- Долго еще?
- Еще один момент, сэр. Нужно немного подождать.
Вздох.
- Не могу поверить, что лучшим медикам требуется столько времени, чтобы привести кого-то в чувства.
Мое сознание медленно возвращается, но я не спешу открывать глаза, пытаясь сначала прощупать обстановку. Это его голос. Голос моего отца. И я чувствую, что моя левая рука и мои ноги зафиксированы. Настораживающее сочетание.
- Что за позор… Посмотри на себя. Связан, словно животное. Жалкое зрелище.
Он знает, что я очнулся, вероятно, ко мне подключены датчики, позволяющие контролировать работу моего тела. Больше нет никакого стратегического смысла откладывать неизбежное, и я начинаю медленно открывать глаза. Свет немедленно ослепляет меня, и я морщусь, не в силах контролировать слезы, которые тут же заполняют чувствительные глаза. Во рту ужасно пересохло, видимо, последствия наркоза или долгого бессознательного состояния. Черт возьми, сколько времени я был в отключке? Что успело произойти за это время? Я начинаю различать потолок, наконец-то. Моя раненная рука лежит на груди, все еще перевязанная. Я не чувствую боли, по-видимому, меня накачали лекарствами. Постепенно в голове начинает проясняться.
- Что за беспорядок ты тут устроил? И я узнаю об этом даже не от тебя. Неужели ты так струсил честно посмотреть мне в глаза и сказать, что обосрался?
Мой рот приоткрывается, но мне не удается произнести ни слова. Впрочем, я не уверен, что знаю, что я хочу сказать ему.
- Времени ты зря определенно не терял. Делалье ходит перепуганный, пытаясь убедить меня, что все под контролем. Ты правда думаешь, что если будешь заставлять его лгать мне и мешать ему выполнять свою работу, это принесет кому-то пользу, м?
Мне хочется ответить ему в язвительной манере, что все действительно под контролем, но я у меня есть силы сделать это только в своей голове.
- Вы, убирайтесь отсюда.
Я понимаю, что он обращается к медикам. Затем я внезапно вижу его в поле моего зрения, но не возле лица, он снимает с меня систему мониторинга моего состояния, затем наклоняется к моим ногам. Легкое подергивание дает мне понять, что он снимает путы. Этот тот случай, когда ты не уверен, какую цену ты готов заплатить за свободу. Физический контакт с ним заставляет меня почувствовать тошноту, чувство, которое преследовало меня до того, как я отключился. Все же я решаю, что иметь свободу действий - гораздо лучший вариант, и сдерживаю желание отдернуть ногу, позволяя ему завершить начатое.
Закончив, он перемещается к моему лицу, смотря на меня сверху вниз. На его лице такое самодовольство, триумф, злорадство. Он дождался моего провала и счастлив, что может напомнить мне о моей никчемности.
- Сядь. За три дня ты уже должен был оклематься.
Три дня… Меня не было три дня… Черт возьми…
- Если бы ты не был идиотом, то не носился бы по сектору с дырками в теле. Но ты, как обычно, переоценил свои силы, и вот теперь мы имеем то, что имеем. Я приехал двадцать семь часов назад. Мне пришлось бросить все свои дела. Так что вставай. Хватит строить из себя умирающую принцессу.
Три дня. Двадцать семь часов. Что он успел сделать за это время? Что успело произойти с ней за эти три дня?
Он замечает, что я не реагирую на его слова, по-прежнему продолжая смотреть в потолок, и садится на край моей кровати, зная наверняка, какой дискомфорт это мне принесет.
- Знаешь, я слышал много интересных историй о твоих делишках. Хочешь знать, о чем я?
Нетрудно догадаться, о чем он собирается мне рассказать, и я чувствую, как моя здоровая рука начинает непроизвольно дрожать, мне приходится прижать ее к простыне, чтобы попытаться скрыть это.
Мне гораздо проще контролировать себя и мое общение с ним, когда я в курсе событий и понимаю, что происходит. Но сейчас… Я уязвим рядом с ним. У него есть все преимущества, вся власть надо мной. Я хожу по минному полю, любой неверный шаг может привести к катастрофе, которая затронет не только меня, но и многих других людей. Игнорирование - далеко не лучшая тактика, но правда в том, что у меня нет никакой тактики. Я не готов к этому сражению с ним ни морально, ни физически. И я трусливо бегу в укрытие белой каменной комнаты моего подсознания.
- Рядовой 45B-76423. Флетчер, Симус. - Он делает паузу. - Это имя кажется знакомым?
Это неожиданно. Флетчер? Реально? Это самое важное сейчас? Я тут же говорю себе не быть дураком. Естественно, все это еще одна манипуляция. Он делает это намеренно, зная, какого разговора я ожидаю, чтобы застать меня врасплох, начать говорить о чем-то менее значимом, а потом нанести контрольный в голову. Впрочем, учитывая, что речь идет о Джульетте, возможно, разумнее говорить о контрольном в сердце.
- Мне казалось, что мы обсудили его дело, и все было предельно ясно. Я был удовлетворен твоей работой и даже думал сообщить тебе об этом. - Он делает паузу, будто не может справиться со своим возмущением и разочарованием. - Но что я узнаю? Оказывается, семья Флетчера все еще жива? Как это понимать? Ты, как никто другой, должен знать правила. Предатели происходят из семей предателей. Не может быть никаких оправданий или исключений. Проступок одного означает смерть для всех остальных.
Хотя речь и не о Джульетте, его слова опустошают меня ничуть не меньше. Эти люди и без того достаточно настрадались, имея дело с главой семьи вроде Флетчера. Но отцу этого, конечно же, мало. Он не готов проявлять жалость или милосердие, ни к кому, даже если речь идет о маленьких детях, подвергавшихся жестокости родителя. Впрочем, это норма для него, разве нет?
Словно в подтверждение моих мыслей, он вдруг кладет руку мне на грудь. Его ладонь такая тяжелая и отвратительно горячая. Меня снова начинает подташнивать, воздуха сразу же не хватает, хочется избавиться от этого груза, и я начинаю вновь строить стену в своем воображении, чтобы справиться с этим. Белые стены, бетонные блоки. Пустая комната и открытое пространство. То, в чем я сейчас нуждаюсь.
- Ты снова так сильно меня разочаровываешь. Я даже не уверен, могу ли я вообще рассчитывать на тебя, доверять тебе. Ты не оправдываешь моих надежд. Все это похоже на пустую трату времени, знаешь? А ведь я старался, стремился давать тебе шанс за шансом. Похоже, ты не слишком-то это ценишь. Самое печальное, что я даже не могу сказать, что удивлен. Ты просто продолжаешь подводить меня снова и снова. Я хотел подождать и обсудить это с тобой позже, но почему-то сейчас кажется самым подходящим моментом, когда ты являешь собой олицетворение моего… разочарования.
Его рука перемещается, движется вверх, задерживается на моей ключице.
Жар окутывает меня, душит, голова начинает кружиться еще сильнее, я боюсь, что захлебнусь собственной рвотой, которая поднимается вверх, вслед за его рукой.
- Хуже всего то, что ты, кажется, даже не осознаешь, насколько ты жалок. Я мог вытерпеть, когда ты унижал меня раз за разом, нарушая порядок, который мне удалось установить. Я мог бы смириться с тем, что ты сейчас в таком вот виде, вместо того, чтобы руководить сектором, который я тебе доверил. Но то, что ты проявил сочувствие к... К кому? К семье предателя? К тем, кто пошел против всего, ради чего мы так усердно работали, на что потратили столько энергии, крови и пота. Это непростительно.
Его слова меня уже не трогают, больше нет. Я оброс толстой кожей, я так привык к его унижениям, что они меня больше не задевают. Я чувствую себя таким же онемевшим, как мое тело, напичканное обезболивающими.
Он знает это, и его это бесит. Я чувствую, как пальцы сжимаются на моем горле. Движение грубое, ожесточенное. Но я не могу назвать то, что я чувствую, болью. Это дискомфорт, перерастающий в агонию. Осознание телом того, что его лишают важнейшей функции, необходимой для продолжения жизни. Это вызывает внутри инстинктивное желание бороться, сражаться за каждый вздох, выталкивать и вбирать воздух с большим усилием, с более активным движением грудной клетки. Но мой разум воспринимает ситуацию иначе, чем мое тело. Какая-то часть меня надеется, что, возможно, в этот раз он переступит через черту и доведет дело до конца. Может быть, он наконец-то забудется и потеряет контроль над собой. Хотя уверен, ему будет жаль потерять свою живую игрушку.
Он отпускает слишком быстро, не давая моему телу отключиться от нехватки кислорода, и оно реагирует все так же инстинктивно: поднимается, кашляет, хрипит, дрожит, покрывается холодным потом. Все то, за что он мог бы снова назвать меня жалким. Именно этой реакции он и добивался. Моего признания его присутствия в этой комнате, моей реакции на него.
- Тебе повезло, что я был здесь. - Он встает, создавая столь необходимую мне дистанцию между нами. - У тебя есть тот, кто может убрать беспорядок, который ты вечно оставляешь после себя.
Мне удается вернуть контроль над моим телом, выровнять дыхание.
- У Флетчера было три ребенка. Жена и трое детей. Ты только представь. Четверо потенциальных врагов Восстановления. Но ты, оказывается, не просто сохранил им жизнь. Ты навещал их, не так ли? Может быть, ты поэтому на самом деле убил Флетчера? Чтобы был предлог наведываться к его женушке? Утешить несчастную вдову? Впрочем, это уже неважно. Я приказал доделать работу, которую ты так халатно оставил незаконченной.
Не нужно никаких пояснений, чтобы понять, о чем он говорит. Он приказал убить их всех. Я больше не могу его видеть, чувствовать его присутствие, слышать его голос. Но я должен знать, о чем еще ему известно. Что он знает о Джульетте, и поэтому я выжидаю, мне нужно, чтобы он сказал больше.
Когда он понимает, что я не отреагирую, он фыркает.
- Приведи себя в порядок. На тебя невозможно смотреть, выглядишь просто отвратительно. И у тебя было целых три дня на отдых, пришло время заняться делами. Я буду ждать тебя в твоем кабинете.
Он ждет ровно три секунды, а потом наконец-то оставляет меня одного. Мой организм тоже ждет три секунды, а потом меня рвет. Я едва успеваю наклониться, чтобы весь этот беспорядок не оказался на моем одеяле. От резкого движения мне становится лишь хуже, головокружение усиливается, а вместе с ним и рвотные позывы. Однако все, что из меня выходит – желчь. Я питался капельным путем последние три дня, в моем желудке больше ничего нет. Но легче не становится. Я с трудом сдвигаюсь, свешиваю ноги с другой стороны кровати.
Никогда в жизни я не чувствовал себя так ужасно. За три дня мое тело потеряло всю свою энергию. У меня нет сил, чтобы подняться, не говоря уже о том, чтобы дойди до ванной или привести себя в порядок. Мне не нужно было останавливаться, потому что потеряв контроль хоть на мгновение, ты тут же разваливаешься на части.
Я мог бы позвать на помощь медиков или Делалье, но после визита отца это не вариант. Все и без того находятся в жутком напряжении, под жестким контролем. Я не хочу создавать лишние темы для разговоров. Единственное, что немного успокаивает меня, так это то, что отец предпочитает оставлять свои визиты в тайне, по крайней мере настолько долго, насколько это возможно. Ему нравится появляться неожиданно, сначала прощупав почву. Возможно, если он придерживался этой же тактики и в этот раз, моя ложь все еще может сработать.
Но сейчас передо мной стоит гораздо более тяжелая задача. Встать с кровати. У меня мало выбора, так что я просто сползаю вниз, встаю на четвереньки и ползу до двери ванной комнаты, надеясь, что через несколько мгновений мне станет легче. Мне ни в коем случае нельзя потерять сознание сейчас. Я знаю, что в аптечке есть несколько средств, которые могли бы облегчить мое состояние, временно придать мне сил.
Подняться и дотянуться до них – новый квест. Но когда я наконец-то делаю это, то едва ли думаю о том, как смешивание медикаментов может отразиться на моем здоровье. Хуже быть уже просто не может, решаю я, сажусь на край ванны и делаю себе пару инъекций.
Требуется несколько долгих минут, чтобы я наконец-то почувствовал жар, а вместе с ним прилив сил. Когда-нибудь это стремление быть неуязвимым убьет меня. Но это последнее, о чем я думаю, направляясь в душ.
1 глава | предыдущая глава | следующая глава
Первая книга "Разрушь меня снова"
Заметки к главе для тех, кто знаком с оригинальной серией книг (могут содержать спойлеры)
Вы знаете, мне не понравилось, что жена Флетчера передавала привет, что-то успела рассказать про его визиты. Я думаю, что солдаты бы просто убили их на месте без лишних разговоров. Максимум она могла начать говорить, что регент сектора не требовал их наказания. Очевидно, что Андерсон бы смог узнать все о передвижениях сына и без жены Флетчера.
В оригинале Аарон буквально пытается выгнать Андерсона из комнаты. Но мне кажется, что за годы общения с отцом он должен был быть более сдержанным, он способен многое терпеть ради дела, а в этот момент он еще ничего не знает о судьбе Джульетты. Так что отец ему все еще нужен.
И еще одна вещь. Уорнер за три дня без сознания вдруг окреп. Я уверена, что он чувствовал бы себя еще хуже чем прежде. С учетом того, что я сделала его ранения более тяжелыми, это еще более логично. Это заставило меня задуматься о том, как Уорнер вообще справлялся со всей этой нагрузкой и дало начало новой сюжетной линии. Потому что я не верю, что он мог просто не спать сутками и при этом оставаться в нормальном состоянии без дополнительной помощи. Речь ведь идет не о месяце, двух или даже трех. Выглядел он чудесно, пахал при этом много.