Я почти каждый день прихожу в этот парк. Мне нравится сидеть на одной и той же скамейке под старым дубом — здесь тихо, мало людей, и можно спокойно читать. В тот день я была погружена в новый роман Метлицкой — люблю её истории о женских судьбах. Не успела заметить, как рядом опустился мужчина. Вежливо кивнул и раскрыл газету.
— Простите, не помешаю?
— Нет-нет, — я чуть отодвинулась, хотя между нами оставалось достаточно места.
— Хорошая книга? — спросил он, бросив взгляд на обложку.
— Очень душевная.
— Знаете, я всегда считал, что можно многое понять о человеке по выбору книг.
Я невольно улыбнулась:
— И что же вы поняли обо мне?
— Что вы цените искренность и глубину чувств. Простите за бестактность — меня зовут Виктор.
Так мы познакомились. В нём не было навязчивости — просто приятный разговор двух случайных собеседников. Когда я собралась уходить, он попросил номер телефона. Я сама удивилась, когда продиктовала его без колебаний.
Потекли странные, волшебные дни. Виктор звонил, мы встречались в том же парке, гуляли по вечерней набережной. Однажды он ждал меня у подъезда с букетом полевых цветов — откуда узнал, что я их люблю? В другой раз повёл в маленький уютный ресторанчик с живой музыкой.
Мне было страшно. В пятьдесят пять уже не верится в сказки. После развода десять лет назад я привыкла к одиночеству, научилась ценить свой уклад жизни. А теперь кто-то снова сбивал мой режим звонками, заставлял сердце сжиматься от волнения, когда слышала его шаги на лестнице.
— Лида, ты что, влюбилась как девчонка? — спрашивала я себя вечерами, рассматривая в зеркале мелкие морщинки у глаз.
А потом просто перестала задавать этот вопрос, потому что знала ответ. Конечно, влюбилась. Разве бывает поздно для такого чувства?
Слова, которые изменили всё
Тот вечер выдался необычно теплым для середины октября. Виктор позвонил утром и сказал, что забронировал столик в "Старой мельнице" — небольшом ресторанчике с деревянными балками под потолком и настоящим камином. Я надела синее платье, которое не доставала из шкафа года два, наверное. Оно слегка обтягивало в талии — возраст берет свое, что поделаешь.
Виктор ждал у входа. Глаза его как-то странно блеснули, когда он увидел меня. Провел к столику в углу, подальше от других посетителей.
— Вина? — спросил он, когда мы устроились.
— Совсем немного.
Мы говорили о пустяках — о новой выставке в Манеже, о моих соседях, затеявших ремонт... Он держал мою руку на столе, рассеянно поглаживая большим пальцем запястье. Так уютно было, так спокойно.
— Лидочка, — вдруг сказал он, когда принесли десерт. — Знаешь, я никогда не думал, что в пятьдесят семь снова почувствую себя мальчишкой.
Я неловко улыбнулась. В горле почему-то встал комок.
— Честное слово, — он подался вперед. — Я просыпаюсь и первая мысль — о тебе. Засыпаю — тоже с мыслью о тебе. Мне кажется, я даже помолодел рядом с тобой.
Ну вот, разговорился, думаю. А сама чувствую, как щеки начинают гореть. В моем-то возрасте, стыдоба!
— Я много думал, Лида... — он запнулся, полез во внутренний карман пиджака. — В общем, вот.
Коробочка была старомодная, бархатная, потертая на уголках. Виктор открыл ее одним движением.
— Это мамино, — сказал он тихо. — Всю жизнь берег. Выходи за меня.
Я смотрела на маленькое колечко с сапфиром, и все поплыло перед глазами. Слезы сами брызнули. Нет, ну дура старая, расклеилась!
— Ты согласна? — его голос дрогнул.
Я только кивала, как болванчик. Потом выдавила:
— Да... Да, конечно.
Он надел мне кольцо — оказалось впору, представляете? Принесли шампанское. Мы чокнулись.
А потом Виктор отставил бокал, откашлялся и сказал совсем другим тоном:
— Лидочка, раз уж мы решились на такой серьезный шаг, надо бы и другие вопросы обсудить. Бытовые, так сказать.
Я все еще улыбалась, ничего не понимая.
— Ты знаешь, — продолжал он, крутя ножку бокала, — у нас обоих за плечами жизнь. У тебя сын, у меня дочь. Молодым хорошо — им делить нечего. А у нас... сама понимаешь.
В животе что-то неприятно сжалось.
— Так что, думаю, — он смотрел теперь куда-то мимо меня, — нам стоит всё оформить честно. К примеру, дарственную на квартиру. Чтобы не было потом... ну, недоразумений.
Я растерянно моргала. В голове стучало: "Какую дарственную? На мою квартиру? Мою?"
— Ты хочешь, чтобы я подарила тебе квартиру? — голос был чужой, сиплый.
— Ну зачем так грубо, — он поморщился. — Просто чистые отношения. На всех уровнях.
Шампанское в бокале вдруг показалось мне мутным и теплым. Праздник кончился. Я смотрела на чужого человека напротив и думала — господи, как же я ошиблась.
Разговоры за спиной
— И что ты ему ответила? — Нина всплеснула руками так резко, что едва не опрокинула чашку с чаем. Она была моей подругой ещё со школьной скамьи — острая на язык, прямолинейная до грубости.
— Сказала, что мне нужно подумать, — я вертела в руках салфетку, сворачивая её то так, то этак. — Понимаешь, у меня голова совсем не работала в тот момент.
— Лидка, ты совсем сдурела? Какая дарственная? Этот твой Виктор — обычный альфонс! — Нина даже привстала от возмущения. — Боже мой, и ты ещё раздумываешь?
— Не кричи так, — я поморщилась. — Ты не видела, какой он... заботливый. Внимательный.
— Конечно заботливый! Ещё бы! Трёхкомнатная квартира в центре — это тебе не шутки!
Мне было больно слышать такие слова. Неужели и правда всё дело только в квартире? Но ведь были эти прогулки, разговоры, его взгляд... Неужели всё это можно сыграть?
— Мама, ты с ума сошла? — Сашка, мой сын, даже не стал садиться, так и застыл в дверях кухни. Я позвонила ему после разговора с Ниной — не могла справиться с мыслями одна. — Какой-то хмырь появляется из ниоткуда, втирается тебе в доверие, а потом просит переписать на него жильё?
— Сашенька, он не просил переписывать... он говорил про дарственную...
— Да какая разница! — он в сердцах стукнул по столу. — Это афера! Классическая схема развода одиноких женщин! Завтра же еду с тобой в полицию!
— Никуда мы не поедем, — я вдруг почувствовала усталость. — Он... он любит меня.
Сын только покачал головой.
Виктор позвонил вечером. Голос его звучал напряжённо:
— Ты рассказала сыну?
— Да, — призналась я.
— И что он, конечно, против? — в его интонации появилась обида.
— Витя, пойми, для меня это всё так неожиданно...
— Неожиданно? — он перебил меня. — Лида, я думал, между нами доверие. А ты побежала советоваться. Значит, ты мне не веришь? Думаешь, я хочу тебя обмануть? — его голос становился всё жёстче. — Хорошо. Я понял. Не хочешь — не надо.
— Витя, подожди...
— Я не хочу быть там, где мне не доверяют, — отрезал он и отключился.
Я сидела с телефоном в руке, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли и страха. А что, если я сейчас всё потеряю? Эту любовь, это счастье, это тепло? Из-за глупых подозрений?
Мгновение правды
Виктор не звонил два дня. Я едва не сходила с ума — набирала его номер, но не решалась нажать кнопку вызова. На третий день он сам появился на пороге — с цветами, коробкой конфет и виноватой улыбкой.
— Лидочка, прости меня, — сказал он, переступая порог. — Я погорячился. Нам нужно спокойно всё обсудить.
Я кинулась ему на шею, как девчонка. Господи, как легко стало на душе! Значит, всё-таки любит. Значит, не зря я верила.
Мы пили чай на кухне, и Виктор говорил:
— Понимаешь, это ведь и для твоей защиты тоже. Мало ли какие сплетни могут пойти. А так — всё официально, всё по закону.
Я кивала, хотя где-то глубоко внутри продолжало скрести сомнение. Не уговаривает ли он сейчас и меня, и себя?
— Мне нужно в душ, — сказал он после чая. — День был тяжёлый.
Я кивнула. Виктор положил телефон на журнальный столик и ушёл в ванную. Я собирала чашки, когда услышала звук уведомления. Его мобильник засветился, высветив сообщение прямо на экране блокировки.
"Как продвигается с квартирой? Сроки горят".
Я застыла с чашкой в руке. Сообщение пришло от какого-то Стаса.
Не помню, как поставила чашку, как подошла к дивану. В голове шумело. "Сроки горят". Какие сроки? Что за спешка с моей квартирой?
Я не стала копаться в его телефоне дальше — мне хватило одной этой фразы. Словно всё встало на свои места, словно пелена упала с глаз.
Вспомнились слова Нины: "Обычный альфонс". Сашкино возмущение: "Классическая схема развода".
Я вернулась на кухню и механически домыла посуду. В голове было пусто и звонко, как в пустой консервной банке. Шум воды в ванной стих. Виктор вышел, обернувшись полотенцем. Я смотрела на него — и видела словно впервые. Морщинки вокруг глаз, намечающийся второй подбородок, плечи уже не такие прямые, как казалось раньше.
— Что-то случилось? — спросил он, заметив мой взгляд.
— Нет, всё хорошо, — ответила я спокойно. — Просто думаю о нашем будущем.
Он улыбнулся и вышел одеваться. А я стояла у окна и чувствовала, как внутри медленно тает что-то, что ещё недавно заставляло сердце биться чаще. Тает — и на его месте растёт что-то новое. Твёрдое. Холодное. Решимость.
Последний ужин
Я накрыла стол скатертью, которая хранилась для особых случаев. Достала праздничные тарелки, хрустальные бокалы — те самые, из сервиза, подаренного мамой на свадьбу. Поставила свечи. Приготовила его любимое жаркое и салат с креветками. Открыла бутылку вина, чтобы оно подышало.
Виктор пришёл ровно в семь — как всегда, точен.
— Ого! — он окинул взглядом стол. — У нас праздник?
— Можно и так сказать, — я улыбнулась. — Решение принято.
Его глаза вспыхнули. Он шагнул ко мне, обнял, поцеловал в щёку:
— Лидочка, я знал, что ты всё поймёшь правильно.
Мы сели за стол. Я разлила вино, подняла бокал:
— За наше будущее.
— За наше будущее, — повторил Виктор с довольной улыбкой.
Я наблюдала за ним — как он ест, как промакивает губы салфеткой, как поправляет воротничок рубашки. Во всех этих движениях теперь виделась фальшь. Как я могла не замечать раньше?
— Ты сегодня какая-то особенная, — сказал он между делом. — Сияешь просто.
— Это от принятого решения, — я снова улыбнулась.
Когда ужин подходил к концу, я встала, подошла к секретеру и достала конверт.
— Вот, — положила перед ним. — Всё готово.
Виктор нетерпеливо вскрыл конверт. Вытащил сложенный вдвое лист. Развернул.
Я видела, как меняется выражение его лица — от предвкушения к недоумению, потом к злости.
— Что это? — его голос стал неприятно резким.
— Это моё решение. Официальный отказ от составления дарственной на мою квартиру, — я говорила тихо, но твёрдо. — И заодно — отказ от вашего предложения руки и сердца, Виктор Михайлович.
— Да ты... — он вскочил, смахнув бокал. Вино разлилось по белой скатерти алыми пятнами. — Ты что себе думаешь? Играешь со мной?
— Нет, Витя. Это ты играл. Передай Стасу, что сроки сорвались. Квартиры не будет.
Его лицо побелело, потом пошло красными пятнами:
— Ты копалась в моём телефоне?
— Не копалась. Просто увидела сообщение. Одна фраза — и всё встало на свои места.
Виктор схватил пиджак, сунул руки в рукава:
— Дура старая. Кому ты нужна? Думаешь, я из-за любви с тобой возился? — он выплёвывал слова, как ядовитые семена.
Странно, но мне не было больно. Совсем. Словно он говорил о ком-то другом, не обо мне.
— Я любила тебя, Витя. Но себя я, оказывается, люблю больше, — сказала я спокойно.
Он выскочил за дверь, даже не попрощавшись. А я осталась стоять посреди комнаты — с винными пятнами на скатерти и странным чувством лёгкости в груди. Словно вместе с ним из моей жизни ушло что-то тёмное, давящее. А взамен пришло что-то новое — уважение к себе.
Весенний ветер перемен
Прошло две недели. Как-то незаметно для себя я перестала бросаться к телефону при каждом звонке. Перестала вздрагивать от звука шагов на лестнице. Перестала каждый вечер прокручивать в голове наши разговоры с Виктором, ища тот момент, когда всё пошло не так.
Утром я впервые за долгое время вышла на пробежку. Лёгкий морозец щипал щёки, но дышалось на удивление легко. Парк встретил меня шуршанием последних осенних листьев под ногами. Возле той самой скамейки, где мы познакомились, я остановилась. Постояла, глядя на пустое место. Никакой горечи. Совсем.
— Здравствуйте, — раздался вдруг женский голос сбоку. Я обернулась. Передо мной стояла пожилая женщина с книгой в руках — той самой, Метлицкой. — Вы не подскажете, который час?
Я улыбнулась, назвала время.
— Спасибо, — она кивнула на скамейку. — Не возражаете, если я присяду рядом?
— Конечно, нет. Хорошая книга у вас.
— Да, очень люблю её. Про женские судьбы, — она улыбнулась.
Я кивнула и пошла дальше по дорожке. Странное совпадение.
После обеда решила пройтись по магазинам — давно хотела обновить гардероб, да всё не находилось времени. Я шла по улице и вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь. Просто так. Без причины. Потому что день хороший. Потому что можно никуда не торопиться. Потому что я жива и свободна.
Возле цветочного магазина остановилась, разглядывая букеты за стеклом. Полевые цветы, собранные в изящную композицию, напомнили о том, что принёс однажды Виктор. Но воспоминание не кольнуло болью — так, лёгкой тенью скользнуло и растаяло.
В отражении витрины я заметила, что кто-то смотрит на меня. Обернулась — мужчина средних лет в строгом пальто. Наши глаза встретились. Он слегка улыбнулся. Я кивнула в ответ. И всё — он пошёл своей дорогой, я — своей.
Никаких фейерверков. Никакого трепета. Просто мимолётный взгляд двух незнакомых людей. И это было правильно.
В тот вечер я долго стояла перед зеркалом, разглядывая своё лицо. Морщинки у глаз — следы улыбок и слёз. Серебряные нити в волосах — знаки прожитых лет. За каждой чёрточкой — история. Моя история.
— Ты сильная, Лида, — сказала я своему отражению. — Ты справилась.
И это было чистой правдой. Я справилась. И даже если больше никогда не встречу мужчину, с которым захочу разделить жизнь — это не конец света. У меня есть я сама. Этого достаточно.
Я приготовила себе чашку чая, устроилась в кресле с новой книгой. Завтра позвоню Сашке, приглашу на ужин вместе с внуками. Может быть, схожу с Ниной в театр. А может, запишусь на те курсы рисования, о которых давно мечтала.
Жизнь продолжается. И она прекрасна.