С этого самого вечера что-то поменялось в их семье. Мария Макаровна видела, что дед как-то неохотно выполняет ее приказания, а то и вообще ничего делать не хочет. Ух и злилась она, ух и ругалась на него. А еще стала замечать, что вот окучивает дед, например, картошку. Встанет посреди борозды, уставится на Зинкин дом, да и стоит так… Может минут десять, а то и больше простоять. Вот тут Макаровна растерялась…
А что? Зинка одинокая… А дед у нее еще справный. И по дому, и по хозяйству… И сам собой хорош. Вон, как в костюм наделся, какой стал…
Думала, думала, что делать, и придумала…
Утром, как дед во дворе ковырялся, взяла авоську.
— Пойду, до магазина пройдусь. Конфеток куплю. Сладенького захотелось.
Толик махнул:
— Вали, вали… Хоть в тишине побуду, а то с утра до ночи пила работает.
Мария Макаровна в другой раз и ответила бы, и неплохо ответила бы, но сейчас промолчала, дело у нее было неотложное.
Она вышла за калитку. Посмотрела, точно ли Толик не смотрит, куда она пошла? Но дед занимался своими делами, повернувшись спиной к калитке. И Макаровна быстро засеменила в сторону, противоположную магазину.
Два года назад у них тут дом купили. И первым делом обнесли дом большим, глухим забором. Таких в деревне не было никогда. Из железа, высокий, но красивый. Говорили ей, как такой забор называется, но она, конечно, сразу и забыла. И вот направлялась она именно туда. На все лето в дом приезжали хозяева, так что всё расспросить можно.
Хозяева оказались людьми нестарыми, приветливыми. Все рассказали, объяснили. Макаровна постаралась не упасть в обморок, когда услышала, сколько такой забор стоит. Но быстро взяла себя в руки Деньги у нее есть. Почти все она откладывала. Покупала самый минимум. Хозяин позвонил куда-то и сказал, что с утра к ней приедут работники.
На следующий день к дому подошла машина. Молодые парни быстро все замерили, и сказали, что уже завтра приедут устанавливать забор. Толик молча наблюдал за происходящим. А когда увидел, какой высоты забор возводят между их домом и домом Зинаиды, плюнул под ноги:
— Ну и дура баба…
Прошло две недели. Из-за забора было не только не видно Зинкиного дома, но и вообще ничего не было видно. Толик чертыхался, да Мария Макаровна и сама видела, что перестаралась. Можно было чуток пониже. Но неправоту свою признавать не собиралась:
— Как же хорошо теперь… Никто не увидит, как хорошо у нас картошка в этом году уродилась Можно будет продать половину.
Толик, который в этот момент поливал огурцы, бросил в сердцах лейку.
— Все! Надоела ты мне! Невозможно так жить! С утра до вечера ишачить, и все мало! Ты скажи, куда ты деньги-то собираешь? С собой в могилу понесешь? Так они там тебе не нужны будут!
Макаровна растерялась сначала, а потом воздуха набрала побольше, и ну мужа своего костерить. Все ему высказала. Он кинул лейку и сказал:
— Ну, вот что, Мария Макаровна! Жить с тобой я отказываюсь! Сегодня же пойду в сельсовет, чтобы нас с тобой развели!
— Что?
Макаровна даже рот открыла.
— Что сделали?
— Развели! И мне мою часть дома отмерили!
— Ой, не могу! Ой, насмешил! Часть дома ему! Сейчас как огрею граблями, чтоб не заговаривался!
— А ты, Мария Макаровна, всю жизнь только и знаешь — то кричать, то огреть! Слова ласкового никогда не слышал! Уважительного никогда. Все плохой я, все бездельник! А ты погляди, люди-то и по-другому живут! Не собачатся, отдыхают культурно. Жилы на старости лет не тянут!
— Ой, уж не про Зинку ли ты? Про бездельницу?
— А хотя бы и про нее. Чисто, красиво, не надо горбатиться. А заметь, с голоду не померла. Ест то, что мы с тобой никогда не ели.
Макаровна растерялась. А дед-то, похоже, не шутил. Он направился в дом, и уже через пять минут выглянул на улицу:
— Где паспорт мой?
— Тама, в вазе… Ты куда собрался-то?
— В сельсовет! Тьфу черт, в администрацию! Светка там власть, пусть разводит нас и имущество делит!
Макаровна так и села на пень. Совсем дед с ума сошел! Что это происходит-то?
***
Светлана Николаевна смотрела огромными глазами на деда Толика…
— Анатолий Семенович, я правильно понимаю? Вы хотите развестись с Марией Макаровной?
— Все так, Светлана Николаевна. Хочу! Нет моих сил больше.
Светлана растерянно села на стул. Следом за дедом и Макаровна прибежала, но сидела молча.
— Да что приключилось у вас? Столько лет душа в душу, а теперь придумали непонятно что.
— А то и произошло! Нет, понимаешь, уважения! Одни дензнаки в глазах.
Светлана перевела взгляд на Макаровну, но та на нее упорно не смотрела.
— Мария Макаровна, а вы что скажете?
— Я? А я скажу так — седина в бороду, моча в голову! Это он все из-за Зинки!
— Господи, да какой Зинки?
Дед вскочил, начал что-то доказывать, размахивая руками. Макаровна от него не отставала. Шум поднялся такой, что Светлану просто никто не слышал. Все, кто был на тот момент в администрации, собрались в одном кабинете.
— Все! Я прямо сейчас ухожу к Зинке!
Макаровна на секунду опешила, но тут же сделала широкий жест рукой:
— Скатертью дорожка!
Дед выскочил на улицу, Макаровна за ним, а следом и все, кто был в здании. У дома Степановых собралась целая толпа. Виданное ли дело, в таком возрасте к другой женщине уходить? Люди переговаривались, кто-то шуточки отпускал, только Светлане Николаевне было не до смеха. Как будто с ума сошли, честное слово. И Зинаида вышла из своего дома:
— Что случилось-то?
Народ замолчал, все на нее смотрели:
— Ты, Зинаида, как будто не в курсах?
— Нет, что вы на меня так смотрите?
— Толик-то вон, Макарихи, к тебе жить собрался! Говорит, что у тебя лучше…
Зинаида растерялась.
— Как ко мне? Зачем?
— Ну, как зачем? Жить. Бросает Макариху…
Зина стояла молча, смотрела на всех. Потом поняла, что люди не шутят. Направилась к соседям…
Макариха, как увидела ее, так даже подавилась:
— Вы посмотрите на нее! И совести еще хватает, в дом к нам приходить! Что, пришла посмотреть, чтоб не передумал?
Зина хлопнула по столу ладонью:
— Ты, Макариха, как была дуррой непросветной, так и помрешь! Мне твой Толик сто лет в обед не нужен! И никто не нужен! Только избавилась от такого Толика! Для себя пожить решила! Отдохнуть! Не знаю, чо там твой Толик напридумывал себе, но мне такие спутники не нужны! Это первое! А второе… Будешь такой, он все равно от тебя сбежит! В лес сбежит! Ты ж не баба, ты ж робот какой-то!
Зинка круто развернулась и вышла.
В доме повисла тишина. Светлана Николаевна тоже молчала, ждала, что дальше будет. Толик сидел на лавке, сердито сопел. Макаровна сидела на диване, смотрела в окно и тоже молчала.
Светлана тихо встала и вышла.
Наконец Макаровна повернулась к своему деду:
— Толь, ну что? Неужто я и правда тебя так заездила? Для себя же все делаем, а не для кого-то…
Дед вздохнул:
— Маш, ты в подвале была? Там закатки еще трехлетней давности… А сколько картохи весной выкинули? А ведь посадили еще больше. Хоть на одну борозду, но больше…
— Так а что делать-то? Ты ж знаешь, не могу я ничего не делать…
Дед Толик пересел на диван к супруге.
— А ты займись чем-нибудь другим… Помнишь, ты раньше вязала кружева… Красивые…
— Так когда это было-то?
— А какая разница? Очки у тебя есть… Хочешь, я тебе стол с зонтиком на улице сделаю? Самовар поставлю.
— Правда сделаешь?
— Ну конечно… Сама на лошадь ломовую похожа… Все гонишь, гонишь, а куда, зачем?
Макаровна вздохнула:
— Можа и прав ты… Можа и не надо так…
***
Дед обещание свое сдержал. Не просто стол, а целую беседку соорудил. Сам часто там к жене подсаживался. Чай пили, разговаривали. Никогда они столько не разговаривали, как сейчас. Как в молодость вернулись.
А с Зинкой они помирились. Сама Макаровна и сходила к ней. Спасибо сказала. Теперь и Зина частенько приходила, училась кружева вязать, про жизнь свою рассказывала. Не такая уж она и бездельница оказалась. Да и вообще, баба неплохая…
Автор: Ирина Мер
Живи и радуйся
Дарья бродила по огромному магазину. В нем, как в лабиринте, легко можно было заблудиться – хитроумные маркетологи специально устроили все так, чтобы покупатели не смогли выбраться из плена товарного изобилия, угодливо разложенного на витринах.
- Все, что угодно для души! Чего изволите? Фруктов? Пожалуйста!
В плетеных корзинах (чтобы аппетитнее смотрелось) россыпью драгоценных великанских гранатов красуется спелая черешня. Так и просится в рот. В тонкой пушистой кожице, на ощупь напоминающей щечку невинного младенца, искусно, нарядным бочком обращенные к покупателю, так и манят к себе восхитительные персики. Груши радуют многообразием сортов. Экзотические бананы от зеленых до ярко-желтых, на любой вкус, соседствуют с красивыми, густо-красными, почти бордовыми яблоками. Гроздья винограда, прозрачного, медового, вальяжно свисают из искусно сделанных ящичков, призывая зевак: купите, купите, ну купите же нас!
Дарья полюбовалась налитыми южным, сладким соком, ягодами. Отошла. Проползла мимо холодильников, где за чисто протертыми стеклами тесно друг к другу стояли бутылки, бутылочки, баночки и коробочки с молочной продукцией. Молоко, йогурты, сметана, творог – десятки наименований, сразу и не разобраться, где что.
Можно было бы купить банку зерненного творога в сливках, бухнуть в него пару ложек вишневого варенья и с наслаждением съесть. Можно и сырка взять, козьего, например. Говорят, полезный. Или коктейля молочного со вкусом пломбира – раньше в городском кафе «Буратино» Дарья частенько такой сыну покупала. А теперь, гляди-ка, бери бутылку готового, да пей, сколько хочешь, и в очереди стоять не надо.
При мысли о Саше, сыне, сердце Дарьи тоскливо сжалось. Как давно это было: Сашке восемь лет, они сидят за столиком кафе и смеются. Сашка потягивает через трубочку коктейль, и трубочка, елозя по почти пустому донышку стакана, издает хрюкающие звуки. За Сашку делается даже неловко, но тот не замечает маминого смущения и заливисто хохочет. Где теперь Дарьин Сашенька? Нет его на свете. Его нет, и кафе «Буратино» тоже нет – в небольшом павильоне на Вокзальной улице теперь расположен модный суши-бар. Что это за суши-бар, Дарья не имеет никакого понятия – она пробегает мимо, стараясь даже не глядеть на витрину.
Около продолговатых ящиков с замороженными полуфабрикатами какая-то пара застряла:
- Да возьми ты сразу в упаковке. В них льда меньше! – говорит женщина средних лет, коротко стриженная, в смешных парусиновых штанах.
Но ее супруг не слушает: специальным совочком ссыпает в пакет красных, похожих на российскую медведку, то ли жуков, то ли раков неаппетитного, диковинного вида.
Мужчина – ровесник Саши. Он совсем не похож на сына Дарьи: Саша был высок и жилист, а этот, наоборот, коренаст и грузен. У Саши темные волосы и карие глаза, а у мужчины светлый ежик на круглой крепкой голове и глаза светлые. Разве что улыбка одинаково открытая и добрая. Дарья не удержалась:
- А что это такое вы сейчас берете?
Женщина ответила:
- Креветки. – Она взглянула на Дарью, и поспешно добавила: - Но они вам не понравятся.
- Почему?
- Ну… вы раков пробовали? – мужчина вмешался в разговор, - так они раков напоминают. Сваришь с укропчиком и трескаешь под пивко.
Дарья улыбнулась и призналась, что никогда не пробовала раков.
- Да ладно, уж любой парень наловит! – сказал мужчина.
- Да у нас в семье не было мужиков-то, одни девки. Отца убило на войне. Остались мама да нас трое. Какие там раки. Нет. Не пробовала.
В глазах незнакомого мужчины плеснулся жалостливый, понимающий интерес. И этот его интерес вдруг толкнул Дарью к нему ближе. Будто открылась запертая дверь, и кто-то ее ласково позвал внутрь, из морозной, стылой нежити в тепло уютного дома.
Плотину, тщательно сдерживаемую стеной долгого молчания, наконец прорвало. Дарья заговорила. Она рассказала незнакомцу про похороны мужа год назад, про то, как сын ушел вслед за отцом через три месяца. Про то, как она осталась совсем одна, и даже невестка не приехала, и внучка, наверное, не знает, жива бабка или нет. И что ей сегодня день рождения, и она решила купить что-нибудь вкусненькое, но не знает, что. Ничего совсем не хочется. И что ей исполнилось восемьдесят семь лет, и родом она из деревни Дыми, и там, в деревне Дыми, она видела, как немецкие летчики стреляли по домам, а мама отгоняла ее от окна… И что ей так не хватает Сашеньки, а он совсем ей не снится, Колька, паразит, каждую ночь ее бранит, поедом ест, а Саша так и не приходит… Только бы не ушла эта пара, только бы выслушала ее. Она так давно ни с кем не разговаривала…
. . . ДОЧИТАТЬ>>