Вчера я писала о библейском фразеологизме «зарыть талант в землю», а сегодня мы попалось стихотворение Льва Мея с этим фразеологизмом.
Лев Мей (1822—1862) не самый известный поэт из плеяды поэтов 19 века. Если вы любите оперу, то тогда знаете его как автора драм, по которым написаны оперы Н. А. Римского-Корсакова «Царская невеста» и «Псковитянка». Возможно, вы знаете его как переводчика «Слова о полку Игореве». Но его поэзия занимает вполне оригинальное место в непоэтических 50—60-х годах 19 века.
Итак, делюсь с вами своими наблюдениями над одним стихотворением Льва Мея.
* * *
Не верю, Господи, чтоб Ты меня забыл,
Не верю, Господи, чтоб Ты меня отринул:
Я Твой талант в душе лукаво не зарыл,
И хищный тать его из недр моих не вынул.
Нет! в лоне у Тебя, художника-творца,
Почиет Красота и ныне, и от века,
И Ты простишь грехи раба и человека
За песни Красоте свободного певца.
1857
1. В.Р. Зотов — писатель, журналист, литературный критик 19 века — в критико-библиографическом очерке к первому тому собрания сочинений Льва Мея (1887) писал:
Его религиозность доказывают выписки, приведённые из его дневника. Философия его основана на христианстве… По политическим убеждениям он [Мей] примыкает к патриотической русской, но не славянофильской партии, по литературным — к поклонению правде, красоте, природе, истинному чувству.
2. Стихотворение «Не верю, Господи, чтоб Ты меня забыл» принадлежит к религиозной христианской лирике. Это не молитва, если считать молитвой обращение к Богу, к святым с мольбой, просьбой, хвалой или благодарностью. Здесь нет прямой просьбы, мольбы или благодарности. Но есть обращение к Богу, видимо, в минуты сомнения, когда кажется, что Бог тебя забыл.
3. Стихотворение композиционно делится на две части в соответствии со строфами. В первой части (строфе) обращение к Богу с вопросами, во второй — ответы на эти вопросы.
4. Первая и вторая строки первой строфы представляют собой синтаксический параллелизм — построены одинаково, отличают лишь последними словами забыл, отринул, а это уже восходящая градация, когда каждый последующий элемент обладает более сильным признаком. Можно забыть, а потом вспомнить. Но отринуть — это отвергнуть, отбросить. Это уже конфликт, для которого нужны серьезные причины. Их-то и начинает перечислять поэт, но формулирует с отрицанием:
Я Твой талант в душе лукаво не зарыл,
И хищный тать его из недр моих не вынул.
Здесь лирический герой как бы дает ответ, на вопросы, которые он задает себе: за что? За то, что зарыл свой талант? Или позволил таланту пропасть, не сберег его?
Во второй строфе лирический герой отвечает на еще один незаданный вопрос: за то, что воспевал красоту? Сомнение остается, но лирический герой отрицает такую возможность, поскольку красота пребывает у Бога, красота от Бога, а потому поэт может быть прощен за грех воспевания красоты.
5. В последней строфе за поэтической витиеватостью скрывается на самом деле глубокий философский вопрос: а от Бога ли красота и не является ли воспевание красоты делом греховным?
Дал же Бог поэтический дар (талант), создал же Бог этот мир прекрасным… Ну а вдруг? Вдруг это грех. Вдруг это противоречит христианскому канону? Может, смирение, скромность и воспевание красоты не совместимы?
6. Стихотворение интересно еще и своей стилистикой. В нем наблюдаются как бы два стилистических «набора» — первый из христианской риторики, в том числе с устаревшей лексикой, а второй из поэтической.
К первому относятся такие слова, как Господи, грех, раб, талант в душе не зарыл, Творца, почиет, и ныне, и от века.
Фразеологизм «зарыть талант в землю» отсылает нас к евангельской притче о рабе, который зарыл талант (монеты) в землю вместо того, чтобы его приумножить. Но у Мея фразеологический оборот модифицированный — «зарыть в душе», что в общем-то не противоречит по смыслу, но талант не в прямом значении (монета), а в переносном (дар). Себя Мей сравнивает с тем рабом, но сравнение подчеркивает разницу: поэт реализовал свой талант так, как смог, развил, не утерял. Да и Бог не тот господин, что наказал раба за хитрость. Поэтому «раб и человек» скорее ассоциируются с другим фразеологизмом — «раб божий».
Второй стилистический набор, как я уже писала, это набор традиционных поэтических штампов, некоторые из них сегодня выглядят устаревшими и требующими пояснения: недра (души — глубины души, тоже трансформированный фразеологизм), тать (вор), в лоне (в приюте, прибежище), певец (поэт), почиет (пребывает в состоянии покоя).
7. Стихотворение Мея имеет две редакции — в одной (1987 г.) во второй строфе «в лоне у Тебя, всесильного творца, в другой, публикующейся в ряде современных сборников, «в лоне у Тебя, художника-творца». Одно слово, но смысл совершенно меняется. В первом случае акцент делается на всесилии Бога, который в лоне своем хранит красоту, тем самым как бы освобождая ее от греховности. Во втором случае Бог — художник-творец, что сближает с ним поэта. На самом деле довольно дерзкое сравнение, намекающее на родство поэтического творчества с творениями Бога. Во второй редакции «Красота» пишется с заглавной буквы, как и «Бог», что, по сути, ставит Красоту на уровень Бога. Почему-то мне кажется, что это более поздняя редакция. Сам Мей бы не дерзнул так написать.
Делитесь своими наблюдениями и впечатлениями о Мее и его стихах в комментариях.