Алексей заглушил двигатель, но остался сидеть в машине. Часы на приборной панели показывали почти полночь. Он устало потер глаза, чувствуя, как мышцы спины ноют после двенадцатичасовой смены. Сергеич, его начальник, загрузил его двумя внеплановыми ремонтами — клиенты были "важные", а значит, всё нужно было "вчера". Алексей не возражал. Работа отвлекала от мыслей, от пустой квартиры, от одиночества, которое преследовало его последние восемь лет.
Он вышел из машины, вдохнул прохладный ночной воздух. Район спал, лишь редкие окна светились желтым в многоэтажках. Алексей направился к своему подъезду, когда услышал сирену. Звук нарастал, и вскоре из-за угла вынырнула машина скорой помощи, остановившись у дома на соседней улице.
Что-то в этой картине заставило его изменить маршрут. Возможно, профессиональное любопытство механика, привыкшего реагировать на любые необычные звуки. Или что-то другое, более глубокое, интуитивное.
Когда он подошел ближе, то увидел толпу соседей у подъезда. Они переговаривались, качали головами. Из парадной вынесли носилки. Алексей замер, узнав женщину, лежащую на них. Ирина. Лицо в крови, одна рука вывернута под неестественным углом. Она была без сознания.
— Опять этот зверь её избил, — прошептала пожилая женщина рядом с ним.
— А ребёнок-то один в квартире! — воскликнула другая.
Алексей почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Ирина. Вдова его покойного брата Дениса. Когда-то она была его девушкой, пока Денис не увел её у него. Восемь лет прошло, а боль предательства всё ещё жила где-то глубоко внутри. Но сейчас эта боль отступила перед другой — острой, неожиданной.
После гибели Дениса — нелепый случай на рыбалке, брат утонул, не сумев выбраться из перевернувшейся лодки — Алексей помогал Ирине деньгами. Не из-за чувств, которые давно переплавились в глухую обиду, а из-за памяти о брате. И из-за маленького Миши, пятилетнего племянника, которого он видел всего несколько раз, но каждый раз ощущал странную связь с ребенком.
Помощь прекратилась, когда в жизни Ирины появился Виталик — охранник из местного ночного клуба. Крупный, самоуверенный мужчина с татуировками на пальцах и привычкой громко смеяться. Ирина тогда сказала, что больше не нуждается в подачках. А Алексей не настаивал — гордость не позволила.
И вот теперь она лежала на носилках, а Виталика увозили в отделение. Но что будет с Мишей?
— Куда её повезут? — спросил он у женщины в халате, накинутом поверх ночной рубашки.
— В Первую городскую, наверное. Куда ж ещё в такой час.
— А мальчик? Кто с ним остался?
— Соседка забрала, Нина Петровна с четвертого этажа. Не оставлять же ребенка одного.
Алексей кивнул и направился к своему дому. Сон не шел. Он ворочался, вставал, курил на балконе, смотрел в темноту. Перед глазами стояло окровавленное лицо Ирины. И мысли о маленьком Мише не давали покоя.
***
Утром он позвонил Сергеичу и впервые за пять лет работы предупредил, что придет на работу с опозданием. Начальник проворчал что-то невнятное, но разрешил задержаться. В Первой городской Алексей долго блуждал по коридорам, пока не нашел нужное отделение.
— К Ирине Соколовой, — сказал он дежурной медсестре. — Я... родственник.
Медсестра окинула его усталым взглядом.
— Вы её муж?
— Нет, я брат её покойного мужа.
— Она в реанимации. Состояние критическое. Черепно-мозговая травма, внутреннее кровотечение, перелом руки. Врачи делают всё возможное.
Алексей почувствовал, как к горлу подкатывает ком.
— Могу я её увидеть?
— Только ближайшим родственникам.
В этот момент к стойке подошел врач — седой мужчина с усталыми глазами.
— Вы родственник Соколовой? — спросил он, услышав разговор.
— Да, я брат её покойного мужа.
Врач кивнул.
— Нам нужны её документы — паспорт, полис. И документы на ребенка. У неё есть сын, верно?
— Да, Миша, пять лет.
— Нам нужно оформить документы для операции. И ещё... — врач замялся, — у неё есть кто-то из родственников в городе? Родители, братья, сестры?
— Нет, она сирота. Родители умерли, когда она была подростком.
— А кто сейчас с ребенком?
— Насколько я знаю, соседка забрала его к себе.
— Понятно. Полиция собирает документы, им нужно будет связаться с органами опеки. В таких ситуациях...
— Я могу забрать его к себе, — перебил Алексей. — Я всё-таки родственник.
Врач внимательно посмотрел на него.
— Хорошо. Но сначала нам нужны их документы и ваши, подтверждающие родство.
— Я привезу их сегодня же.
— Поторопитесь. Нам нужно согласие на операцию, а пациентка без сознания.
***
Алексей заехал на работу. Объяснил Сергеичу ситуацию. Он смотрел на него с подозрением, но отпустил. Алексей поехал к дому Ирины.
Около дома он встретил Нину Петровну. Она рассказала, что Виталика задержали, но быстро отпустили под подписку о невыезде. Он убедил участкового, что ему нужно остаться с ребенком, так как больше присмотреть за мальчиком некому. Он обещал не трогать Ирину, когда её выпишут. Потом он заявился к ней и забрал ребенка.
Когда Алексей подошел к подъезду, он услышал крики. Детский плач и грубый мужской голос. Он ускорил шаг, поднялся на третий этаж. Звуки доносились из-за двери квартиры Ирины. Алексей прислушался.
— Жри, падаль! — раздался рев Виталика. — Я сказал, жри!
Детский плач перешел в захлебывающиеся рыдания.
Алексей дернул дверь за ручку, она оказалась открытой. В следующий момент он уже стоял в кухне, глядя на ужасающую сцену: Виталик, красный от ярости, держал Мишу за шею, тыча его лицом в тарелку с холодным супом. Мальчик задыхался, его маленькие ручки беспомощно цеплялись за руку мучителя.
— Жри! — снова прорычал Виталик, не замечая появления Алексея.
Не думая, Алексей схватил стоящий рядом стул и со всей силы обрушил его на голову Виталика. Тот рухнул на пол, выпустив ребенка. Миша отполз в угол, дрожа и всхлипывая.
Алексей подошел к мальчику, опустился перед ним на колени.
— Миша, ты меня помнишь? Я Алексей, дядя Лёша. Я брат твоего папы.
Мальчик смотрел на него огромными испуганными глазами, но кивнул.
— Мама... — прошептал он.
— Мама в больнице. Ей помогают врачи. А мы сейчас поедем ко мне, хорошо?
Миша снова кивнул. Алексей осторожно взял его на руки, стараясь не напугать ещё больше. Ребенок был легким, слишком легким для своего возраста.
— Нам нужно найти документы, — сказал Алексей, оглядываясь. — Ты знаешь, где мама хранит паспорт и твое свидетельство о рождении?
Миша указал на комод в коридоре. Алексей примерно знал, где искать — когда-то давно, ещё при жизни Дениса, он бывал в этой квартире. Открыв верхний ящик, он нашел папку с документами. Паспорт Ирины, свидетельство о рождении Миши, медицинский полис. Всё, что нужно.
Виталик на кухне застонал и пошевелился. Алексей быстро закрыл ящик.
— Идем, Миша. Нам пора.
Он взял мальчика за руку, и они вышли из квартиры, оставив дверь открытой. Пусть соседи вызывают полицию, когда услышат, как Виталик приходит в себя и буянит. Может, на этот раз его задержат надолго.
***
В своей квартире Алексей первым делом умыл и переодел Мишу в свою футболку. После привёл его на кухню и нормально накормил.
— Я поеду к маме в больницу, — сказал Алексей, когда Миша устроился на диване с книжкой, которую нашел на полке. — Отвезу документы. А ты побудешь здесь, хорошо? Я скоро вернусь.
— А мама? — тихо спросил Миша. — Она тоже вернется?
Алексей не знал, что ответить. Он не хотел давать ложных надежд, но и правду говорить было страшно.
— Врачи делают всё, чтобы помочь маме, — сказал он наконец. — Она очень сильная, ты же знаешь.
Миша кивнул, но в его глазах стояли слезы.
— Я скоро вернусь, — повторил Алексей. — Обещаю.
***
В больнице его встретила всё та же медсестра.
— Я привез документы для Ирины Соколовой и свои для подтверждения родства, — сказал Алексей, протягивая папку.
— Хорошо, — кивнула она. — Подождите, я позову доктора.
Через несколько минут появился тот же седой врач.
— Спасибо, что привезли документы, — сказал он, просматривая содержимое папки. — Как ребенок?
— Он со мной. В безопасности.
Врач внимательно посмотрел на Алексея.
— Вы готовы взять на себя ответственность за мальчика?
— Да, конечно. Я его дядя, в конце концов.
Врач кивнул.
— Пациентка пришла в сознание буквально десять минут назад. Она спрашивала о сыне и... о вас.
Алексей удивленно поднял брови.
— Обо мне?
— Да. Она просила, чтобы вас пропустили к ней, если вы придете. Она хочет поговорить с вами до операции. Боится, что другой возможности не будет.
— Я могу её увидеть?
— Недолго. Её состояние критическое. Мы готовим её к операции, но... — врач замолчал, и Алексей понял невысказанное: шансы невелики.
Его провели в реанимацию. Ирина лежала под капельницей, опутанная проводами и трубками. Её лицо, когда-то красивое, теперь было синим от кровоподтеков, глаз заплыл, губы распухли. Рука в гипсе лежала поверх одеяла.
Алексей осторожно сел на стул рядом с кроватью. Ирина открыла глаза — точнее, один глаз, второй не открывался из-за отека.
— Лёша... — прошептала она. — Ты пришел.
— Конечно, пришел, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Как ты?
Слабая улыбка тронула её разбитые губы.
— Паршиво. Врачи говорят... говорят, что шансов мало.
— Не говори так. Ты справишься.
Она слабо покачала головой.
— Миша... он с тобой?
— Да, он у меня. Не волнуйся, с ним всё в порядке.
— Виталик...
— Он больше не тронет ни тебя, ни Мишу. Я обещаю.
Ирина закрыла глаза, по щеке скатилась слеза.
— Прости меня, Лёша. За всё. За то, что ушла к Денису... за то, что не сказала правду...
— Не надо сейчас об этом, — мягко перебил Алексей. — Тебе нужно беречь силы.
— Нет, — она с трудом подняла руку и коснулась его запястья. — Я должна сказать. Миша... он не Денисов... Он твой...
Алексей замер, не веря своим ушам.
— Что?
— За неделю до свадьбы... помнишь, мы встретились у Маринки на дне рождения? Денис уехал в командировку... Мы напились... Я никогда не говорила Денису. Боялась. А потом... потом стало поздно.
Алексей помнил ту ночь. Последнюю ночь с Ириной. Они оба были пьяны. Наутро они разошлись, не сказав ни слова. А через неделю она вышла замуж за его брата.
— Ты уверена? — спросил он хрипло.
— Да. Сделай тест, если не веришь. Но я знаю. Всегда знала.
Её голос становился всё слабее. Аппарат, мониторящий сердцебиение, запищал чаще.
— Позаботься о нем, Лёша. Он хороший мальчик. Он заслуживает... заслуживает настоящую семью.
— Ирина, не говори так. Ты поправишься, и мы всё решим вместе.
Но она уже не слышала. Её глаза закрылись, дыхание стало прерывистым. В палату вбежали врачи и медсестры.
— Вам нужно выйти, — сказала одна из медсестер, оттесняя Алексея к двери.
Он вышел в коридор, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Миша — его сын? Это невозможно. И всё же... Что-то внутри него знало, что Ирина не стала бы лгать в такой момент.
***
Через два часа врач вышел к нему с тяжелым лицом.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Мы сделали всё, что могли, но травмы были слишком серьезными. Внутреннее кровоизлияние, отек мозга...
Алексей кивнул, не в силах произнести ни слова.
— Что будет с мальчиком? — спросил врач.
— Я решу этот вопрос, — ответил Алексей.
— Вам нужно будет оформить опекунство. Или... есть вариант с детским домом, если вы не готовы...
— Нет, — резко сказал Алексей. — Никаких детских домов. Он останется со мной.
Врач кивнул.
— Тогда вам нужно обратиться в органы опеки. Они объяснят, какие документы потребуются.
***
Дома Миша уже спал, свернувшись калачиком на диване. Алексей осторожно укрыл его одеялом, долго смотрел на маленькое лицо, ища в нем свои черты. Может, форма носа? Или линия бровей? Он не был уверен. Но что-то в этом ребенке отзывалось в нем на глубинном уровне.
Утром он отвез Мишу в детский сад, объяснив воспитательнице ситуацию — не всю, конечно, только то, что мама мальчика в больнице, а он, Алексей, его дядя, временно присматривает за ним.
Потом поехал в лабораторию и сдал тест ДНК. Результаты обещали через неделю, но он заплатил за срочность. Вечером того же дня ему позвонили: "Вероятность отцовства — 99,9998%".
Он сидел в машине, глядя на распечатку результатов, и не знал, что чувствовать. Злость на Ирину за то, что скрывала правду все эти годы? Обиду на брата, который, сам того не зная, воспитывал его сына? Или странную, необъяснимую радость от того, что у него есть ребенок — часть его самого, продолжение его жизни?
Вечером того же дня в новостях показали репортаж о суде над Виталиком. Смерть Ирины переквалифицировала его дело из "нанесения телесных повреждений" в "непредумышленное убийство". Учитывая его прошлые судимости и показания соседей о систематических избиениях, приговорят его к восьми годам лишения свободы.
Алексей смотрел на экран телевизора, где Виталика вели в наручниках, и чувствовал странное опустошение. Не радость, не удовлетворение — просто понимание, что справедливость, какой бы запоздалой она ни была, всё-таки существует.
— Это тот дядя, который обижал маму? — спросил Миша, неожиданно появившийся в дверях.
Алексей кивнул, выключая телевизор.
— Да. Но теперь он никого больше не обидит. Он будет очень долго сидеть в тюрьме.
Миша помолчал, обдумывая услышанное.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я его боялся.
— Тебе больше не нужно его бояться, — ответил Алексей, обнимая мальчика. — Никогда.
***
— Я не знаю, как растить детей, — сказал Алексей своему начальнику Сергеичу, когда пришел оформлять отпуск для решения всех формальностей с опекунством. — Но отдать его в детдом не могу.
Сергеич хмыкнул, почесывая седеющую бороду.
— Зато знаешь, как моторы чинить. Разберёшься.
Он помолчал, глядя на Алексея с непривычной мягкостью во взгляде.
— Знаешь, я своего Димку один поднял, когда Тамара от рака умерла. Думал, не справлюсь. А вон, вырос парень, в университете учится. Дети — они как эти твои моторы: сначала кажется, что всё сложно, а потом понимаешь, что главное — любовь и терпение. Остальному научишься.
***
Первые месяцы были самыми трудными. Миша тосковал по матери, часто плакал по ночам. Алексей не знал, как его утешить, что сказать. Он просто сидел рядом, гладил по голове, иногда рассказывал истории о том, как они с Денисом были маленькими.
Постепенно они привыкали друг к другу. Алексей учился быть отцом — готовить завтраки, проверять уроки, играть в машинки и собирать конструктор. Миша учился доверять — не вздрагивать от резких движений, не бояться задавать вопросы, не прятать еду "на потом", как он уже привык делать при Виталике.
Они не говорили о том, что Алексей — настоящий отец Миши. Алексей решил, что расскажет ему, когда тот станет старше и сможет понять. Пока достаточно было того, что они стали семьей — неожиданной, непривычной, но настоящей.
***
Год спустя. Миша, теперь уже шестилетний, подает Алексею инструменты в гараже. Они вместе чинят старый мотоцикл — проект, который Алексей начал, чтобы проводить больше времени с сыном.
— Подай-ка мне гаечный ключ, — говорит Алексей, вытягивая руку из-под мотоцикла.
Миша серьезно кивает и выбирает нужный инструмент из разложенных на тряпке. Его движения уверенные — он уже хорошо знает, что есть что.
— Вот, пап.
Это слово — "пап" — появилось в их обиходе недавно. Сначала Миша называл его "дядя Лёша", потом просто "Лёша", а потом как-то само собой пришло это короткое, но такое значимое "пап". Алексей не поправлял его, не объяснял, что он на самом деле дядя. Потому что это была неправда. Он был отцом — по крови и теперь уже по праву.
В дверях гаража появляется женская фигура. Лена — воспитательница из детского сада, куда ходит Миша. Молодая, светловолосая, с добрыми глазами и мягкой улыбкой. Она часто заходит к ним. Сначала это были редкие визиты с бумагами. Потом их количество выросло под предлогом рассказать что-то про Мишу, про то, как дела у него в группе. А в последнее время — просто так, без повода.
— Вы не забыли про сегодняшний утренник? Вы обещали прийти, как папа. — говорит она, глядя на Алексея с легким упреком.
Алексей смущенно вытирает руки тряпкой. Утренник в саду — весенний праздник, где Миша должен был читать стихотворение.
Миша толкает его в спину:
— Пойдем, пап. Мы же семья.
Алексей смотрит на сына, потом на Лену, которая улыбается ему с порога.
— Идем, — говорит он, беря Мишу за руку. — Только переоденемся сначала.
Миша прав. Они — семья. Неполная, необычная, возникшая из трагедии и боли, но настоящая. И, может быть, скоро она станет еще больше.