Публичная порка царя
C Марьей связался сын Иван и спросил, когда она появится в «Соснах».
– Да хоть когда надо, – ответила она, уловив в голосе цесаревича нотку тревоги.
– Завтра сможешь?
– Время уточни.
– После шести вечера самый раз. Да, и папу с собой пригласи, пожалуйста.
– Всё настолько серьёзно?
– Мам, сделаешь?
– Будем, сынок.
На следующий день Марья засобиралась в поместье. Вскользь обронила Романову:
– Ты со мной?
– А разве Огнев по пятницам забирает Андрика?
– По субботам. Но хочется, чтобы мелкий побегал по весенней травке. А мы будем пить чай в беседке и болтать обо всём и ни о чём.
– Годнота и милота.
Утром Романов принарядился: надел белые льняные штаны и так идущую ему синюю рубашку. И сразу скинул себе на вид кучу лет.
После вывода его из наркозависимости и возвращения из клиники он стал мягче, проявлял уступчивость без угодничества, старался не выпускать колючек.
Мог подолгу сидеть в одной позе, уперев локти в колени, опустив голову и созерцать пол, о чём-то напряжённо думая. Марья подходила ближе, намереваясь вчитаться в его мысли, но он встряхивался и переключался. Когда они находились рядом, он выставлял заслон её сканирующему дару – сыпал шутками и прибаутками.
Объяснил, что в клинике у него отобрали телефон и гаджет, поэтому он отправился в больничную библиотеку, нашёл там толстый сборник народной мудрости и проштудировал его от корки до корки. Кое-какие крупицы задержались в памяти, он их обдумал, переработал и с тех пор демонстрирует их окружающим, вызывая благоговение.
Он не выглядел жалким, нет. Но произошедшая с ним перемена на контрасте с прежней репутацией блестящего богача сразу бросалась в глаза. Он стал проще, но не деланно, а естественно.
Однако Марью беспокоило, о чём он так глубоко задумывался. И это знание внутреннего его состояния потихоньку стало вплывать в неё неясными тревожащими образами. Она догадывалась, что он регулярно ходил к буфетчице не за сексом, а за дозой, вызывавшей у него иллюзорную эйфорию. Он не мог не догадываться, чем она его пичкает.
Марья улавливала обрывки его переживаний и видений, но целостной картины склеить не могла. «Разберусь позже», – самонадеянно решила она.
Романовы появились в «Соснах», когда там уже собрались Иван, Огнев, Веселина и Марфинька с Радовым. В ротонде был накрыт столик с самоваром и аппетитным угощением. По периметру стояли чашки и вазы с конфетами, печеньем, сушками, блюдца с мёдом и вареньем.
Романов, завидев своих детей и сановников, неуверенно остановился на дорожке, ведущей в дом.
Дождался отставших Марью с Андриком и, взяв малыша за руку, пошёл к собравшимся. Свистнул, и когда из кустов выбежали алабаи, поручил им мальчика, и те, подталкивая ребёнка носами, сопроводили его в бор, наполненный янтарным вечерним светом, косыми тенями, смолистыми ароматами и птичьими трелями.
– Пап, мам, привет, – поприветствовал родителей Иван и обменялся рукопожатием с отцом. То же сделали Огнев и Радов.
– Что отмечаем? – спросил монарх, обводя глазами стол.
– Твоё возвращение в реальный мир, – загадочно объяснил Иван.
Веселина и Марфинька усадили родителей в плетёные кресла у стола, налили в большие кружки чай, пододвинули поближе тарелки с вкусняшками. Сами, как и прочие, остались на ногах.
– А вы? – спросила Марья.
– А мы – уже! – ответил Иван.
Романов почему-то на его слова засмеялся, но послушно стал пить чай с мёдом и закусывать маковыми баранками. Марья с видимым аппетитом уплела всё, до чего дотянулась, а потом обошла стол и добавила того, чего не доставала, и всего понемножку поднесла Романову.
– Знатное угощение! – похвалил Романов дочек. – Угодили предкам.
– На здоровье, – ответили сёстры хором. – Твоя, папа, школа.
– Ну ладно, – вдруг резко переменился в лице Романов. Всё его благодушие вмиг слетело. – Давайте уже, устраивайте то, что задумали. Я так понял, это будет публичная порка?
Девочки быстро спрятались за спины мужчин. К отцу подошёл и встал на расстоянии вытянутой руки Иван.
– Да, батя, мы вызвали тебя на серьёзный разговор. Хотели прийти все твои дети, но расширенный состав мы решили придержать на потом, если не удастся договориться в узком кругу.
– Так вы, получается, организационное ядро?
– Понимай как хочешь.
Марья вдруг заплакала, но быстро взяла себя в руки и примолкла. Всем стало страшно.
Романов развернулся к спикеру вместе с креслом и, спокойно положив ногу на ногу, вымолвил:
– Итак, слушаю, господа заговорщики.
– Пап, давай не будем сгущать. У нас всё схвачено. Мы все хорошо знаем тебя, поэтому заранее обезопасились. Готов разоблачительный видос обо всех твоих художествах, и если с нами что-то случится, он будет молниеносно обнародован. Вся охрана в «Соснах» на сегодняшний вечер сменена на надёжных людей. Предпринят целый ряд мер по обеспечению нашей безопасности. И в чай, который ты сейчас пил, добавлена мята перечная, гасящая агрессию. Умиротворение тебе сейчас ой как понадобится.
– Кроме мяты, больше ничего?
– Ещё листья и веточки малины и чёрной смородины, иван-чай и ромашка. Мы ведь твои родные люди, а не жулики, которых ты не так давно хотел приблизить к трону, папа. Именно об этом сегодня мы и собрались с тобой поговорить.
Романов хмуро скривился.
В это время вперёд выступила Марфинька.
– Вань, дай я на правах старшей скажу первая!
– Только спокойнее, Марф.
– Всё пучком, братец. Папа, ты в курсе, что превратился в чудовище?
– Что-о-о? – дёрнулся и взревел Романов.
– Ладно, Марфа, остынь, – снова выдвинулся вперёд Иван, закрыв собой взрывную сестру.
– Огнев, я хочу послушать тебя, а не цыплят! – зычно крикнул своим густым баритоном Романов.
Андрей сидел чуть поодаль на высоком пне и рассматривал муравейник напротив.
Он поднял голову, встал и подошёл ближе. Стало тихо.
– Свят Владимирович, допросы и ментальное сканирование аферистов, которых ты собирался сделать своими близкими родственниками, показали, что они планировали под корень извести всё царское семейство и тебя в том числе. На трон они рассчитывали посадить твоего якобы отпрыска, а регентом назначить подельника твоей сожительницы, на которой ты собирался жениться. Всех, кто здесь находится, и остальных Романовых, включая внуков, они приговорили к смерти, а травить через еду они хорошо натренировались на тебе. Ну а вину за ликвидацию клана хотели свалить на тебя и затем казнить. И это не киношная страшилка, а безумный проект людей, с которыми ты реально якшался. Припомним также силиконовую твою любовницу, на которой ты тоже думал жениться, – точно такую же бредовую инфернальницу, планировавшую подсадить на феромоновый наркотик всё население страны – с твоего одобрения. На фоне всего этого твою семью и приближённых волнует вопрос: что нас ждёт дальше? Как ещё ниже ты готов упасть в своём стремлении к разнообразию в нечистых удовольствиях?
На Романова жутко было смотреть. Он поднял вялую руку и сделал знак, чтобы Андрей замолчал. Но тот продолжил:
– Девочки, дайте папе воды. А ты, Святослав Владимирович, всё-таки наберись мужества дослушать. Речь идёт о судьбе России, чьим капитаном ты являешься много лет. Хочешь разбить наш лайнер о скалы или посадить на мель? Но мы не можем допустить такого надругательства над Божиим волеизъявлением золотого тысячелетия святой Руси. Мы долгие годы молчали – все. Кроме Марьи. Она одна пыталась вернуть тебя к Богу. Я считаю и себя преступником, потому что не смел возвысить голос против твоих безумств! Хлипким оправданием моему непротивлению может служить лишь одно: я боялся, что ты тем или иным способом устранишь меня, и тогда Марья останется совсем беззащитной. Будем честны, Свят Владимирович, от окончательной расправы над ней тебя останавливали только мы с Иваном и твой страх перед Зуши.
Романов молча выслушал тираду своего главного сановника. Когда тот высказался, царь перевёл глаза на Ивана:
– Теперь ты.
– Папа, у меня уже сердце изболелось за маму. Что ты с ней вытворяешь, это же уму непостижимо! Она внушила себе, что послана служить тебе, и, возможно, так оно и есть. И она служит тебе безупречно! А чем отвечаешь ты? Изменами и побоями. Такова твоя благодарность. Сколько она страдала от твоих подлых походов налево? Сколько раз ты истязал её? Ты сделал её своей боксёрской грушей. За всё это мы, твоя кровь и плоть, ненавидели тебя и желали тебе провалиться в ад. Но, как и Андрей Андреевич, мы боялись высказываться, чтобы ещё больше не навредить маме. Ведь ты всегда всех прощаешь, кроме неё, и это при том, что она точно ни в чём перед тобой не виновата. Этой несправедливости нужно положить конец – раз и навсегда. Я готов к передаче тобой власти мне, отец. Ты должен добровольно снять с себя корону, которая уже пробила облака.
Иван выпалил свою речь и умолк. Романов подождал немного, затем обратился к Радову:
– Ну что, слово тебе, мой главный охранитель.
– Простите, Святослав Владимирович, но позволю себе вернуться к последнему эпизоду вашей бурной любовной биографии. Я виню себя в том, что не доглядел, прозевал, как обыкновенная буфетчица смогла вас так крепко к себе привязать. Она подмешивала наркоту вам в еду, прячась в слепой зоне, потому что знала о камерах, и это мой косяк. Но как вообще получилось, что вы пошли в кремлёвскую столовую? Ведь вам и Марье Ивановне накрывают стол в резиденции, перед этим еда проходит строгий контроль. И тут такая с вашей стороны неосмотрительность! И мало того, что вы велели буфетчице принести водки! Вы ещё и рассказали ей, что мечтаете о сыне, а царица отказывается рожать. Это ведь неправда, Марья Ивановна хотела того же, но именно у вас детородная функция заблокирована. И вот ко лжи с вашей стороны тут же притянулся отец лжи – так назвал дьявола Сам Христос. И понеслось! Подельник-сожитель этой женщины сидел спиной к вам и всё слышал. И эти жулики очень оперативно разработали схему, как захватить власть в стране. Понятно, что оба они – ничтожества и всего лишь резиновые изделия, которые натянул на свои лапы князь тьмы. Речь не о них. А о вас! Почему вы так легко попадаете во все эти переделки? Ведь и мы, максимально к вам приближённые люди, все до единого постоянно подвергаемся искушениям и нападениям злого духа. Но мы без молитв не выходим из дома и каждую свободную минуту просим Господа о помощи и защите. Да, вас искушают стократ сильнее. Но такова участь того, кто надел шапку Мономаха. Для вашей защиты к вам была приставлена Марья Ивановна. А вы её тем или иным способом гнали от себя. Мы все в растерянности: как быть дальше? Всё это надо как-то прекратить.
Радов выдохнул и замолчал. Романов щёлкнул пальцами в сторону младшей дочки:
– Ну что ж, тихая голубка, клюй и ты отца.
Веселина вышла из-за спины Огнева, встала напротив Романова и смело, твёрдо сказала:
– Папа, я тебя очень люблю, как и все мы. Поверь, мы тут собрались именно из любви к тебе. А иначе удавили бы тебя где-нибудь по-тихому в лесу. Да, это звучит стрёмно, но мне много раз хотелось убрать тебя с земного плана за то, что ты делал с нашей мамочкой. Какое затмение находило на тебя? Она столько сделала для этого мира, для страны, для народа, для христианского анклава, сколько не сделал никто за всю историю человечества. Она родила нас, не смотря на то, что слабенькая и тоненькая! Рожала без обезболивания, так как оно вредит деткам. Она столько души в нас вложила! А как она любит тебя! Этого не увидел бы только слепой. Мы все очень ревновали её к тебе, но у неё на первом месте всегда был ты. Она тебя и сейчас готова защищать, я уверена. Мы все уже знаем, что ты сделал с ней, когда она была совсем девочкой. Ты …
Веселина запнулась и замолчала, пережидая спазм. – Да, папа, знаем! Но она тебя простила. И каждый раз прощает твои измены и твои побои. Но мы пока не доросли до таких нравственных высот и поэтому не прощаем тебя!
Средняя дочка заплакала и убежала к Марфе, прятавшейся за Иваном.
– Ну что, командирша самозванная, иди и ты добивай отца, – обратился Романов к Марфе. Она стремглав подскочила к отцу и грозно нависла над ним:
– Если ты ещё хоть раз, пап, ударишь маму, я тебя лично битой изуродую! А я в гневе страшна! Да, превращаюсь в фурию! Ведь в наших жилах бежит твоя кровь, папа! Мы такие же неуправляемые в ярости. Не буди во мне зверя! Услышал меня?
– Более чем. Можешь встать в строй.
Марфа послушно отошла.
Романов поднялся на ноги. Все инстинктивно отшатнулись от него. Царь прошёлся перед шеренгой туда и обратно, потом остановился напротив Ивана, и сказал своим глубоким баритоном:
– Что ж, благодарю за порку. Говорю это искренне. Давайте-ка и я врежу вам по самое не хочу, милые мои! Что удивляет: почему вы возбухнули только сейчас? Почему не раньше? А? Отвечаю: потому испугались за свои шкурки, за свои тёплые гнёзда. А раньше все мои злодеяния проносились мимо вас по касательной. Вот я вас и вывел на чистую воду. Вы вздрогнули лишь когда запахло жареным конкретно в вашу сторону. Разве не так, обличители вы мои? Молчишь, Ванька? Крыть нечем?
Тут зашевелилась Марья. Она встала с кресла, подошла к Романову и сказала:
– Свят, можно тебя на минутку?
Он кивнул, они вышли из ротонды и зашагали по тропинке к озеру. Свита коротко посовещалась и поплелась на некотором расстоянии вслед. А Марья тем временем негромко говорила мужу:
– Там стало слишком жарко, Свят, надо остыть. Да и Андрика поискать. А, вон он спит между алабаями и пумой Дорой.
Взяла мужа за руку и крепко стиснула её. Возле озера спросила:
– А не хочешь проверить, вернулась ли к тебе способность летать?
– Хочу.
– Если нет, я успею тебя подхватить.
– Выплыву сам, вода тёплая.
Они разбежались и взмыли в небо. Ватага снизу опешила. Отец снова летает! Он прощён небесами? Вместе с Романовым, державшим её за талию, Марья сделала танцевальный круг и махнула рукой задравшим голову внизу:
– Эй, ребятки, давайте к нам!
Компания радостно заулыбалась и взлетела. Марья отцепилась от Романова, каждого новоприбывшего обняла и затем пулей рванула куда-то в синь. И все синхронно, как когда-то киты и скворцы, ринулись за ней, не задавая вопросов, наслаждаясь свистом ветра в ушах и грандиозной панорамой внизу. Марья летела по разнообразным пораболам, рисуя собой то волны, то зигзаги, то восьмёрки, то падая камнем вниз, то подбрасываясь, словно катапульта, и кавалькада с восторгом повторяла все движения за ней.
Они вернулись в ротонду, до макушек наполненные разноцветными молекулами счастья. Огнев тут же накидал в потухший самовар щепы и дровишек, и агрегат быстро закипел.
Иван забрал Андрика из-под пушистых боков живности и отнёс его в дом, где положил в кроватку в детской, в которой когда-то сладко спал сам.
Веселинка и Марфинька принесли из кухни огромную сковороду с беконом и яичницей, сырную нарезку, разогретое рыбное ассорти, лепёшки. Расставили тарелки. Радов притаранил стулья.
Романов отыскал в кустах спрятанную там когда-то бутылку розового траминера и разлил по чайным чашкам. Жестом пригласил всех за стол и благословил трапезу. И все принялись с жадностью поглощать царское угощенье.
После утоления голода Романов пристально посмотрел на Марью. Она закраснелась.
– Да-да, матушка, твоя очередь выступать.
Она встала, он усадил её обратно. Марья потёрла лоб и заявила:
– Речей было достаточно, очень ярких и острых! Моя – обыденная, скучная, поэтому постараюсь ужаться. Отец мне намедни сказал, что, следуя закону масштабов, ему понадобилось упасть на дно, удариться и начать восхождение. Он это чётко осознал без всяких подсказок. Зуши поверил ему и возвратил все его ништяки, в том числе и детозачатие. Однако вы этого не знали и всё сделали правильно. Наш царь, ваш папа считает, что вы поторопились, а по мне – так в самый раз. Я тоже хороша! Лезла с нравоучениями под горячую руку. Что ж, научена горьким опытом и вам, девочки, советую сперва мужей умиротворить, а потом поучать. Но, признаюсь, мне было бесконечно сладко узнать, что мои самые бесценные люди так за меня болеют. Что я не одинока. И теперь как только ты, Романов, соберёшься причинить мне плохое, и буду знать, чем тебе пригрозить!
– Чем?
– Тем, что пожалуюсь моим лютым защитникам!
– Боюсь-боюсь. Особенно Марфушку с битой!
Все рассмеялись А Романов обошёл стол и поцеловал Марфу в щёку. Шепнул, и довольно громко: «Помни заповедь: почитай отца и мать своих, и будет тебе хорошо!
– Пап, а меня поцеловать? – обиженно крикнула Веселина. Он притянул младшую дочку к себе и почеломкал её в лоб! Спросил:
– Мир? Простим друг друга?
– Да, папочка!
Мужчины встали, и Романов каждому отвесил хлопок по плечу и пожал руку. Засыпал пословицами и поговорками. Радову сказал:
– Мир да лад – Божья благодать.
Огневу:
– При счастье бранятся, при беде мирятся!
Марфе и Веселине сообщил:
– С людьми мирись, а с грехами бранись!
Ивану:
– Тебе, Ванюша, сынок милый, скажу особо: когда протикают часики, тогда и передам тебе корону – из рук в руки. Будешь рулить долго-долго. А потом мягко и красиво передашь её Андрику, такова воля Бога, которую Он изъявил мне через Зуши. И спасибо, что сегодня вы меня поучили, а не сбросили прямиком в ад! Что дали мне время исправить косяки.
Вслед за первой бутылкой появилась вторая, но Марфинька отобрала её со словами:
– Все искушения мира удачно заканчиваются именно на хмельную голову. В стакане тонет больше людей, чем в море-окияне! Радов, за мной, айда домой!
И они отправились к секретному лазу в двойной живой изгороди, чтобы попасть аккурат во двор своего увитого плющом и розами коттеджа. Веселина осталась помочь матери прибраться. Огнев и Романов уединились для обсуждения важных госдел. Потом отнесли в дом стулья и посуду, попрощались. Андрей зашёл в детскую и, осторожно взяв спящего сынишку на руки, ретировался вместе с ним в свой московский пентхаус. Веселина вызвала своего Топоркова к лазу и тоже исчезла.
Романов и Марья остались в доме вдвоём.
Муж подошёл к жене и указательным пальцем приподнял её подбородок. Спросил:
– Ты кого сегодня спасала? Меня от них или их от меня?
– Я просто хотела полетать и вас позвала с собой. Ну и попутно замирила. Хорошо хоть до военных действий не дошло. А что, ты хотел и дальше оттачивать своё ранящее устройство?
– Я хотел до логического конца довести атаку на меня этой тусовки. Но ты смазала картину. Так на чьей ты стороне, Марья? Разве наши дети не правы в том, что ты всегда будешь на моей, даже если я у всех на глазах буду тебя забижать?
– Романов! Ты меня в конченые мазо записал? А себя в садо? Что-то мне стало душно. Я хочу вернуться туда, где всё понятно, здраво и нормально. Вот сейчас наши с тобой дети встали горой на защиту меня от тебя. По нормам человеческого общежития это нравственно. Было бы ненормально, если бы им пришлось хоронить меня, павшую от твоей руки. Но стократ хуже, если бы Аркаше пришлось хоронить всё наше семейство от отравления неизвестным веществом, ежели бы сценарий розового зефира удался. Ты вник в эту перспективу? Или тебя заботит только то, что дети стеной встали на защиту своей матери и при этом укололи твоё эго?
– Они меня сегодня капитально подрезали. Мне плохо.
Марья потёрлась щекой о его руку.
– Ты мне сегодня очень понравился, Романов. Достойно, даже превосходно вёл себя с делегацией. Никого не унизил и себя тоже. Я горжусь тобой. И позитивную декларацию озвучил в четырёх словах: дайте время исправить косяки! Осталась самая малость: исполнить эту программу.
– Если ты будешь рядом, исполню.
– У нас всё получится, только если мы будем с Богом.
– Мы будем. А сегодня зачнём сына. Да?
– А ежели захочет явиться дочка?
– Буду рад! Давненько никого не выдавал замуж!
Во время разговора царь подталкивал Марью в спальню, а затем к кровати. И они с размаху свалились в неё и даже не удивились, отчего она такая тёплая, словно нагретая полуденным солнцем.
А наполнила её теплом высокая душа, давно мечтавшая воплотиться у этой удивительной пары. И ангелы ей помогли, осенив постель благодатью.
Продолжение следует
Подпишись – и будет легче искать главы.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская