Я смотрю на телефон, где высвечивается сообщение от Марины: «Завтра суд. Ты же придёшь? Ты же поможешь?» Четыре вопросительных знака в конце и эмодзи с молящимися руками. Я откладываю телефон, не отвечая. Марина — моя соседка по лестничной клетке и подруга детства. Когда-то мы были неразлучны, а теперь... теперь я не знаю, что сказать ей.
Завтра решится судьба её восьмилетней дочери Алисы. Бывший муж Марины, Антон, подал на единоличную опеку. Марина в панике. Она звонит мне по десять раз на дню, умоляя выступить на суде в её пользу. Сказать, какая она замечательная мать.
Проблема в том, что это неправда.
***
Всё началось пять лет назад, когда Антон устроился на вахту. Две недели дома, месяц на Севере. Платили хорошо, но Марина осталась одна с трёхлетней Алисой.
Первый раз это случилось в субботу. Звонок в дверь около семи вечера.
— Ленка, выручай! — Марина стояла на пороге в коротком платье и с ярким макияжем. За её спиной маячила сонная Алиса в пижаме с единорогами. — Мне надо срочно к Светке, у неё день рождения. Я только на пару часиков, к одиннадцати вернусь.
Я впустила их в квартиру. Алиса молча прошла к дивану, забралась на него с ногами и уставилась в телевизор, где шёл мультик про говорящих собак.
— Спасибо, ты лучшая! — Марина чмокнула меня в щёку и испарилась.
В ту ночь она вернулась в три часа утра. От неё пахло сигаретами и алкоголем, а на шее красовался засос, который она неумело пыталась замаскировать тональным кремом.
— Прости, загулялись немного, — пробормотала она, подхватывая спящую дочь на руки.
Я ничего не сказала. В конце концов, у всех бывают срывы.
Но это оказался не срыв. Это оказалась система.
***
Через неделю история повторилась. Марина снова стояла на моем пороге с Алисой.
— Лен, выручай! Мама отказалась сидеть с малышкой, говорит, что ей тяжело и она работает, — пожаловалась Марина.
Я узнала позже от её матери, что Марина пыталась регулярно оставлять ей Алису, но та в конце концов отказалась быть постоянной нянькой.
— Лен, ну пожалуйста! Мне очень надо! Коллега замуж выходит, я её свидетельница!
Я согласилась. И потом ещё раз. И ещё.
Однажды утром я проснулась от детского плача. На часах 6:30, мне на работу к восьми. А в моей гостиной — чужой ребёнок, которого мать обещала забрать «самое позднее в полночь».
Я позвонила Марине. Телефон был выключен.
— Алиса, милая, ты кушать хочешь? — спросила я, присаживаясь рядом с девочкой.
Она кивнула, размазывая слёзы по щекам.
— Мама где?
— Мама скоро придёт, — солгала я, открывая холодильник.
Пусто. Я не успела сходить за продуктами. Пришлось звонить на работу и врать про отравление.
Марина явилась в два часа дня, с опухшим лицом и запахом перегара.
— Извини, телефон разрядился, — пробормотала она, не глядя мне в глаза.
— Марин, я из-за тебя на работу не пошла! — не выдержала я. — Алиса голодная, я еле нашла ей хлопья какие-то!
— Прости, правда. Это больше не повторится.
Но это повторялось. Снова и снова.
***
Когда я стала отказываться, Марина обиделась. Но вскоре Антон узнал о её похождениях. Не знаю, кто ему рассказал — точно не я. Но когда он приехал с вахты, в квартире напротив стоял такой крик, что я подумывала вызвать полицию.
После этого Марина присмирела. На время.
Когда Алиса пошла в садик всё стало ещё хуже. Марина устроилась на работу, но регулярно просила то меня, то свою мать забрать дочь из школы, потому что «задерживается». А потом приходила домой в десять вечера, пошатываясь и бормоча извинения.
Однажды я услышала крик из их квартиры. Детский, полный боли и страха. Я выскочила на лестничную клетку и постучала в дверь.
— Марина! Открой!
Дверь распахнулась. Марина стояла передо мной, тяжело дыша. За её спиной я увидела Алису, сжавшуюся в углу, с красным следом от пощёчины на щеке.
— Чего тебе? — огрызнулась Марина.
— Что происходит?
— Ничего. Воспитываю своего ребёнка. Алиса не хочет идти к бабушке, а мне надо к подруге. Устраивает истерики.
— Марин, ты что творишь? — я шагнула в квартиру. — Алиса, иди сюда, милая.
Девочка бросилась ко мне, обхватила за ноги.
— Не лезь, это не твоё дело, — процедила Марина, но я видела в её глазах стыд.
В тот вечер Алиса осталась у меня. Мы смотрели мультики и ели пиццу, а я думала о том, что должна что-то сделать. Но что?
***
Когда Марина забеременела второй раз, я обрадовалась. Может, это её остепенит? Антон был счастлив, он всегда хотел сына. Марина действительно взялась за ум: бросила пить, стала больше времени проводить с Алисой.
Но счастье длилось недолго.
Когда родился Кирилл, все заметили, что он не похож ни на мать, ни на отца. Антон сделал тест ДНК, так как знал о похождениях жены. Результат был предсказуем: мальчик не его.
Я ожидала скандала, развода. Но Антон, к моему удивлению, решил простить жену и принять ребёнка.
— Это последний шанс, Марина, — сказал он ей при мне. — Ради детей. Больше никаких пьянок, никаких мужиков. Клянись.
Она клялась. Со слезами на глазах.
Но когда Кириллу было два месяца, я услышала детский плач из их квартиры. Непрерывный, отчаянный. Я постучала — никто не открыл. Тогда я вспомнила, что у меня есть запасные ключи, которые Марина когда-то оставила «на всякий случай».
В квартире я нашла Алису, пытающуюся успокоить орущего от голода младенца. Марины нигде не было.
— Мама ушла к тёте Свете, — сквозь слёзы объяснила шестилетняя Алиса. — Сказала, скоро вернётся. А Кирюша плачет, я не знаю, что делать!
Я осмотрела кухню: ни сцеженного молока, ни смеси. Ничего.
Пришлось бежать в круглосуточную аптеку за смесью, пока Алиса держала брата на руках.
Антон вернулся с работы через час. Его лицо, когда он увидел меня с Кириллом на руках и заплаканную Алису, стало каменным.
— Где она? — только и спросил он.
— У Светы, — ответила я. — Антон, прости, но это уже не просто загулы. Это...
— Я знаю, что это, — перебил он. — Спасибо, Лена. Я разберусь.
***
Кирилл умер, когда ему было шесть месяцев. У него был врождённый порок сердца. Врачи говорили об операции, но рекомендовали подождать, пока ребёнок окрепнет. Он не дождался.
На похоронах Марина рыдала так, что мне стало её жалко. Антон стоял рядом, бледный и отстранённый. Через неделю он подал на развод.
Марина не верила до последнего. Даже когда Антон съехал, она всё твердила, что он вернётся, что это просто эмоции.
Но когда он подал на единоличную опеку над Алисой, она запаниковала.
***
— Лена, ты должна мне помочь, — Марина сидит на моей кухне, сжимая чашку кофе. — Ты же знаешь, что я люблю Алису. Да, я ошибалась, но я изменилась! Я больше не пью, не гуляю. Скажи им это в суде!
Я смотрю на неё и вижу отчаяние в её глазах. Возможно, она действительно изменилась. Но надолго ли?
— Марин, — начинаю я осторожно, — а ты уверена, что сможешь? Антон любит Алису, он хороший отец...
— Ты что, на его стороне? — её голос повышается. — Я мать! Мать! Ты понимаешь? Он хочет отнять у меня ребёнка!
— Никто не хочет отнять у тебя Алису. Речь о том, с кем ей будет лучше.
Марина вскакивает, опрокидывая чашку.
— Предательница! — кричит она. — Я думала, ты моя подруга! А ты... ты всегда его защищала!
Она выбегает из квартиры, хлопнув дверью так, что дребезжат стёкла.
Я остаюсь сидеть на кухне, глядя на растекающийся по столу кофе. Что я должна сделать? Солгать в суде ради дружбы? Или сказать правду ради ребёнка?
***
Суд выглядит точно как в фильмах: деревянные скамьи, судья в мантии, нервные адвокаты. Марина сидит с одной стороны, Антон — с другой. Алиса ждёт в коридоре с социальным работником.
Когда меня вызывают для дачи показаний, я чувствую, как колотится сердце. Марина смотрит на меня умоляющим взглядом. Антон — с надеждой.
— Вы являетесь соседкой семьи и знакомы с обоими родителями, верно? — спрашивает судья.
— Да, Ваша честь.
— Расскажите суду, что вы знаете об отношениях родителей с ребёнком.
Я делаю глубокий вдох.
— Антон всегда был заботливым отцом. Он проводит с Алисой много времени, помогает с уроками, водит на танцы. Он... он стабильный человек.
Марина бледнеет. Я вижу, как её руки сжимаются в кулаки.
— А мать? — продолжает судья.
Я колеблюсь. Могу ли я разрушить жизнь человека, которого знаю с детства? Но что насчёт жизни Алисы?
— Марина любит свою дочь, — говорю я осторожно. — Но у неё были... проблемы. Она часто оставляла Алису со мной или с бабушкой, чтобы уйти развлекаться. Бывало, что она возвращалась поздно, в нетрезвом состоянии.
Марина вскакивает.
— Лжёшь! — кричит она. — Ты всё врёшь!
— Тишина в зале! — стучит молотком судья. — Продолжайте, свидетель.
— Были случаи, когда Марина... — я запинаюсь, — ...когда она применяла физическое наказание к Алисе. И однажды она оставила двухмесячного сына с шестилетней дочерью, без еды. Мне пришлось вмешаться.
В зале стоит абсолютная тишина. Марина смотрит на меня так, будто я только что вонзила ей нож в спину.
— Но, — добавляю я, чувствуя, что должна сказать и это, — в последнее время она действительно стала лучше относиться к дочери. Я видела, как она старается. Возможно, смерть сына изменила её.
Судья кивает.
— Спасибо за показания. Вы свободны.
***
Суд присудил опеку Антону. Марине разрешили видеться с дочерью по выходным, под присмотром.
Когда я выхожу из здания суда, идёт дождь. Марина ждёт меня у входа, промокшая и жалкая.
— Довольна? — спрашивает она, когда я подхожу. — Ты разрушила мою жизнь.
— Марин, я сказала правду. Я не могла лгать.
— Правду? — она горько смеётся. — А как насчёт той правды, что я держала тебя за руку, когда умерла твоя мама? Или той, что я единственная поддержала тебя, когда тебя бросил Игорь? Это тоже правда, Лена. Но ты выбрала другую правду.
Я молчу. Что я могу сказать? Что дружба не оправдывает всё? Что есть вещи важнее старых обещаний?
— Я никогда тебе этого не прощу, — говорит Марина и уходит, оставляя меня одну под дождём.
***
Прошло три месяца. Антон с Алисой переехали в другой район, но мы иногда созваниваемся. Девочка ходит к психологу, постепенно привыкает к новой жизни. Антон говорит, что она скучает по матери, но боится к ней идти.
Марина не разговаривает со мной. Иногда я вижу её во дворе: она похудела, осунулась. Соседи шепчутся, что она снова начала пить.
Вчера я встретила её мать в магазине.
— Как Марина? — спросила я.
— Плохо, — покачала головой женщина. — Пьёт. Работу потеряла. Говорит, жить не хочет без Алисы.
Меня захлестнуло чувство вины.
— Может, ей нужна помощь? Я могла бы...
— Нет, — отрезала она. — Ты уже достаточно «помогла». Оставь её в покое.
Я киваю и отхожу. Что я могу сделать? Я выбрала сторону ребёнка, а не подруги. И, возможно, разрушила жизнь человека, который когда-то был мне дорог.
Сегодня ночью меня разбудил звонок. Марина.
— Лена, — её голос звучит странно. — Я хочу извиниться.
— Марин, ты в порядке?
— Нет. Но это не важно. Я поняла, что ты была права. Алисе лучше с отцом. Я плохая мать. Всегда была.
— Не говори так...
— Правда глаза колет, да? — она смеётся, но в этом смехе нет веселья. — Я только хотела сказать... спасибо. За правду. И прости за всё.
Она вешает трубку прежде, чем я успеваю что-то ответить.
Я сижу в темноте, сжимая телефон. Что-то в её голосе меня тревожит. Я набираю её номер — гудки, но никто не отвечает.
Через пять минут я уже стучу в её дверь. Никакой реакции. Я звоню соседям снизу — не слышали ли они чего-нибудь странного? Нет, тишина.
Вызываю полицию и скорую. Когда дверь взламывают, Марина лежит на кухонном полу. Рядом — пустая бутылка водки и упаковка таблеток.
Её успевают спасти. Едва-едва.
***
Я сижу в больничном коридоре, когда приходит Антон. Без Алисы, конечно.
— Как она? — спрашивает он, присаживаясь рядом.
— Стабильно. Врачи говорят, будет жить.
Мы молчим.
— Знаешь, — наконец говорит он, — может, я был слишком жесток. Может, надо было дать ей шанс.
Я смотрю на него с удивлением.
— Ты думаешь?
— Не знаю, — он трёт лицо руками. — Алиса скучает по ней. Плачет по ночам. Спрашивает, почему мама её бросила.
— Ты мог бы разрешить им видеться чаще. Под твоим присмотром.
Он кивает.
— Может быть. Если Марина согласится лечиться. По-настоящему лечиться.
Я думаю о Марине, лежащей сейчас в палате. О её словах: «Я плохая мать. Всегда была». О её попытке покончить с собой.
Может быть, это шанс. Для всех них.
— Я поговорю с ней, — обещаю я. — Когда она придёт в себя.
Антон кивает и встаёт.
— Спасибо, что спасла её, Лена.
Он уходит, а я остаюсь сидеть в коридоре, глядя на закрытую дверь палаты. Я не знаю, что будет дальше. Сможет ли Марина измениться? Простит ли она меня когда-нибудь? Простит ли Алиса свою мать?
Я не знаю ответов на эти вопросы. Знаю только, что иногда приходится делать выбор между дружбой и тем, что считаешь правильным. И этот выбор никогда не бывает простым.
Медсестра выходит из палаты.
— Она проснулась, — говорит она мне. — Спрашивает вас.
Я делаю глубокий вдох и встаю. Пора поговорить с Мариной. Пора начать всё сначала.