Мама, ты нас больше не любишь?
"Достаточно" — это слово крутилось в голове весь день. Я не знала тогда, что оно перевернет мою жизнь.
Подъезд встретил запахом подгоревшей капусты. Лифт не работал. Пять этажей на больных ногах после смены в бухгалтерии заставили сердце колотиться как бешеное. Я остановилась перевести дыхание.
В сумке лежала моя последняя зарплата перед пенсией и пакет с дешевыми макаронами. Вся жизнь — в одной сумке.
Открыла дверь своим ключом. В коридоре темнота.
Петя даже не повернул головы, когда я вошла. Буркнул что-то вроде «чего так долго». Десять лет в этом кресле. После завода его сократили. Потом перестал искать. Привык.
Из комнаты сына доносились звуки стрельбы. Компьютерные игры. Артему тридцать пять. После развода вернулся с одним рюкзаком. Говорил — на месяц. Идет третий год.
На кухне гора немытой посуды, пустые кастрюли. Ждали, когда мама придет и накормит.
Я достала кошелек. Тысяча шестьсот рублей до аванса. На троих. На две недели.
Дверь скрипнула. Артем заглянул, взлохмаченный, в несвежей футболке.
— Мам, привет. Ужин будет?
Я молча достала макароны. Сын приблизился.
— Слушай, мам... Там игра новая вышла. Всего полторы тысячи. Дашь?
Я смотрела на свои руки с набухшими венами. На обручальное кольцо, врезавшееся в палец.
— Мам, ты чего молчишь? Я же верну, когда работу найду.
"Когда. Работу. Найду." Заезженная пластинка.
Петя крикнул из комнаты:
— Галя, чай сделай!
И что-то внутри меня разорвалось.
— Я больше не буду платить за вас.
Сказала тихо. Но в кухне стало так тихо, что было слышно, как капает вода из крана.
Артем уставился, как на сумасшедшую.
— Чего?
— Я больше не буду платить за вас. За еду. За квартиру. За интернет. За твои игры. За сигареты отца.
Сын нервно усмехнулся.
— Ладно, мам, хватит драмы. Я понял, ты устала.
Из комнаты появился Петр. Грузный, в растянутой футболке.
— Что за шум?
— Мама психует. Говорит, не будет за нас платить.
Муж фыркнул, как делал всегда, когда считал меня глупой.
— Деньги зажимать будешь? На родного сына и мужа? — он покачал головой. — Совсем свихнулась на работе своей.
Я смотрела на них обоих. Двое взрослых мужчин. Муж. Сын. Родные по документам.
Чужие по сути.
— Завтра получаю зарплату. И больше на этот дом ни копейки не дам. Или работайте, или выкручивайтесь сами.
— Да ладно тебе! — Артем махнул рукой. — Как мы без денег-то? Ты же знаешь, я ищу нормальную работу.
— Тридцать лет ищешь?
— Мне тридцать пять, — огрызнулся сын.
— Вот именно.
Макароны так и лежали на столе. Нетронутые. Я прошла в свою комнату и закрыла дверь.
За дверью возмущался Петя:
— Это что еще за новости? Думаешь, я тебя не знаю? Завтра все равно деньги отдашь!
Я смотрела в окно на темный двор. В отражении увидела свое лицо — и не узнала женщину, которая смотрела на меня. В ее глазах было то, чего я не видела уже много лет.
Решимость.
Свобода начинается с одного шага. Моим стал выход из квартиры с пустыми руками — без завтрака для них.
Проснулась раньше обычного. Тишина. Редкие минуты покоя, пока дом спит.
Мое вчерашнее "нет" звучало внутри как чужой голос. Неужели я действительно решилась? Я, которая сорок лет не перечила.
Телефон тихо завибрировал. Будильник. Пора готовить завтрак и бежать на работу.
Нет. Не сегодня.
Тихо собралась. На кухне замерла. Макароны так и лежали на столе. Никто не убрал. Ждали, что я передумаю.
Достала листок и написала: «Я не ваша прислуга. Я человек».
Прикрепила на холодильник. И вышла.
В банке было пусто. Девушка с ярким маникюром удивилась, когда я попросила открыть новую карту.
— Зарплатную менять будете?
— Да. И еще кое-что.
Через двадцать минут все было готово. Я отправила заявление в бухгалтерию. Деньги больше не пойдут туда, откуда их могли брать мои домашние.
Телефон зазвонил. Петя.
— Ты где? — голос хриплый и злой.
— На работе.
— Завтрак где? Холодильник пустой!
Внутри разрасталось странное чувство. Не злость. Освобождение.
— Галя, ты слышишь? Артем встал, есть хочет. Что за записку оставила? Нормальная мать так не делает!
Нормальная мать. Нормальная жена. Всю жизнь быть нормальной для других.
— Петя, я вчера все сказала. До свидания.
Нажала отбой и выключила телефон. Впервые за много лет.
День прошел как в тумане. А вечером я села на автобус в другую сторону. К сестре.
Оля открыла дверь и застыла.
— Галя? Что стряслось?
Я стояла с небольшой сумкой, куда бросила самое необходимое.
— Можно у тебя пожить?
Сестра молча отступила. Не задавала вопросов. Налила чай. Села напротив.
— Сбежала?
Я кивнула. Горло сжалось.
— Давно пора.
Думала, услышу осуждение. Но в ее голосе было только понимание.
Включенный телефон взорвался сообщениями. От мужа, от сына. Угрозы. Возмущение. Потом мольбы. Потом опять угрозы.
А потом увидела пост Артема в соцсети: «Мама выгнала меня из дома. Не всем повезло с родителями...»
— Оля, я боюсь.
— Чего? — сестра долила чай.
— Что я ошибаюсь. Что они правы. Что я плохая.
— А сама как думаешь?
Я смотрела на свое отражение в окне. Женщина с усталыми глазами. Всю жизнь работала. Всю жизнь заботилась. Всегда была всем нужна. И никому не нужна по-настоящему.
— Я думаю, что это — не семья. То, что у нас было.
Оля кивнула и сжала мою руку.
— Знаешь, в шестьдесят два начать жить заново — страшно. Но не начать — страшнее.
За окном шел дождь.
А внутри меня впервые за долгие годы — тишина.
Две недели без криков и требований. Две недели тишины. Оказывается, тишина имеет вкус. Сладкий, как утренний кофе, который пьешь не торопясь.
Мой телефон все реже вспыхивал сообщениями от них. Сначала было по десять в день. Потом Петя начал звонить только вечером. Потом и вовсе замолчал на три дня. Решил, что я испугаюсь. Не испугалась.
Сегодня решилась зайти домой за тёплыми вещами. И поговорить. Все-таки муж и сын. Даже если мы слишком разные, нужно объясниться.
— Не ходи, — качала головой Оля. — Втянут обратно. Знаю я этих паразитов.
— Они не паразиты. Они... просто привыкли так жить.
— За чужой счет? — сестра фыркнула. — Зови как хочешь.
Я все равно пошла. Где-то в глубине души еще теплилась надежда, что они поняли. Что изменились. Глупая надежда.
Ключ все еще идеально подходил к замку. Щелчок — и я дома. Почему-то сразу накрыло запахами. Раньше не замечала. Застоявшийся воздух, немытая посуда, носки Пети, которые он всегда скидывал у дивана.
В квартире было непривычно тихо. Я прошла на кухню, осторожно, будто в чужом доме. А ведь это мой дом. За который я плачу ипотеку уже пятнадцать лет.
Холодильник был пуст. На столе — пара пивных бутылок и коробка из-под пиццы. Мужчины, два взрослых мужчины, не могут даже мусор выбросить.
Из гостиной донеслись голоса. Я замерла. Один голос Пети. Второй Артема. А третий? Кто третий?
— Говорю тебе, вернется. Куда она денется? — это Петя, уверенный как всегда.
— Да забей, пап. Найдет себе новую идею-фикс и успокоится.
— А чо, теть Галь правда просто взяла и ушла? — третий голос, молодой, незнакомый.
Я осторожно заглянула в дверной проем. И застыла.
За журнальным столиком сидели трое. Петя в своей застиранной футболке. Артем с телефоном в руках. И парень лет двадцати, худой, с выбритыми висками и наглой ухмылкой. На столе — мои чашки. Мой чай. И остатки пирога, который я не пекла.
— Галя! — Петя заметил меня первым. — А мы тут как раз о тебе!
Он улыбался. Улыбался! Будто ничего не произошло. Будто я вышла в магазин на полчаса.
— Здравствуй, — я сжала ремешок сумки. — Я за вещами.
— Какими вещами? Ты чего? — муж встал, подошел, попытался обнять. От него пахло пивом. — Хорош дурить. Возвращайся домой.
Я отстранилась.
— Кто это? — кивнула на парня, который с интересом меня разглядывал.
— А, это Серега, племяш мой, — Петя махнул рукой. — Помнишь, сестры моей сын? Из Бийска приехал, на курсы какие-то. Поживет у нас немного. У него там это... трудности.
Племянник. Еще один. Еще один рот, который нужно кормить. Еще один взрослый мужик, который будет лежать на диване и ждать, что тетка все принесет и подаст.
Мир вокруг меня начал медленно кружиться.
Три здоровых мужика сидят в моей квартире. Пьют мой чай. Едят чью-то еду. И обсуждают, когда вернется глупая баба, которая устала и психанула.
— Привет, теть Галь! — весело помахал Серега. — А ты пирог испечешь? Дядь Петя говорил, ты офигенно печешь.
Я смотрела на них и видела свою жизнь со стороны. Будто в замедленной съемке. Вот я прихожу с работы. Готовлю. Убираю. Стираю. Плачу за все. А они сидят. И требуют. И считают это нормальным. Правильным.
Что-то окончательно оборвалось во мне.
Я молча прошла в спальню. Достала чемодан. Сложила необходимое.
Когда вышла обратно в гостиную, они все так же сидели и смотрели на меня. Выжидали.
Я поставила перед каждым по пакету.
— Собирайтесь. Здесь больше никто не кормит.
— Мам, ну хорош! — закатил глаза Артем. — Ты чего как маленькая?
— Я подала на развод, — сказала я, глядя на Петю. — И на раздел имущества. Этот дом наполовину мой. Живите пока. Но за квартиру платите сами.
Петя побагровел. Я знала, что сейчас начнется буря. Крики. Обвинения.
Но я уже закрыла за собой дверь.
Дышать стало легче.
Бумаги о разводе я подала на следующий день. Казалось, вдохну — и передумаю. Не передумала.
Пожилая женщина в МФЦ смотрела на меня с пониманием. Таких, как я, здесь много. Женщин, которые просыпаются в шестьдесят и понимают, что жили чужой жизнью.
— Совместно нажитое имущество делить будете? — спросила она, заполняя форму.
— Буду, — мой голос звучал твердо. — Половина квартиры моя.
— И правильно, — кивнула женщина, не поднимая глаз. — Я вот не решилась тогда. Жалею.
Я вышла из здания с легким сердцем. Оля ждала на лавочке, курила — вредная привычка, которую она не бросала, потому что «в моем возрасте уже можно все».
— Ну что, свободная женщина? — усмехнулась она.
— Почти, — я села рядом. — Теперь нужно свое жилье искать. У тебя не могу вечно.
— Да живи сколько нужно, — сестра выпустила струйку дыма. — Мне одной скучно.
Но я знала, что это ненадолго. Сестра помогла в трудную минуту. А дальше нужно самой.
Петя позвонил вечером. Голос хриплый, будто простыл.
— Галь, ты серьезно, что ли? Развод? — он впервые звучал растерянно.
— Серьезно, Петр.
— А как же... мы? Столько лет вместе. Неужели все перечеркнешь?
Я молчала. Что ответить? Что перечеркнула не я, а он — своим отношением, своим потребительством, своими «ты должна, ты обязана»?
— Галя, я люблю тебя.
Первый раз за десять лет он произнес эти слова. Смешно.
— Прости, Петр. Поздно.
Я положила трубку и заблокировала номер. Еще один шаг к свободе.
Утром пошла в библиотеку. Просто так. Раньше не было времени на книги. Теперь появилось. В читальном зале увидела объявление: «Клуб активного долголетия. Встречи по средам».
— А что там делают? — спросила я библиотекаря, женщину моих лет с яркой брошкой на кофте.
— Да всё! — она оживилась. — Обсуждаем книги, ходим в театры, даже танцы разучиваем. Приходите в среду, сами увидите.
В среду я пришла. Боялась, что будет неловко. Что все уже знакомы. Что я лишняя.
Но женщины — а их было человек пятнадцать — встретили как родную.
— Новенькая! — воскликнула полная дама с короткой стрижкой. — Я Вера. А ты?
— Галина, — я робко улыбнулась.
— О, тезка моя! — подошла элегантная женщина в очках. — Я тоже Галина. Присаживайся. Чай будешь?
За чаем и разговорами время летело незаметно. Женщины смеялись, спорили, делились историями. Кто-то, как я, остался один в зрелом возрасте. Кто-то овдовел. Кто-то всю жизнь был сам по себе.
— А мой-то думал, что без него пропаду, — рассказывала женщина по имени Ирина. — Ушел к молодой. А я расцвела! В Турцию съездила. Теперь благодарна ему за этот пинок.
Все засмеялись. Я тоже. Неужели и меня ждет такое?
— Девочки, я вам что скажу, — вдруг произнесла самая старшая из нас, Анна Петровна, которой было за семьдесят. — Мы не обязаны быть героинями в чужом фильме. Иногда надо просто выключить камеру.
Я вздрогнула от этих слов. Так точно. Всю жизнь я была статисткой в чужом кино. А своего так и не сняла.
После встречи шла домой и улыбалась. Впервые за долгое время.
Телефон пискнул. Сообщение от Артема: «Мам, ты правда нас больше не любишь?»
Я остановилась посреди улицы. Смотрела на экран и думала. Что ответить взрослому сыну, который задает детский вопрос?
«Любовь — это не содержание. Это уважение. А его у вас не было», — написала я и отправила.
Больше сообщений не приходило. И это тоже было ответом.
Ключ от собственной квартиры оказался неожиданно тяжелым. Или это была тяжесть свободы?
Маленькая студия на окраине города. Одна комната с кухонным уголком. Но здесь каждый сантиметр принадлежит только мне. Впервые за шестьдесят два года.
Два месяца с момента моего "нет" пролетели как один день. Развод оформился быстро — Петя даже не явился в суд. Прислал записку: «Делай что хочешь».
Квартиру решили продать. Я не цеплялась за стены с застарелой болью. Моей доли хватило на первый взнос за эту студию. Справлюсь.
Утро встретило солнцем в окне. Я заварила кофе и села у подоконника. Никто не храпит рядом. Никто не требует завтрак. Тишина звенит в ушах, но больше не пугает.
Телефон пискнул. Сообщение от Веры из библиотечного клуба: «Не забудь про танцы! Тот симпатичный инструктор снова будет 😉»
Я улыбнулась. Вера все пыталась меня пристроить. Даже в мои годы.
В дверь позвонили. Странно.
На пороге стоял Артем. Осунувшийся, с щетиной, но в чистой рубашке.
— Привет, мам.
Я молча отступила. Сын неловко прошел внутрь, осматриваясь.
— Здесь... хорошо у тебя.
— Спасибо, — я не предложила чай. — Что случилось?
Артем сел на край дивана. Молчал, разглядывая свои руки.
— Я устроился в автосервис. Не золотые горы, но начало.
— Хорошо.
— И у девахи одной живу. Пополам платим.
Я кивнула. Все это можно было сказать по телефону.
— Отец запил, — вдруг выдохнул Артем. — После твоего ухода. Сначала немного, потом всерьез. С работы выгнали. Едва квартиру не спалил.
Внутри шевельнулось что-то знакомое. Вина. Ответственность. Старые цепи.
— Я не вернусь, — произнесла твердо.
— И не нужно! — Артем поднял голову. В глазах промелькнуло что-то новое. — Ты все правильно сделала. Мы с отцом... мы относились к тебе как к мебели.
Он встал и подошел ближе.
— Я пришел сказать, что ты молодец. Что я горжусь тобой. Ты решилась на то, на что у меня никогда не хватало смелости — изменить жизнь.
Он неловко обнял меня. Я осторожно коснулась его плеча. Ни радости, ни обиды. Только спокойствие.
— Отца я устроил в клинику.
— Правильно.
— Ты... навестишь его?
Я покачала головой.
— Нет, Артем. Эта страница закрыта.
Сын кивнул. Помялся у двери.
— Можно звонить тебе иногда?
— Звони.
Когда он ушел, я долго смотрела в окно. На людей внизу, на рябины во дворе, на облака, плывущие куда-то без цели.
Телефон пискнул. Петя: «Прости. Вернись».
Я не ответила. Удалила сообщение.
На столе лежала брошюра санатория в Белокурихе и подтверждение брони. Две недели у подножия Алтайских гор. Мечта, которую всегда откладывала — то муж не отпустит, то деньги нужны на что-то важное.
Теперь поеду. Потому что научилась простой истине: я и есть то важное, что заслуживает заботы.
В комнате было тихо. Непривычно тихо.
Но в этой тишине я слышала себя.
***
Подписывайтесь. Давайте вместе докажем, что в любом возрасте можно начать все сначала.
Дорогие читатели, ваше мнение для меня бесценно! Что бы вы сделали на месте Галины? Поделитесь.
Буду благодарна за любую поддержку.
***