совесть не позволяла. Да, недельку она там может побыть, в себя прийти после того, как ее выгнали из дома, как нашкодившую собачку. А потом? В их деревне одни пенсионеры, работать там негде: школу закрыли, почту тоже, только магазин остался, чтобы народ с голоду не умер. И все.
Анна стала вспоминать сегодняшний разговор с Антоном. Он начал издалека, говорил о том, что семья ячейка общества, что дети цветы жизни, а потом перешел к обвинениям, обидным, жестоким.
– Ты пустышка, ты не родишь мне не только сына, но и дочку, давай побыстрее расстанемся, и каждый начнет все сначала, – сказал он Ане, которая все эти годы ждала, когда же они зарегистрируют брак.
Они познакомились, когда она начала работать в поликлинике процедурной медсестрой, закончив местное медучилище, а он работал там же электриком. Аннушка, всю свою жизнь прожившая в деревне, мужчин там почти не видела, они все или ездили на вахту или работали в городе, приезжая только переночевать. Неискушенная в городской жизни, в вопросах взаимоотношения мужчины и женщины, Аня согласилась жить с Антоном без регистрации брака, ведь она верила в порядочность Антона, она надеялась что когда-нибудь станет его законной женой, что у них появятся дети. Но за три года она так и не забеременела, а Антон хотел сына.
Сейчас она не знала, куда идет, ей просто некуда было идти. Слезы без остановки текли по щекам, а она даже не вытирала их. Она шла по улице и думала, что надо бы узнать, не сдает ли кто комнату в частном доме, ведь это было бы намного дешевле, чем однокомнатная квартира, оплату которой она просто не осилит. Придется почти всю зарплату отдавать за эту квартиру. Ей навстречу шли люди, и Анна решила поспрашивать, не знает ли кто о том, сдается ли тут, в этом микрорайоне только с частными домами, жилье. Но никто ей положительного ответа так и не дал.
Вдруг она увидела, как из-за угла боковой улочки вышел малыш, ему было, вероятно, чуть больше двух лет. Аня огляделась, за своими думами она зашла слишком далеко и оказались в этом незнакомом ей краю их микрорайона, где она никогда не была. А малыш шел ей навстречу, сосредоточенно глядя себе под ноги.
– Неужели он один, а вдруг машина, он же под колеса может попасть?
Анна заспешила к мальчику и, остановившись рядом, присела на корточки.
– Ты чей? – спросила она, зная, что он еще вряд ли ответит, но она вложила в свои слова всю нерастраченную в себе ласку, все свое беспокойство.
Тот смотрел на нее удивленно и бесстрашно, не понимая еще того, что он скорее всего заблудился, и вряд ли найдет свой дом. Она взяла его за руку и повела к первому попавшемуся дому, калитка была закрыта, возле второго дома ей тоже не открыли. Но тут из дома напротив из калитки вышли двое ребят.
– Мальчики вы этого малыша знаете? Он, кажется потерялся, – спросила у них Анна.
– Это деда Тимофея внук, – сказали они хором.
– А где он живет?
– А вот сюда сверните, – и они указали Анне туда, откуда малыш и повернул минуту назад.
– Его дом третий справа, – пояснили мальчики и убежали.
Анна, взяв мальчика за руку, повела его к дому деда. Калитка была распахнута настежь, она осторожно зашла во двор:
– Есть кто-нибудь? – крикнула Анна.
Но ей никто не ответил. Она прошла дальше по двору и увидела, что у забора стоит мужчина и забивает гвоздь.
– Здравствуйте! – крикнула Анна, – я вам внука привела.
Хозяин оглянулся и ахнул:
– Ах ты паршивец, опять убежал.
И он поспешил к мальчику.
– Дедя, дедя вот иди, – и он протянул деду вырванный с корнем отцветший тюльпан.
– Ах ты, горе мое, представляете, это уже третий. Они у бабы Таи растут, у двора, а он вырывает, будто чувствует, негодник, когда она грядку поливает, вот тогда и вытаскивает цветок из земли. Хозяйственный ты наш, – произнес дед с какой-то виноватой гордостью и легонько стукнул внука по затылку.
– Спасибо, что привели. А я думал он спать долго будет, так нет же, неугомонный разбойник, встал и пошел, калитку-то я просто прикрываю на щеколду, а он уже доставать стал. А ты что же, в гости к кому приехала? Что-то я тебя не знаю.
– Нет, не в гости. Я себе здесь пытаюсь комнату снять, может вы знаете кто здесь сдает жилье? Мне бы маленькой комнатки хватило.
Дед Тимофей внимательно посмотрел на нее, вздохнул, а потом сказал:
– А давай-ка, девка, заходи да живи. У меня места хватит. А платить не надо, просто помогать мне будешь по хозяйству и с этим огольцом заниматься, его же учить надо, а я же в этом ничего не понимаю. Мы-то с ним вдвоем бедуем, жену свою я еще до его рождения похоронил, а сын… эх, – махнул он рукой, – ну решай, согласна? – с надеждой спросил он.
– Да, да, согласна, – обрадовалась Анна, – мне ведь совсем идти некуда, а завтра с утра на работу. Я ведь уже отчаялась, и думала к родителям в деревню ехать, а там совсем работы нет.
– А ты где же работаешь-то, – поинтересовался хозяин.
– В поликлинике медсестрой.
– Это хорошо, свой лекарь будет. Да что же я держу-то тебя во дворе, заходи, заходи в дом-то, ты небось и голодная. Да и нам с Матвейкой обедать пора.
За столом дед Тимофей как-то исподволь заставил Анну рассказать о себе, и она тут же выложила все, хотя она копила все свои горести до дома, чтобы поведать маме и выплакать ей свое горе.
– Вот оно как бывает в жизни, а ведь ты понадеялась на него, подлеца. А плакать-то зачем, – сочувственно вещал дед Тимофей, – не стоит он твоих слез, радуйся лучше, что его уже нет в твоей жизни, плохой он человек. Избавилась от него и все, забудь и не вспоминай больше. И давай-ка знакомиться, я Тимофей Алексеевич. А тебя-то как зовут?
– Я Аня, – сказала гостья и кинулась доставать свой паспорт, вот смотрите, – и она подала ему паспорт, нечаянно захватив и свидетельство о рождении.
Он взял и то и другое.
– Ой, да ты в Литвиновке родилась, у меня моя покойная жена была оттуда родом, правда ее семья давным-давно осела в городе, но и там какие-то родственники остались, ее фамилия была Коршунова.
– Ну, у нас там почти вся деревня была Коршуновы, и мама моя тоже до замужества Коршуновой была. Да только сейчас уже никого не осталось. Живут сейчас в Литвиновке почти одни пенсионеры, да те, кто работу потерял, как и мои родители. Моим родителям до пенсии еще далеко. Они у меня пчелами занимаются, тем и живут.
– А я с Матвейкой сижу, до пенсии тоже далеко, но у меня свой бизнес. Я ведь кроме основной своей профессии токаря еще и парикмахер. Токари сейчас никому не нужны, вот и ходят ко мне мужики со всей округи, я недорого беру. Я теперь самозанятый, толку от этого, правда, никакого нет. Даже представить не могу какая у меня пенсия будет, надо бы на работу устроиться, но пока нельзя, вот будет парню моему три года, устрою его в садик, а себе буду работу искать, где-нибудь поблизости, мне ведь мальца до восемнадцати желательно дотянуть.
А где же… – начала спрашивать Анна.
Но Тимофей Алексеевич ее перебил:
– Мама его больна, сын взял ее в жены, как мне показалось, из жалости, когда ее муж бросил. Она его одноклассница. Еще тогда мне она странной показалась, да и жене моей тоже. Но вскоре она забеременела, и мы забыли все свои страхи, потом жена умерла, тосковал я тогда по ней, сильно тосковал, но когда родился Матвейка, тьфу-тьфу-тьфу, вполне здоровенький, видно в нашу породу, то я взял себя в руки.
– А его у матери какая-то там послеродовая депрессия началась, вылечить от нее так и не смогли, и сейчас у нее с головой не все в порядке. Вот родители сейчас и маются с ней. А Матвейке ее и не показывают, ей дали инвалидность, а опекуном назначили Любу, ее мать, а меня оформили опекуном Матвейки. Когда он родился, то сын еще служил по контракту, и после того, как срок закончился, мы с ним решили, что раз я опекун, то пусть он продляет контракт.
– Нам с Матвейкой повезло, у нашей соседки тоже тогда ребенок родился, и она взялась Матвейку кормить, у нее уже двое детей было вот она и помогала мне, иначе я бы не справился. Тогда, когда он родился я еще ничего не умел, ведь за женой жил, как за каменной стеной. Но потом научился. Саша долго сомневался, меня жалел, но все же решил еще на один срок остаться, ведь денег у меня не было, я не работал, меня к этому времени сократили, а мальца поднимать надо было, а он в Заполярье служит, хорошо там получает. Ну и я тоже решил, что так будет лучше.
А потом Тимофей Алексеевич повел ее в комнату, расположенную рядом с кухней:
– Вот смотри, здесь достаточно просторно, все есть кроме стола, но я тебе его потом перенесу из своей комнаты, мне он не нужен, а вы здесь с Матвеем заниматься будете. А то ведь я ему только песни старинные пою, да сказки рассказываю, а я их только две помню, про конька-горбунка, да про теремок. Я хорошо помню как жена покойная Сашу учила, все объясняла ему : и как пальчики называются, и какие цвета бывают. Да еще много чего, ты ведь, Аннушка, молодая, и знаешь много, и помнишь хорошо.
Анна понимала, что дед не только очень любит внука, но и беспокоится о его развитии, ведь наследственность со стороны матери, видно, его пугала.
– А я хочу, чтобы он умненьким вырос, смышленым, посмотри какие у него глазки любопытные, так свой нос и сует куда надо, и куда не надо, – смеясь говорил дед Тимофей.
Ужин готовила уже Анна, по заказу: пирожки с картошкой. Хозяин говорил ей, что жена его “знатные” пирожки жарила. И Анна постаралась угодить ему. Матвейка тоже ел за обе щеки. Укладывая малыша спать, она, как и дед, пела ему песни и рассказывала сказки. И у нее щемило сердце, почему судьба так несправедливо и жестоко лишила Матвейку матери. И все ее проблемы показались ей такими мелкими и несерьезными, что она решила последовать совету Тимофея Алексеевича, и навсегда вычеркнуть Антона из своей жизни.
Я благодарю всех своих читателей за внимание к моему творчеству, за комментарии и лайки. Желаю вам семейного благополучия,
мои уважаемые читатели!
И предлагаю вашему вниманию, дорогие читатели, и другие мои рассказы:
Хрупкое право на жизнь