Тамара с детства знала и понимала, что она – красавица. Причем, не просто симпатичная или хорошенькая, а настоящая, писаная красавица. А если природа одарила ее яркой, запоминающейся внешностью, то не зря. Родители гордились дочерью, умилялись, восторгались и поклонялись ей, как домашнему божеству. У Тамары было все: игрушки и одежда из московского ГУМа (папа специально ездил в столицу и часами простаивал в километровых очередях за какой-нибудь ходячей Татьяной или сногсшибательным платьицем, размер в размер и никак – на вырост).
Порой, путем хитроумных многоходовок и полезных знакомств, удавалось достать качественные вещи, обувь и канцелярские товары (фломастеры и шариковые ручки) из ГДР. Ох, уж эти фломастеры – диво дивное, чудо чудное. Их ни у кого не было, а у Тамарочки – были. А ведь Тамарочкин папа Георгий Дмитриевич – не дипломат и какой-нибудь там заврайотдела. Папа Тамарочкин был обыкновенным начальником цеха обыкновенного завода. А Тамарочкина мама сидела в конторе этого самого завода, где сводила дебет с кредитом.
Обычные люди, не последние, но и не первые. Но Томку, единственную свою, тайно намоленную (коммунисты и вера в Бога не совместимы в те времена) доченьку, обожали до дрожи. Им тоже казалось, что все это – не просто так, что у Тамары будет необыкновенная, искристая и яркая жизнь, иначе и быть не может! Сами они жили скромно, им, совершенно заурядным людям, ничего не требовалось и ничего не хотелось. Всё уходило на Тамару, их маленькое божество!
Обычно, при таком воспитании, из детей получается черти что, но Тома росла милой, улыбчивой и не капризной девчушкой. С одноклассниками, соседями, с друзьями по двору была одинаково доброжелательна и ровна, уважала стариков и неизменно уступала места в автобусе бабушкам. По дому умела делать все: мыла посуду, убиралась в квартире, даже торт и нехитрый обед могла приготовить, когда случался праздник, или родители задерживались на работе. Игрушками и фломастерами Тома охотно делилась со всеми, училась прилежно и совершенно не требовала к себе какого-то особенного отношения.
Папе и маме было с Тамарочкой легко – совершенно беспроблемная девочка. Единственное – любила помечтать. Иногда застынет, «уплывет» куда-то в свои грезы, не сразу растолкаешь. Но эта мечтательность не раздражала – нет зрелища приятней, чем смотреть на красивого ребенка, витающего в облаках, словно ангела неземного.
Она думала: вот когда станет взрослой, то обязательно станет актрисой… И на экране ее увидит какой-нибудь принц (принцев в СССР нет – напоминала упрямая память), ну не принц, так известный ученый или артист, или еще какой выдающийся человек. Обязательно! Ведь так обидно: родиться на свет такой красивой и прожить свою единственную жизнь тускло, как, Клавдия Петровна, например.
Клавдия Петровна, школьный завхоз и техничка по совместительству, была именно тем человеком, по Тамариному мнению, совершенно бесполезно израсходовавшей свою уникальную житуху. У Клавдии была длинная, длинная, до попы, медного цвета, толстая коса, розовый румянец на круглом лице и карминовые губки бантиком. И пушистые ресницы к тому же, без всякой краски – Клава вообще не красилась.
И что же? Такая царевна возила тряпкой по бетонному полу школьного вестибюля или торчала в подсобном помещении, где вечно вела учет школьному богатству: коробкам с мелом, списанным партам и стульям, стеклу для окон и всякой прочей ерунде, не стоящей даже Клавиного мизинца.
За Клавдию было ужасно обидно. Тамара сочувствовала неудавшейся Клавиной судьбе (на каждый роток не накинешь платок, мама дружила с мамой Тамариной одноклассницы. Они частенько перезванивались и обсуждали на пару всяких разных знакомых. Тамара иногда слышала, о чем они говорят), так вот: судьба у Клавы была ужасная.
Клавку еще школьницей соблазнил (Боже, кошмар какой) один парень. Соблазнил, да. Был большой скандал – школьница ведь! Была свадьба (скромная, не до веселья), чтобы соблазнителя не посадили. Пошли дети. Один за другим. Учиться некогда. Вот директор из жалости устроил Клавдю техничкой. И потом она «доросла» до завхоза. Вот и все: дом – работа – дети, муж. Хотя, муж неплохой. Клавдю любит до сих пор. Но разве это то, что надо было Клавдии? Маленький, страшненький и беззубый, похожий на хорька – фу!
- Да, да… Не дай Бог, - говорила Тамарина мама (неверующая, кстати) в телефонную трубку, - попадется такой ухарь…
Мама одноклассницы с ней соглашалась. А Тамара – нет. Что значит – попадется? Человек – хозяин своей судьбы. И уж ей, Тамаре, никакой ухарь никогда не попадется! Это же надо такой дурой быть, разрешить себя соблазнить какому-то хорьку. Вся жизнь насмарку! Фу!
Но пока Томочке было всего тринадцать лет, и никаких соблазнителей на горизонте не маячило. Она счастливо избежала подростковых возрастных проблем, прыщей, неуклюжести и испорченного характера. Она водилась с хорошими девочками и мальчиками, да и двор Тамарин был очень хорошим, без ухарей и прочей шпаны. И уж тем более, разные любители маленьких девочек тоже не попадались на невинном Тамарином пути.
Детство Тамары не было омрачено алкоголизмом родителей и пьяными драками соседей. Ее все любили, и она всех любила. Можно вполне уверенно назвать Тому абсолютно счастливым советским ребенком. И таких детей было, к счастью, много. И выросли из них вполне приличные люди…
Но мы отвлеклись…
В общем, до встречи с «соблизнителями» юной мечтательнице было далеко. Но самый лучший друг у Томы имелся. Мальчик Егор Бедов, из параллельного класса и квартиры, дверь которой стояла параллельно Тамариной двери. Хороший парень, добрый, веселый, немножечко, самую малость, хулиганистый. Но хулиганил по-доброму, над кошками не издевался и птичьи гнезда не разорял. С ним было смешно. Тамара Егора любила и всегда радовалась новой встрече, особенно, когда Егорку увозили на лето к бабушке или в какой-нибудь санаторий, или в лагерь. Или Тамару куда-нибудь увозили.
Вместе они шли в школу, вместе возвращались из школы. У Егора папа работал по сменам, он приходил с работы в девять утра. А мама, повар ресторана, убегала из дома в шесть. И парень привык собираться один. В такие дни Тамара заскакивала к нему. Они слушали музыку «на костях», пили чай, болтали о том, о сем. Эти утренние часы оба очень любили и очень сожалели о том, что не довелось им родиться братом и сестрой – вон, у знакомых ребят, как получается – постоянные драки, разборки, готовы убить друг друга. А Егору с Томкой и ссориться не из-за чего!
В одно время Тома подумывала перебраться в параллельный класс «Б», чтобы сидеть с Егором за одной партой, но «ашек» к «бэшкам» не переводили – «ашки» считались умственно развитыми больше, чем «бэшки». Зато «бэшки» - сплошь спортсмены. Соперничество между параллелями велось на протяжении всей школьной жизни: те и другие презирали друг друга. И только по отношению к «вэшкам» соперники с завидной солидарностью объединялись во всеобщем коллективном фырканье – «вэшки» считались конченными дураками.
Шли годы теплой и тесной дружбы. К выпускному Егор возмужал, подрос, стал сильным. Его серые, с крапинкой глаза прикрывала модная челка. Егор увлекся гитарой и частенько «лабанил» во дворе «битловские» шлягеры. Голос у него переломился, окреп, но слух был идеальный, потому и получалось ничего. Физически крепкий, коренастый, симпатичный Егор был объектом пристального внимания девчонок. Безуспешно – ни за одной не ухлестывал. И зачем? У Егора была Томка, его звезда, его обожаемая до дрожи красавица.
Да и не в красоте дело, к любой красоте, даже самой яркой и броской, глаз привыкает. Томка была цельной личностью, идеалом, и все, что было хорошего в ней, и плохого тоже, абсолютно совпадало с Егором. Так не бывает или бывает очень редко, и такой совместимостью нужно дорожить. И Егор дорожил. Тамару он давным-давно не считал сестренкой, и давным-давно не смотрел на нее, как на сестренку. Правда, Тома об этом не догадывалась. Иногда, в порыве дружеской приязни, она могла затискать Егора, взъерошить его густую челку, чмокнуть в лоб или щеку, крепко сжать в своей ладошке его руку, обнять, положить на его грудь свою красивую голову. Плакаться на Егоркиной груди Тамара тоже любила… И не понимала, юная дурында, КАК эти обнимашки действуют на пацана. Откуда ей знать? Егор – лучший друг, а не любимый. Любимого надо дожидаться, мечтать, грезить. А Егор – вот он, каждый божий день, всегда рядом, и с чего ему стесняться Тамары?
Тома делилась с ним планами на жизнь и сокрушалась тому, что Егор совершенно не стремится к лучшему. Тот решил после армии устроиться на завод, в цех, в котором работал его отец, одновременно получить заочное образование в Горном университете – нормальная перспектива. И жену будет, на что содержать, и детей, да еще и квартиру от завода дадут.
Тамара злилась и называла Егора лопухом. Уж она-то не собиралась оставаться здесь – метила в столицу, учится в ГИТИСе, на меньшее не соглашалась. Зря она, что ли, пять лет в студию актерского мастерства ходила? А какая из нее чудесная Офелия получилась – закачаешься! А Дездемона? Конечно же, возьмут. С такими данными – непременно возьмут.
Егор злился на нее – дурью мается. Все планы к чертям. Что он с женой-актрисой будет делать? От нее кавалеров палкой отгонять?
Мечта стать актрисой стала основной причиной конфликтов Тамары не только с Егором, но и с родителями. Те трезво считали, что мастерства у дочери явно не хватает. Слабовата Тома и для Офелии, и для Дездемоны. Тексты забывает. Глупости все это. Вот экономическое образование для девочки – в самый раз. Мать подняла все свои связи и выбила Томе теплое местечко в Ленинградском экономическом университете. Осталось сдать выпускные экзамены – и вперед!
Выучится, получит профессию, там и жениха можно перспективного подобрать. А если не подберёт, то Егор, хороший мальчик, Томочку любит, почему бы и нет? Тамара, услышав такое, чуть семейный сервиз не грохнула – как можно! Что за чушь! Зачем ей этот университет в Ленинграде? И с чего мама взяла, что Егор любит Тому? Да кто такой Егор? Он, хоть и славный, но просто друг! И замуж за него идти – это… это… хуже кровосмешения, честное слово! Замуж за Бедова? Ха! Не смешите! В комнате с ним ютиться? Сопли подтирать? С сумками на рынок бегать?
- А может мне сразу в школу вместо Клавы техничкой устроиться? – кричала Тамара, пугая родителей невиданным гневным напором, - ну а что, давайте! Через десять лет буду, как она!
Клавдия давно растеряла свою осанку и красоту. Коса поредела – пришлось обрезать ее и прикреплять на шпильки, как шиньон. Руки огрубели, появился второй подбородок, а ноги представляли собой два одутловатых, опутанных вздувшимися синими венами столба.
***
- Представляешь, мои за тебя замуж меня выдают! – Егор и Тома лакомились мороженым в кафешке по случаю удачно сданных экзаменов, - ну не дураки?
Егор пристально на нее взглянул.
- А что не так?
- Ты с луны свалился? Мне учиться надо, какой замуж вообще!
- А мне в армию идти, пока служу, выучишься. В чем проблема? – Егор дурачком не был, о планах Тамары знал и не форсировал события. Провалится на приемной комиссии, как миленькая, поедет в Ленинград, куда ее так долго проталкивала мама.
Тамара побледнела. Закусила до синевы губу. Оттодвинула от себя никелированную чашечку с недоеденным мороженым.
- Егор, ты тупой? Я. Не. Собираюсь. За. Тебя. Выходить.
- Посмотрим.
Он был холоден и суров. И глаза его казались свинцовыми, и взгляд был свинцовым. И рот – узенькая скобка. И кулаки сжались. На запястье поблескивали модные часы «Победа», подарок отца к окончанию школы.
Тома вскочила, опрокинула стул и выбежала из кафе.
На выпускном она старательно делала вид, что не знает Егора. Тот держался невозмутимо. Будто и не ссорился с Томой. Будто ему и горя мало. Это ужасно бесило. Тома убежала с вечера, убежала в своем очаровательном нежно-голубом платьице, легком, шелковом, воздушном, стуча туфельками по школьной лестнице.
«Милые бранятся – только тешатся» - синхронно подумали родители Егора.
«Зря. Еще поплачет, дурочка. Такой парень» - синхронно подумали родители Тамары.
«!!!» - подумали одноклассники, глядя вслед разгневанной красавице.
Одноклассницы подумали… в общем, писать автор об этом не будет. И так понятно: во все времена женщины ненавидели тех, кто красивее их! См. сказку о мертвой царевне и семи богатырях.
Продолжение следует
Автор: Анна Лебедева