Возок выкатился из города на ледяную дорогу через Кокшагу. Справа, недалеко от дороги чернела прорубь для полоскания белья. В праздничный день тут было пустынно. Ни одна баба не брала грех на душу. Праздник-то большой. Какие могут быть постирушки. Прорубь затянулась ледком и на белоснежном снегу казалась черным пятном.
В другие дни тут всегда толпится народ. Привозят бабы на салазках корзины с бельем. Порой места всем не хватает. Стоят, ждут, когда освободится. И только шлепанье вальков нарушает тишину снежного безмолвия.
Солнышко опустилось почти до самой земли. День хоть и начал прибывать, но еще и не заметно ни сколько. Романко заворочался, вылез из тулупа. Пододвинулся поближе к отцу.
- Тятенька, дай вожжи мне. Будет меня Игрень слушаться?
- Как не будет. Ты, чай, хозяин ему. Держи крепче. Вот так. А теперь хлестни его тихонечко по боку, чтобы быстрей бежал.
- Нет, он и так прытко бежит. Не буду его хлестать.
- Ну тогда только держи вожжи. Игренька у нас умный, он дорогу знает. домой. Вишь, как радуется, что размялся сегодня. А то застоялся совсем в конюшне.
Дарье показалось, что домой они даже быстрее приехали. Она прикрыла глаза, а когда их открыла, смотрит уж Русскую Лису проехали. Почти дома уже. Возле дома остановились. Игренька заржал, ворота отворились, вышел дед Матвей.
- Вот, а я думаю, приехать, чай, должны скоро. Вышел на двор. Ты, Дарья, не торопись. Опять Нюрка пришла. Доить ушла корову. Чего, говорит, ночи-то ждать. Когда еще приедут. Сичас коров обиходит.
Романко выбрался из саночек. От непривычно долгого сидения, ноги у него затекли. Постоял немного, потоптался, только потом от саней оторвался.
- Ну чё Романко, намаялся. Больше не поедешь.
- Ты чё, дедушко, баешь. Я тебе седни расскажу. Ты такого чуда не видывал. Я на каруселях катался, свистульку покажу, какую мне купили. Еще петушка на палочке тятенька купил, только я его съел. - Роман понуро опустил голову.
- Да ладно, не переживай. Видывал я таких петушков. Иди домой, да разоболокайся. Устал, чай, целый-то день в шубе ходить.
Роман засеменил домой. За ним шла мать со своими покупками. Иван сначала затащил мешок с мукой в чулан, потом пришел за остальным товаром.
- Муку-то в ларь сразу положи. Мыши как бы не добрались до нее. - Позаботилась Дарья.
- Да в ларь сразу поставил и закрыл его хорошо. Никто не пролезет. - Успокоил жену Иван.
Дома было тепло и пахло щами. Дарья присела на кровать, все-таки тяжело ей стало долго ходить. Пока по базару ходила, вроде и не устала. А вот как села сейчас, так и спина заныла и ноги чужие стали. Хорошо хоть Нюрка надоумилась прийти. А то бы пришлось сейчас скотину обихаживать.
В избу зашла Нюрка с дойницей.
- Ох, Дарья, и хитрая твоя корова. Смирная говоришь. Смирная, то смирная, Стоит, как вкопаная. А молоко не отдает. Зажала и все. Я уж и гладила ее, и уговаривала. Нету молока, хоть чего делай. Пошла в избу, полушалок твой на голову повязала, подсунулась в нем к морде. Нюхала сперва, а потом отпустила молоко-то. Я телушке напополам молоко разбавила. Вон уж кобыла какая. А все молочка ей подавай. - докладывала девушка хозяйке, разливая молоко через полотняную тряпочку в крынки.
- Ой, Нюрка. Бог спасет тебе. Чё бы я без тебя делала. Сичас исти будем. Давай уж похозяйничай. Щи из печи достань, да в блюдо положи. Сичас мужики скотину обиходят. И ты с нами поешь вместе.
Дарья смотрела, как управляется Нюрка с ухватом у печки и думала, что хорошая девка у Парасковьи выросла. Только вот не сватает ее никто. И девка работящая, горит все в руках, только вот приданого за ней почитай не припасено. Семья-то большая, пятеро детей. Нюрка самая старшая.
Отец работать горазд, да вот беда за ним водится, любит пображничать. Как загуляет то и про дела забудет. По пьяни и зерно со двора продавал, и сено. Парасковья с Нюркой свяжут его бывало веревкой, чтоб из дома ничего не унес. А он их на всю деревню костерит! Ругается, ругается, а сделать ничего не может. Так и уснет. Проспится на другой день, ровно другой человек стал. В ногах у Паши валяется, прощения просит. Так вот и живут. Что пропито, того уж не вернешь. Снова рукава засучай да работай с утра до ночи. А слава-то худая вперед бежит. Давно известно, что по родителям о детях судят. Вот и обходят сваты Нюркин дом.
Пришли мужики со двора. Всех накормили, напоили. Только Игреньку поить не стали. Иван попозже к нему сходит, тогда и напоит своего любимца.
Все семейство уселось ужинать, а с ними и Нюрка. За столом разговоры про базар, про покупки. Иван рассказывал, что почем продают. Жаловался, что товары все дорожают. Купцы торгуются плохо, прижимистые. Копеечку чуть сторгуешь. Дарья только усмехалась, вспоминая, как выторговал Иван шестьдесят копеек с пуда муки. А вот, смотри, ты прибедняется. Но она только молча слушала.
- Так чё хоть купили-то? - Нетерпеливо спросил Матвей.- Ничего не показываете, все таите.
- Да не таим мы, тятенька. Исти сильно хотим. Целый день не емши проходили. Вот наедимся и покажем.
После щей в кружки Дарья налила из пузатого глиняного чайника отвару с травой да ягодами, поставила пареную морковь. Потом покопалась в одной из котомок, достала горсточку ландрина да большой ком сахара.
- Тятенька, наколи-ко сахарку-то. Давно уж с сахаром-то не пивали.
Матвей только крякнул от возмущения, но ничего не сказал. Вот ведь, только бы деньги разбазаривать. Для чего такое баловство. Но ком сахара взял и начал колоть его на малюсенькие кусочки. И как только у него это получалось.
- Почем хоть сахар-то продают? - ворчливо спросил он.
- Я отборный рафинад купила комовой. Он двадцать пять копеек фунт стоит. Есть и подешевле. Но тот слабенький совсем. А с этим с одним кусочком кружку выпьешь. - ответила Дарья, ожидая порицания свекра. Но тот на удивление ничего не сказал против, наоборот похвалил, что такой сахар этих денег стоит. Женщина даже удивилась. Что это с ним. Обычно он всегда жалел деньги на что-то,
Поели, попили чаю, Дарья убрала со стола, а Нюрка ей помогла. Потом начали рассматривать покупки. Иван примерил сапоги, прошелся по избе.
- Ну прямо, как жених, - заметил отец. - Ишь как гоголем выхаживается.
Все рассмеялись. Потом Дарья достала поясок, протянула свекру.
- Это тебе, тятенька. Подпоясывайся.
Щеки Матвея аж порозовели от удовольствия. Вот спасибо, сношеньке, уважила. Не забыла старика. А уж когда Дарья протянула ему кирпичик сапожного вара, то и вовсе расплылся в улыбке. Ну вот, теперь можно нитки варить, да валенки подшивать. Подшитые-то они гораздо теплее.
Потом Дарья достала свои женские покупки. Разные заколки, булавки да иголки, пуговицы в бумажных пакетиках по десятку, катушки ниток, узенькие кружева и разноцветные ленты. Тут уж глаз у Нюрки загорелся. Она никогда в своем доме не видывала такого. Дарья заметила, как заблестели глаза у девушки. Выбрала ярко-малиновую ленту и протянула Нюрке.
- На вот, это тебе за работу. Выручила ты меня сегодня.
Девушка с опаской взяла ее в руки, как бы не замарать. Представила, как вплетет ее в косу в праздничный день, прижала подарок к груди.
Потом на стол выложили различные гвозди от больших до маленьких., правило для ножей, какие-то приспособления для хозяйства. В заключении на столе оказались пакетик с ландрином и фунт сахару в котомочке. И завершил парад покупок пшеничный, высокий каравай белого хлеба. Про него Дарья и забыла совсем, когда ужинали. Вот ведь, хотела горяченький до дома довезти. Обрадовать дедушку. Ну хоть не замерз дорогой и то хорошо. Матвей взял каравай, поднес к лица, вдохнул аромат белого хлеба. Да, такой и по праздникам редко бывал на столе. Он прижал его к груди, отрезал краюшку, протянул Нюрке.
- На, держи. Дома попробуете. Маленькие-то и не видывали такой.
Девушка рассыпалась в благодарности. Уходя домой она пошепталась с Дарьей. Пообещала ей помогать всегда, только позови. А потом, когда ребеночек будет, то и с ним поводится, если надо будет.
- Ты не думай, я умею. Я почитай со всеми водилась. Мамка-то все лето домой только спать приходит. С утра до ночи работает. А я и варю, и со скотиной.
- Да я и не думаю. Знаю, что ты все умеешь. Ты приходи ко мне другой раз и без дела, посидим, поговорим. А то у нас одни мужики. Про бабские дела и поговорить не с кем.
Иван пошел поить Игреня. Романко, намаявшись за день давно уже посапывал на печи. Матвей тоже забрался к нему. Ишь раскинулся. Пододвинул внука осторожно, улегся рядышком с ним.
- Эх, сморил сон, не успел мне рассказать про карусели с разноцветными конями. Ну завтра больше разговору будет.
Он перекрестил внука, укрылся рядном.
- Ох, грехи наши тяжкие. Видно совсем старый стаю. И дел-то не делал никаких, а все болит, поясницу ломит, рученьки выворачивает. - бормотал Матвей, пока сон и его не сморил, как Романка.
Дарья прикрутила фитиль лампы. Нечего керосин зря жечь. Легла в постель. Скоро пришел Иван со двора. Он задул лампу, улегся рядышком. Дарья аж вздрогнула.
- Ой холодный-то какой. Я только тут пригрелася.
Иван обнял ее своими холодными руками, осторожно прижал к себе. Марашки пробежали по телу женщины, то ли от холода, то ли от его ласки.
- Погоди, погоди Ваня. Не прижимай больно-то. Ребеночек-то как заворочался.
Она взяла руку мужа и положила ее на свой живот. Тот и вправду ходил волнами.
- Смотри-ко, как разбушевался. Парнишко наверное. Девка-то бы потише была.
- Недолго уж ждать то осталось. Опростаюся скоро. Вот и увидим, кто там, девка или парень.
Дарья не стала говорить мужу, что думает о девке. Знала, что тот ждет еще одного сына и очень надеется, что так и будет. Так зачем его зря задорить. Поэтому и перевела разговор на другое.
- Свекор-то как обрадел подаркам. Даже и не ругался, что деньги разбазарили без дела. Как маленький порадовался.
- Хорошо ты придумала поясок то ему новый купить. А то у него уж весь затертый, того и гляди порвется.
- Так он его, сколь помню, носит. Другого-то не было.
Потом Дарья вспомнила про Нюрку.
- Девку-то как жалко. Она ведь меня всего лет на пять помладше. Замуж девке охота. Да не сватают никто. Она бы за любого, за косорго, за кривого пошла. Да вот слава про семью нехорошая. А отец-то хоть и пьяница, да ведь дело-то знает. Не пьет, так вон какой работящий. И лошаденка, какая-никакая у них есть, и коровка в хлеву стоит.
- Ладно, давай спать, Дарьюшка. Нечего про чужих девок переживать. Найдется и ей своя пара. Бог не оставит.
- И вправду, чего это она мне в голову втемяшилась. Ночь уж на дворе.
Дарья замолчала, но никак ей не спалось. Вспоминались ее грустные глаза. Невесело видно девке живется.
Крутилась Дарья с боку на бок. Иван уж давно похрапывал, а ей все не спалось. Наконец и ее сморил сон. Приснилось ей, как гуляют они с Иваном под ручку по базару, а впереди Романко девчоночку маленькую за ручку ведет. Может сон-то вещий был. Может так и будет.