— Подпиши, я всё заполнил. Потом поедем в кафе отметить — развод и раздел, — Павел произнёс это, не отрывая взгляда от планшета, словно речь шла о квитанции за воду.
Лариса замерла с чашкой в руке. За окном медленно умирал октябрьский вечер, на плите закипал чайник, а на кухонном столе, как бомба с часовым механизмом, лежали бумаги.
— Что? — только и смогла выдавить она, чувствуя, как по спине пробегает холодок.
— Лара, давай без драм, — он наконец поднял глаза. — Тридцать лет вместе, пора и честь знать. Ничего личного, просто каждому нужна свобода.
В его голосе сквозила усталость, будто объяснял прописные истины непонятливому ребёнку. Лариса смотрела на мужа, пытаясь увидеть того парня, который когда-то целовал её под мокрым майским дождём. Но перед ней сидел чужой человек — подтянутый, с модной стрижкой и ранними морщинами у глаз.
— Ты... с кем-то познакомился? — в горле пересохло.
Павел поморщился:
— При чём здесь это? Мы просто выросли из этих отношений. Как из старого свитера.
Чайник на плите засвистел, заходясь в истерике. Лариса машинально протянула руку и выключила газ. Свитер. Тридцать лет совместной жизни — просто старый свитер, который можно выбросить.
— Я не буду ничего подписывать, — собственный голос звучал как из колодца.
— Будешь, — спокойно ответил он, подвигая к ней бумаги. — Потому что так будет лучше для всех. Я всё продумал, раздел справедливый. Тебе квартира, мне дача и счета. Чисто и без обид.
Она смотрела на его руки — сильные, с аккуратным маникюром. Руки, которые когда-то гладили её волосы перед сном. А теперь они деловито подталкивали к ней ручку и документы о разводе. Как будто смертный приговор.
— Павлуша, но почему именно сейчас? — голос дрогнул и сорвался.
— Потому что никогда не бывает подходящего времени для таких решений, — он встал. — Подпиши сегодня. Я заеду завтра.
Осколки памяти
Лариса лежала в темноте, разглядывая трещину на потолке. Эта спальня помнила всё — ссоры и примирения, страсть и смех. Тридцать лет вместилось в эти стены, а теперь они душили её безмолвием.
Павел уехал к друзьям — так он сказал. Постоял в прихожей, покрутил в руках ключи от машины, бросил: «Завтра поговорим спокойно», и хлопнул дверью. Ушёл, оставив её наедине с вопросом, который выжигал изнутри: когда всё пошло не так?
Может, три года назад, когда он сменил работу и попал в новую компанию? Или пять лет назад, когда Алина выпорхнула из дома, оставив их вдвоём в пустой квартире? Или это началось раньше — исподволь, незаметно, капля за каплей?
Лариса перевернулась на бок, уткнувшись в его подушку. Она ещё хранила запах его лосьона — тот самый, что она дарила ему каждый Новый год. Такая глупая традиция. Такая важная.
— Я не понимаю, — прошептала она в темноту. — Просто не понимаю.
Перед глазами калейдоскопом проносились картинки: вот они празднуют серебряную свадьбу — он обнимает её за плечи и смеётся, глядя в объектив; вот прошлое лето на даче — он молча пьёт чай на веранде и смотрит куда-то поверх её головы; вот последний отпуск — они идут по набережной, держась за руки, но уже по привычке.
Когда исчезло то электричество между ними? Когда его взгляд потускнел, а её голос перестал заставлять его улыбаться?
На тумбочке тихо завибрировал телефон. Сообщение от Алины: «Мама, ты как? Папа звонил, сказал, что у вас серьёзный разговор был».
Пальцы дрожали, когда она набирала ответ: «Всё хорошо, доченька. Поговорим завтра».
Соврала. Ничего не хорошо. Ничего не будет хорошо.
Лариса закрыла глаза, но сон не шёл. В голове крутились обрывки фраз, недосказанности, намёки — всё то, что она предпочитала не замечать последние годы. Усталость наваливалась тяжёлым одеялом, но внутри бился тревожный пульс — как теперь жить? Как дышать в мире, где она вдруг стала одна?
Горькая правда
— Мам, ты выглядишь ужасно, — Алина нахмурилась, разглядывая мать.
Они сидели в маленькой кухне дочери. Солнечные лучи пробивались сквозь тюлевые занавески, подсвечивая чашки с недопитым чаем. Лариса не спала всю ночь и приехала к дочери рано утром, не предупредив. Просто не могла оставаться одна в пустой квартире.
— Спасибо, дорогая, — невесело усмехнулась Лариса. — Это как раз то, что нужно услышать женщине в мой момент.
— Извини, — Алина виновато прикусила губу. — Просто я волнуюсь. Что случилось? Папа говорил что-то странное по телефону.
Лариса сделала глубокий вдох.
— Твой отец хочет развестись.
Тишина. Алина замерла с чашкой в руке.
— Не может быть, — наконец выдохнула она. — Вы же... вы всегда были вместе. Вы же...
— Образец семейного счастья? — горько перебила Лариса. — Видимо, нет.
— Он что, с ума сошёл? В шестьдесят три начинать всё заново?
Лариса пожала плечами. Именно этот вопрос мучил её всю ночь. Почему сейчас, когда впереди маячила спокойная старость? Когда все бури должны были остаться позади?
— Алиночка, я не знаю, что делать, — голос предательски дрогнул.
Дочь накрыла её руку своей — тёплой, с коротко остриженными ногтями.
— Поговори с ним. Может, это кризис возраста или...
— Он уже всё решил. Все бумаги подготовил.
Алина нахмурилась, потом вздохнула.
— Мам, ты сильная. Это пройдёт. Папа тоже не чудовище.
— Для тебя — нет. А для меня — предатель, — Лариса резко встала и подошла к окну.
— Вы оба мои родители. Я не могу выбирать сторону.
— И не нужно, — Лариса обернулась, стараясь улыбнуться. — Я справлюсь.
— Может, это к лучшему? — осторожно предположила Алина. — Вы с папой в последнее время не выглядели особенно счастливыми.
Эти слова ударили больнее всего. Значит, даже дочь видела то, чего она не хотела замечать?
— Тридцать лет, Алина. Тридцать лет моей жизни. И что теперь? Все мои морщины, седые волосы — это было для него, для нас. А теперь что мне со всем этим делать?
Алина помолчала, потом тихо произнесла:
— Жить дальше, мама. Просто жить дальше.
Лариса смотрела на дочь — такую похожую на отца упрямым подбородком и прямым взглядом — и понимала: поддержки ждать не стоит. Не потому что Алина не любит, а потому что для неё развод родителей — лишь неприятная новость. Для Ларисы же — конец целой жизни.
В поисках справедливости
Лариса трижды проехала мимо нужного дома, прежде чем решилась зайти. Юридическая консультация оказалась в полуподвале старой пятиэтажки — две комнатушки с облупившейся краской на стенах и скрипучими стульями. Ей вдруг стало неловко — словно она совершала что-то постыдное. Предательство.
— Чем могу помочь? — женщина за столом оторвалась от бумаг и внимательно посмотрела на Ларису. Моложавая, с умными глазами и короткой стрижкой.
— Муж... — Лариса запнулась. — Муж хочет развестись. Принёс бумаги на подпись.
Она достала помятую папку из сумки. Руки предательски дрожали.
— Меня зовут Марина Олеговна, — юрист бегло пролистала документы. — Тридцать лет брака, да? И он вот так просто решил всё закончить?
Лариса кивнула, комкая в руках платок.
— И как, вы знаете про все его активы? — Марина Олеговна постучала ручкой по одной из страниц.
— Конечно. У нас квартира, дача, машина...
— А эти акции? И счета в двух банках?
Лариса растерянно уставилась на бумаги.
— Какие акции?
— «СтройИнвест». Приличный пакет, между прочим, — юрист покачала головой. — А вы и не знали, верно?
— Нет, — Лариса почувствовала, как внутри что-то обрывается. Ещё одна ложь. Ещё одно предательство.
Юрист отложила бумаги и внимательно взглянула на Ларису.
— Скажите честно – вы хотите бороться?
— Бороться? — Лариса вдруг представила судебные заседания, скандалы, грязное бельё напоказ. — Я не знаю. Я просто хочу... справедливости.
— Без борьбы её не получить, — Марина Олеговна придвинула к себе чистый лист. — Слушайте. По закону вам положена половина всего имущества, нажитого в браке. Включая эти акции, о которых вы не знали.
Она начала быстро писать, приговаривая:
— Сначала направим запрос на полную опись имущества. Потом — встречное предложение. И будьте готовы к суду, если он не согласится.
— А если я соглашусь на его условия? — тихо спросила Лариса.
— Тогда останетесь у разбитого корыта, — жёстко ответила юрист. — Поверьте, такие мужчины уважают только силу. Сейчас он думает, что вы слабая и растерянная. Докажите обратное.
Лариса смотрела, как уверенная рука юриста заполняет бумаги. Внутри медленно разгорался огонёк — не злобы, нет. Решимости.
— Хорошо, — она расправила плечи. — Что мне нужно подписать?
Когда Лариса вышла на улицу, телефон пискнул сообщением от Павла: «Подписала?»
Она сжала губы и не ответила. Нет, она не подписала. И не собиралась сдаваться без боя.
Уроки выживания
Чёртов кран, чёртова прокладка, чёртова отвёртка, выскальзывающая из замученных пальцев! Лариса в отчаянии стукнула кулаком по раковине. Третий час она пыталась победить подтекающий кран в ванной. Раньше такими вещами занимался Павел — молча приходил на помощь, быстро всё чинил и уходил, не требуя благодарностей.
Теперь Лариса осталась один на один с бытовыми проблемами. Сантехник, вызванный утром, пришёл пьяным, нахамил и ушёл, не сделав ничего, но прихватив аванс. Пришлось самой лезть в интернет, смотреть видеоуроки и пытаться разобраться с сантехникой.
— Не так уж сложно, Ларочка, — бормотала она себе под нос, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — Ты же умная женщина.
На полу рядом валялись инструкции, скачанные из интернета, а на стиральной машине — россыпь мокрых квитанций. Вчера она впервые разбиралась с платежами самостоятельно. Павел всегда занимался финансами. «Не забивай голову, Ларочка, я всё оплачу», — говорил он снисходительно. И она радовалась заботе, не понимая, что это была форма контроля.
Телефон пискнул. Сообщение от Алины: «Мам, папа говорит, ты не отвечаешь на звонки. Он волнуется».
Волнуется? Вот это новость. Лариса фыркнула и бросила телефон на полку. Пусть поволнуется. Она больше не будет плясать под его дудку.
Наконец кран сдался. Подтекание прекратилось. Маленькая победа в большой войне за независимость.
Лариса устало опустилась на край ванны и вдруг разрыдалась — горько, навзрыд, как не плакала со школьных лет. Слёзы смешивались с каплями воды на лице, а из груди рвались рыдания, копившиеся все эти дни.
Она плакала о потерянном времени, о несбывшихся надеждах, о предательстве. О том, что ей шестьдесят два, и она учится жить заново, как подросток.
Плакала, пока не иссякли слёзы. А потом медленно поднялась, умылась холодной водой и посмотрела в зеркало. Оттуда глядела усталая женщина с покрасневшими глазами и решительно сжатыми губами.
— Справишься, — сказала она своему отражению. — Не такое переживала.
Она включила чайник, раскрыла платёжки и взяла калькулятор. Если она смогла починить кран, то сможет разобраться и с этим. И ещё много с чем. В конце концов, ей не восемнадцать, чтобы бояться жизни.
Это не конец. Это, может быть, только начало.
Вторая молодость
— Лариса? Лариса Викторовна, это же вы?
Она обернулась, держа в руках корзинку с яблоками. На рынке было многолюдно — суббота, все спешили закупиться на неделю. В толпе стояла женщина, смутно знакомая, но Лариса никак не могла вспомнить, где они встречались.
— Валя! Валентина Сергеевна! Неужели не узнаёте? Мы же вместе в НИИ работали, до перестройки ещё.
— Валя? — Лариса вгляделась и вдруг вспомнила: лаборантка из соседнего отдела, всегда весёлая, с копной рыжих волос. Теперь волосы стали серебристыми, но глаза остались такими же яркими. — Боже мой, сколько лет!
Они обнялись, как старые подруги, хотя никогда ими не были.
— Как ты? Как жизнь? — Валентина взяла её под руку и потянула к скамейке. — Пойдём, присядем, расскажешь.
И Лариса неожиданно для себя рассказала всё — про развод, про предательство, про одиночество. Слова лились сами собой, словно плотину прорвало. А Валентина слушала, кивала и крепко держала за руку.
— Знаешь, а я через это прошла десять лет назад, — сказала она, когда Лариса наконец замолчала. — Мой тоже ушёл — к молодой, конечно. Думала, не переживу.
— И как ты справилась?
— Нашла себя заново, — Валентина улыбнулась. — Знаешь, я ведь рисовать начала. Всегда мечтала, но всё некогда было. А теперь у меня даже выставки бывают. Маленькие, конечно, но мне хватает.
Лариса смотрела на бывшую коллегу с удивлением. Валентина светилась каким-то внутренним светом, какого не было в молодости.
— А ещё у нас женский клуб есть, — продолжала Валентина. — Раз в неделю собираемся — кто стихи читает, кто поёт, кто просто болтает. В следующую пятницу приходи, адрес запиши.
— Не знаю, Валя, я не очень компанейская...
— Глупости! Ты всегда была душой компании. Помнишь, как на Новый год в восемьдесят пятом ты "цыганочку" танцевала на столе?
Лариса рассмеялась. Она и забыла про тот новогодний корпоратив, про свою молодую бесшабашность, про мечты о большой науке.
— Знаешь, я ведь когда-то мечтала диссертацию защитить. Даже материал собирала, — задумчиво произнесла она.
— Ну так и защищай! Сейчас-то кто мешает?
Лариса хотела сказать, что поздно, что годы ушли, что силы не те. Но осеклась. А ведь и правда — кто мешает?
— Спасибо, Валя, — сказала она вместо этого. — Я подумаю насчёт клуба.
Когда они прощались, Валентина крепко обняла её:
— Запомни: лучшее лекарство от прошлого — это новое настоящее. Создавай его сама.
Возвращаясь домой, Лариса чувствовала странное воодушевление. Словно встретила не просто старую знакомую, а своё возможное будущее — яркое, наполненное смыслом, без тени Павла.
Расставляя точки
Ресторан оказался неожиданно шумным и тесным. Лариса села за столик в углу, чувствуя себя не в своей тарелке. Место выбрал Павел — "нейтральная территория", как он выразился по телефону. Здесь они не были никогда — слишком модно, слишком дорого.
Павел опаздывал. Типично. Всю жизнь она ждала его — с работы, с рыбалки, с корпоративов. Теперь ждала в последний раз — чтобы поставить точку.
— Извини, пробки, — он появился внезапно, шурша дорогим плащом. Сел напротив, положил на стол папку с документами. Выглядел устало, но подтянуто. — Ты выглядишь хорошо.
— А ты ждал, что я превращусь в развалину? — Лариса улыбнулась, удивляясь собственному спокойствию. Ещё неделю назад она бы разрыдалась от одного его вида.
— Нет, но... Неважно. Ты подумала над моим предложением?
— Подумала. И даже проконсультировалась со специалистом.
Павел нахмурился, постукивая пальцами по папке.
— Зря. Я всё рассчитал справедливо.
— Включая акции "СтройИнвеста"? — тихо спросила она.
Его пальцы замерли. На секунду в глазах мелькнуло что-то похожее на испуг, но он быстро взял себя в руки.
— А, ты об этом. Ларочка, это не семейное имущество. Это моя личная...
— "Ларочка" осталась в прошлом, — перебила она. — И не нужно мне врать. Я уже знаю про эти акции всё, что нужно.
Он откинулся на спинку стула, разглядывая её с новым выражением — смесью раздражения и уважения.
— Ты что, хочешь судиться?
— Я хочу, чтобы меня больше не использовали, — Лариса сложила руки на столе. — Тридцать лет, Павел. За эти годы я имею право на честность.
Официант принёс меню, но Павел отмахнулся — не до еды. Его лицо стало жёстким, как у человека, загнанного в угол.
— Хорошо. Чего ты хочешь?
— Всего, что положено по закону. Половину всего имущества, включая твои ценные бумаги.
— Это разорит меня!
— Это даст мне возможность жить дальше, — спокойно возразила она. — Ты думаешь, мне легко начинать с нуля в моём возрасте? Ты забрал у меня тридцать лет жизни, а теперь хочешь оставить ни с чем?
— Я не забирал их у тебя, — процедил он. — Ты сама выбрала быть домохозяйкой.
— Я выбрала быть твоей женой. Строить наш дом. Растить нашу дочь. Создавать тыл, пока ты делал карьеру.
Они смотрели друг на друга через стол — два человека, прожившие бок о бок половину жизни и ставшие чужими.
— Ладно, — наконец сказал он. — Я подумаю над твоим... предложением.
— Не над моим. Над предложением моего адвоката. Он свяжется с тобой на следующей неделе.
Лариса встала, чувствуя, как дрожат колени. Но голос не дрогнул:
— Прощай, Павел. Надеюсь, в следующий раз мы встретимся уже без взаимных обид.
Холодный зал
Деревянные скамьи в зале суда оказались неожиданно жёсткими. Лариса поправила воротник блузки и бросила взгляд на часы. Десять минут до начала заседания. Сердце колотилось где-то в горле.
Их дело было назначено третьим по счёту. Адвокат, сухопарый мужчина лет пятидесяти, перебирал бумаги, иногда кивая своим мыслям. Лариса наблюдала за его руками — спокойными, уверенными. Эти руки знали, что делать в зале суда. Её же собственные дрожали, как осиновые листья.
— Не переживайте так, — шепнул адвокат, не поднимая глаз от документов. — У нас крепкая позиция.
Лариса кивнула, хотя внутри всё сжималось от страха. Она никогда не думала, что их с Павлом история закончится здесь — в казённом помещении с портретом президента и гербом на стене.
Скрипнула дверь. Вошёл Павел со своим адвокатом — молодым, дорого одетым человеком. Они сели по другую сторону зала, не глядя в сторону Ларисы. Павел выглядел осунувшимся, под глазами залегли тени. Впервые за всё время Лариса подумала, что ему, возможно, тоже нелегко.
— Встать, суд идёт!
Все поднялись. Судья — женщина средних лет с усталым лицом — заняла своё место. Начались формальности, зачитывались документы, адвокаты что-то говорили по очереди. Лариса слушала словно сквозь вату, наблюдая за судьёй — как та хмурится, делает пометки, иногда бросает взгляд то на неё, то на Павла.
— Ответчик, вы признаёте наличие указанных активов? — голос судьи вывел Ларису из оцепенения.
Павел медленно поднялся.
— Да, Ваша честь.
— И вы согласны на раздел имущества согласно закону?
Пауза. Лариса видела, как напряглась спина мужа. Его адвокат что-то шепнул ему, но Павел только дёрнул плечом.
— Да, Ваша честь. Я согласен на мировое соглашение в редакции, представленной моим адвокатом.
Остаток заседания прошёл как в тумане. Подписывались какие-то бумаги, произносились юридические формулировки. Лариса механически кивала, когда спрашивали её мнение. Внутри было пусто и звонко, как в колоколе.
Когда всё закончилось, она осталась сидеть на скамье, пока зал пустел. Адвокат пожал ей руку, пообещал прислать копии всех документов и ушёл. Павел задержался у дверей, словно хотел что-то сказать, но потом просто кивнул и исчез.
Вот и всё. Тридцать лет вместилось в сорок минут судебного заседания. Штампы, подписи, печати — и жизнь разделена на "до" и "после", как разрезанная фотография.
Странно, но она не чувствовала ни радости, ни облегчения. Только усталость и тихую решимость. Она выдержала. Она выстояла. Она победила — не Павла, а собственный страх.
Теперь нужно было учиться жить дальше. С нуля, в шестьдесят два года. Страшно. Но уже не так, как раньше.
Точка возвращения
Маленькое кафе встретило Ларису приглушённым светом и запахом свежей выпечки. Она нашла столик у окна, откуда открывался вид на осенний бульвар. Золотые листья кружились в воздухе, цепляясь за прохожих, за фонарные столбы, за скамейки.
Она заказала чай с лимоном и пирожное — маленькая слабость, которую позволяла себе редко. Раньше Павел всегда подшучивал над её любовью к сладкому: «Следи за фигурой, Ларочка». Теперь некому было контролировать её маленькие радости.
Официантка — совсем юная девушка с яркой помадой — поставила перед ней чашку и тарелку с пирожным.
— Что-то ещё?
— Нет, спасибо, — Лариса улыбнулась.
Отхлебнув горячий чай, она достала из сумки маленький блокнот и ручку. Пора было подводить итоги и строить планы.
Прошло три месяца с того дня, когда суд поставил точку в их браке. Три месяца новой жизни. Она выставила квартиру на продажу — слишком много воспоминаний, слишком много Павла в каждом углу. Нашла маленькую, но светлую однушку недалеко от дома Алины. Вступила в женский клуб Валентины, где нашла новых подруг. Даже записалась на курсы компьютерной грамотности — пора было наверстывать то, что проспала в уютном коконе семейной жизни.
Деньги от продажи акций давали ей свободу и независимость. Павел, к его чести, не стал затягивать с выплатами после мирового соглашения.
Лариса открыла блокнот и вывела на чистой странице: «Мечты».
Когда-то у неё были мечты. Не просто быть женой и матерью, но и что-то значить в этом мире. Путешествовать, учиться, творить.
«Италия, — написала она. — Венеция весной».
«Курсы иностранного языка».
«Волонтёрство в детском доме».
«Садоводство».
Список рос, и с каждым пунктом к горлу подступал комок. Сколько же всего она отложила «на потом», которое так и не наступило! Сколько дорог не выбрала, боясь огорчить мужа или нарушить привычный уклад!
За окном стемнело. В кафе включили тёплый свет, и Лариса увидела своё отражение в стекле — женщина с прямой спиной и спокойным взглядом. Не старуха, не жертва. Просто человек, начинающий новую главу.
Её телефон завибрировал — сообщение от Валентины: «Завтра в 7 не забудь! С тебя рассказ о твоей научной работе!»
Лариса улыбнулась, отправляя «буду», и спрятала телефон в сумку. Женский клуб стал для неё отдушиной, местом, где её слушали и слышали.
Допив чай, она оставила щедрые чаевые и вышла на улицу. Порыв ветра подхватил её шарф, как будто приглашая в танец.
«Он сказал — поедем в кафе отмечать. Я приехала, — подумала Лариса, глядя на мерцающие городские огни. — Но не развод. Себя».
И впервые за долгое время ей не было страшно идти вперёд.