Найти в Дзене

Ты выбрал её, а не меня. Я же твоя родная мать – возмущённо заявила свекровь

– Как ты можешь вышвырнуть родную мать из своей жизни из-за прихотей какой-то девки?! – возмущалась свекровь.

Я стоял у окна, наблюдая, как осенний ветер срывает последние листья с клёна. Интересно, что чувствует дерево, когда теряет часть себя? Наверное, то же, что и я сейчас.

– Мама, никто никого не выкидывает. Мы просто хотим жить отдельно. Это нормально.
– Нормально?! – она поставила чашку на стол с таким грохотом, что чай выплеснулся на скатерть. – В наше время дети жили с родителями и заботились о них! А ты... ты...

Я глубоко вздохнул. Этот разговор повторялся уже в сотый раз. Замкнутый круг, из которого, казалось, нет выхода.

– Лена не девка, а моя жена. И это наше решение – съехать. У нас будет ребёнок, нам нужно больше пространства.
– Пространства?! – она театрально всплеснула руками. – В трёхкомнатной квартире тебе мало пространства? Может, вам дворец подавай?

За окном начинался дождь. Мелкие капли барабанили по карнизу, создавая какой-то нервный, рваный ритм. Точь-в-точь как наш разговор.

Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Лены:

"Как всё проходит? Ты справишься? Люблю тебя".

Справлюсь ли я? Хороший вопрос.

– Мама, послушай...
– Нет, это ты послушай! – она резко поднялась, и её тень на стене стала огромной, почти зловещей. – Я всю жизнь положила на тебя! Ночами не спала, когда ты болел! Недоедала, чтобы тебе купить все эти... компьютеры твои! А теперь ты меняешь меня на первую встречную!

Первую встречную? Мы с Леной вместе уже пять лет.

– Мам, ты несправедлива.
– Я несправедлива?! – её голос сорвался на крик, отразился от стен, ударил по барабанным перепонкам. – А как назвать то, что ты делаешь?

Я отвернулся к окну. Дождь усилился, превратился в ливень. Листья на клёне дрожали под натиском стихии, но держались. Упрямо так. Как я.

– Предательство... – прошептала она, и в этом шёпоте было столько боли, что я физически ощутил свою вину.
– Мама, это не...
– Твой отец был прав, – перебила она, и я напрягся. Отца она обычно не вспоминала.

– Он говорил:

"Вырастет – и забудет".

А я ему:

"Нет, мой сыночек не такой". И кто из нас оказался прав?

Комок подкатил к горлу. Отец ушёл от нас, когда мне было семь. Просто собрал вещи и исчез. Ни звонков, ни писем, ни алиментов. Мама тянула меня одна, это правда. И она действительно многим жертвовала ради меня.

Но сейчас... сейчас она нарочно давила на больное.
– Я не забываю тебя, мама. И не бросаю. Мы будем жить в десяти минутах от тебя. Будем видеться каждые выходные. Я буду помогать финансово, ты же знаешь.

– Деньги? – она горько усмехнулась. – Тебе кажется, что меня интересуют твои деньги? Мне нужен мой сын рядом! Неужели это так сложно понять?

Я подошёл к ней, попытался взять за руку, но она отстранилась.

– Мама, я тебя люблю. Но я взрослый человек. У меня своя семья теперь. Пойми, пожалуйста.
– Твоя семья — это я! А эта... эта...
– Её зовут Лена, мама. И она никогда не сделала тебе ничего плохого.

Мама фыркнула, словно услышала что-то невероятно глупое.

– Ничего плохого? Она забрала тебя у меня! Разве этого мало?

Я устало потёр переносицу. Как объяснить ей, что никто никого не забирал? Что можно любить двух людей одновременно, по-разному, но одинаково сильно?

– Мам, Лена беременна. Ты станешь бабушкой через пять месяцев. Разве ты не рада?
На мгновение в её глазах мелькнуло что-то... удивление? растерянность? надежда? Но тут же погасло, сменившись привычной горечью.
– Конечно, она беременна. Идеальная стратегия, чтобы окончательно оторвать тебя от матери. Уверен, что это твой ребёнок?

Я отшатнулся, словно она меня ударила. Фактически так и было — ударила, только не рукой, а словами, да так, что перехватило дыхание.

– Как ты можешь... – начал я, но она не дала мне закончить.

– Нет, как ты можешь?! Я не переживу этого, слышишь? Не переживу! – её голос задрожал, на глазах выступили слёзы. – Если ты уйдёшь... если вы съедете... я не знаю, что сделаю с собой!

Вот оно. Финальный аккорд. Манипуляция в чистом виде. И самое страшное — она действовала. Я чувствовал, как внутри всё сжимается от страха и вины.

Снова завибрировал телефон. На этот раз Лена звонила. Я бросил взгляд на экран, но отвечать не стал. Не сейчас.

– Мама, ты не сделаешь с собой ничего плохого. Ты сильная. Ты справишься.
– Ты так в этом уверен? – она горько усмехнулась. – Ты готов рискнуть жизнью своей матери ради... удобства?
Я закрыл глаза. Глубокий вдох. Выдох. Ещё раз.

– Это не шантаж, мам. Это нечестно.

– Нечестно? – она покачала головой. – Знаешь, что нечестно? Когда ты всю жизнь жертвуешь ради ребёнка, а потом он вышвыривает тебя, как ненужную вещь!
– Никто никого не вышвыривает, – в сотый раз повторил я, чувствуя, как истончается моё терпение. – Мы просто хотим жить своей жизнью. Это нормально, мам. Так устроен мир.
– В моём мире дети не бросают своих родителей, – отрезала она.

Мы замолчали. За окном уже не просто шёл дождь — разверзлись настоящие небесные хляби. Порывы ветра швыряли струи воды в стекло с такой силой, что казалось, оно вот-вот треснет.

Я подумал о Лене, которая сейчас одна, в нашей съёмной квартире, волнуется, ждёт. О малыше, который растёт у неё под сердцем. О том, как мы выбирали имена вчера вечером, смеялись, спорили, мечтали.
А потом посмотрел на мать. Постаревшую, одинокую, испуганную. Она действительно боялась остаться одна. И я не мог её за это винить.

Но и себя — тоже не мог.

– Мам, – мой голос прозвучал неожиданно твёрдо. – Я тебя люблю. Всегда любил и буду любить. Но я не могу жить твоей жизнью. И не позволю тебе жить моей.

Она вздрогнула, словно от пощёчины.

– Что это значит?
– Это значит, что мы с Леной всё равно съедем. В следующую субботу. И я очень надеюсь, что ты примешь это решение и останешься частью нашей жизни. Потому что твой внук или внучка заслуживает бабушку. А мы заслуживаем поддержки, а не... вот этого всего.

Я широко обвёл рукой комнату, подразумевая не стены и мебель, а то тяжёлое, душное, что возникало, между нами, каждый раз, когда заходил разговор о самостоятельности.

– Значит, решение уже принято, – она опустила глаза. – Без меня. Как всегда.
– Мама...
– Уходи, – она отвернулась. – Просто уходи. Раз уж тебе так не терпится избавиться от меня.

Я стоял, не двигаясь, глядя на её поникшие плечи, на руки, теребящие край скатерти, на седые волосы, которых, кажется, стало больше за последний год.

– Я позвоню тебе завтра – сказал наконец. – Мы можем поужинать вместе. Все вместе. Ты, я и Лена.

Она не ответила. Только дёрнула плечом, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

Я вздохнул, взял куртку, зонт и направился к двери. На пороге остановился.
– Знаешь, мам... Отец ушёл не потому, что я вырос. А потому, что вы с ним так и не научились уважать границы друг друга.

Дверь за мной закрылась с тихим щелчком. В подъезде пахло сыростью, жареной рыбой и почему-то — осенними листьями. Я достал телефон и набрал Лену.

– Привет, родная. Да, всё в порядке. Еду домой. Купить что-нибудь по дороге?

Спускаясь по лестнице, я чувствовал странную лёгкость. Будто с плеч сняли невидимый, но очень тяжёлый груз. Груз чужих ожиданий, несбывшихся надежд, манипуляций и страха.

Я знал, что всё ещё будет непросто. Что мама не сдастся так легко, что впереди ещё много тяжёлых разговоров, слёз и обвинений. Но первый шаг был сделан. И, кажется, в правильном направлении.

На улице ливень почти прекратился. Лишь мелкие капли всё ещё падали с неба, но уже без прежней ярости — скорее, задумчиво и неторопливо. Словно природа тоже выдохнула после эмоциональной бури.

Я раскрыл зонт и шагнул под дождь. Навстречу новой жизни, в которой, я надеялся, найдётся место для всех, кого я люблю. Но на моих условиях. На наших с Леной условиях.

И почему-то мне казалось, что мама в конце концов это примет. Потому что за всеми её страхами и манипуляциями пряталась любовь. А любовь, настоящая любовь, не держит на цепи. Она отпускает. И верит, что отпущенный — вернётся.

Просто иногда нужно время, чтобы это понять.

– Она никогда меня не примет, – вздохнула Лена, осторожно поглаживая округлившийся живот. – Никогда.

***

Прошло три недели с того памятного разговора. Мы с Леной уже неделю как жили в съёмной квартире — светлой, просторной, с видом на парк и детской площадкой во дворе. Идеальное место для нашей маленькой, но растущей семьи.

Я подсел к ней на диван, обнял за плечи.

– Дай ей время. Она просто... боится перемен.
Лена хмыкнула:
– Боится перемен? Серьёзно? Она меня ненавидит, Дим. Считает разлучницей, воровкой, бог знает кем ещё. На нашем "семейном" ужине она так сжимала вилку, что я думала, она меня проткнёт.

Я не мог с этим спорить. Тот ужин вышел катастрофическим. Мама была холодна как лёд, отвечала односложно, а когда Лена попыталась рассказать про УЗИ и показать снимки малыша, демонстративно уткнулась в телефон.

– Она привыкнет – сказал я с большей уверенностью, чем чувствовал. – Когда родится малыш...
– Когда родится малыш, станет только хуже, – перебила Лена. – Она будет критиковать всё: как я его держу, как кормлю, как одеваю. Будет настраивать его против меня. Будет говорить, что он похож на тебя, а не на "эту".

Меня кольнуло раздражение:

– Ты несправедлива к ней. Она не такая.
– Нет? – Лена приподняла бровь. – А кто говорил мне, что она намекала на то, что ребёнок может быть не от тебя? Ты сам это рассказывал, Дим. Или уже забыл?

Я помассировал виски. Головная боль, ставшая моим постоянным компаньоном в последние недели, снова давала о себе знать.

– Не забыл. Но она была расстроена, она не подумала...
– О, конечно! – Лена всплеснула руками. – Она всегда "не подумала", "не хотела", "просто расстроилась"! А то, что я вынуждена выслушивать обвинения в неверности — это ничего, да? Подумаешь!

Я почувствовал, как внутри поднимается волна раздражения. На маму — за её неспособность принять мой выбор. На Лену — за категоричность. И на себя — за то, что оказался между двух огней и не знал, как потушить этот пожар.

– Лен, давай не будем...

Звонок телефона прервал меня на полуслове. На экране высветилось "Мама". Я замер, не зная, брать ли трубку. Лена проследила за моим взглядом и поджала губы.

– Ответь. Вдруг что-то важное.

Я нажал на зелёную кнопку:

– Алло?
– Дима, – голос мамы звучал странно. Напряжённо, будто она сдерживала... что? Слёзы? Гнев? – Ты можешь приехать? Один.

Я нахмурился:

– Что случилось?
– Ничего. Просто нужно поговорить. Глаза в глаза.

Я бросил взгляд на Лену. Она демонстративно отвернулась, делая вид, что увлечена телевизором.

– Мам, я не уверен, что сегодня получится. Мы с Леной собирались...
– Пожалуйста, – прервала она, и в её голосе прозвучало что-то такое, от чего у меня сжалось сердце. – Это важно, Дима. Очень важно.

Я вздохнул:

– Хорошо. Буду через час.

Закончив разговор, я повернулся к Лене:

– Мне нужно к маме. Она говорит, это важно.
Лена усмехнулась, но в этой усмешке не было ни капли веселья:
– Конечно, важно. У неё всё всегда важно. Только я почему-то всегда оказываюсь на втором плане.

– Лен, ну перестань. Я просто съезжу, узнаю, что случилось, и вернусь. Максимум пара часов.

– Дим, – она посмотрела мне прямо в глаза, – я не против, чтобы ты навещал маму. Правда. Но я против того, чтобы ты срывался по первому её звонку, особенно когда мы планировали провести вечер вместе.

Я моргнул:

– А мы планировали?

– Вот именно, – тихо сказала она. – Ты даже не помнишь, да? Мы собирались посмотреть курсы для будущих родителей. Выбрать, на какой записаться.

Да. Я действительно забыл. С переездом, работой и постоянными звонками от мамы, последние недели слились для меня в один бесконечный день.

– Прости, – я сел рядом, попытался взять её за руку, но она отстранилась. – Давай перенесём на завтра? Я быстро съезжу к маме и вернусь. Обещаю.

Лена встала, поправила футболку, натянувшуюся на животе:

– Не надо обещать то, чего не можешь выполнить. Езжай к маме. А я, пожалуй, лягу спать пораньше. Что-то устала.

И она ушла в спальню, тихо прикрыв за собой дверь. Не хлопнула, не стукнула – просто закрыла. И от этого спокойствия мне стало ещё больше не по себе.

Я сидел на диване, глядя на закрытую дверь спальни, и чувствовал, как внутри нарастает тревога. Словно я стою на перекрёстке и, куда бы ни пошёл, везде ждут неприятности.

Телефон снова завибрировал. Сообщение от мамы: "Ты скоро?"

Я вздохнул, поднялся, схватил ключи и куртку. У двери спальни на секунду замешкался, хотел постучать, что-то сказать... но не стал. Лена делала вид, что спит, а я делал вид, что верю.

Проще было уйти.

По дороге к маме я думал о том, какой стала моя жизнь за последний месяц. Я словно разрывался между двумя мирами. Между двумя любимыми женщинами, каждая из которых тянула меня на свою сторону. И с каждым днём этот разрыв становился всё болезненнее.

Я парковался у маминого дома, когда зазвонил телефон. Лена.

– Алло?
– Дим, я... – её голос звучал странно. Сдавленно, будто ей трудно говорить. – Мне кажется, что-то не так.

Я напрягся:

– В каком смысле?
– С малышом. У меня... болит живот. И спина. И какие-то странные... ощущения.

Волна паники накрыла меня с головой:

– Ты вызвала скорую?

– Нет, я... Я не знаю, может, это просто ложная тревога. Не хочу поднимать панику...

– Лена! – я уже заводил машину. – Вызывай скорую! Сейчас же! Я еду домой!
– А как же мама? – тихо спросила она.

– К чёрту маму! – выпалил я, и тут же пожалел о своих словах. – Прости. Я хотел сказать, что сейчас это не важно. Вызывай скорую. Я буду через пятнадцать минут.

Я уже собирался отключиться, когда в трубке раздался стон. Такой болезненный, что у меня похолодело внутри.

– Лена?! Лена, ты слышишь меня?

Тишина. Потом шорох, будто телефон упал.

– Лена! – закричал я.
И тут я услышал её голос, тихий, прерывающийся:
– Дим... кажется...
Мир вокруг пошатнулся. В голове билась только одна мысль: «Только не это, пожалуйста, только не это».

– Держись! Я еду! – я бросил телефон на пассажирское сиденье, вдавил педаль газа в пол и помчался домой, игнорируя все правила дорожного движения.

Перед глазами стояло лицо Лены, бледное, искажённое болью. И где-то на периферии сознания маячило лицо мамы, ждущей меня у себя дома.

Я сделал выбор. И молился всем богам, чтобы не было слишком поздно.

Под колёсами машины шуршал асфальт, сливаясь с биением моего сердца в один отчаянный ритм:
«Успеть, успеть, успеть...»

Я ворвался в квартиру, сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди. Дверь была не заперта — Лена, видимо, успела её открыть. В прихожей стояла тишина, только слышалось прерывистое, хриплое дыхание из спальни.

— Лена!

Я бросился внутрь. Она лежала на кровати, скрючившись, лицо покрыто испариной, пальцы впились в простыню.

— Скорая... — прошептала она, — уже едет...

Я схватил телефон… — диспетчер подтвердил, что бригада в пути. Оставалось только ждать. Но ждать было невозможно.

— Всё будет хорошо, — бормотал я, сжимая её руку, — держись, родная...
— Болит... — она зажмурилась, и по её щекам потекли слезы.

Я чувствовал себя беспомощным. Ничего нельзя было сделать, кроме как быть рядом.

***

В больнице время растянулось в бесконечность. Врачи увезли Лену на осмотр, а я остался в коридоре, кусая губы до крови. Телефон в кармане вибрировал — мама. Я проигнорировал.

Через час вышел врач.
— Угроза выкидыша — сказал он, и мир на секунду перестал существовать. — Но сейчас стабилизировали. Будем наблюдать.
— Ребёнок...?
— Пока всё в порядке. Но ей нужен полный покой. Никаких стрессов.

Я кивнул, словно мог контролировать стресс. Как объяснить это маме?

Дверь палаты приоткрылась. Лена лежала бледная, с капельницей в руке.

— Прости... — прошептала она.
— Ты ни в чём не виновата, — я прижал её ладонь к своим губам.
— Я так испугалась...

Я знал, что должен сказать. Что не может быть больше так.

— Она больше не будет вмешиваться в нашу жизнь.

Лена посмотрела на меня усталыми глазами.

— Ты не можешь ей этого запретить.
— Могу.

Я достал телефон. Набрал номер.

— Мама, — сказал я твёрдо, — Лена в больнице. Из-за стресса. Она чуть не потеряла ребёнка.

Тишина в трубке. Потом тихий, сдавленный голос:

— Я... я не хотела...

— Но так получилось.

Она заплакала. Впервые за много лет.

— Я не знала...
— Теперь знаешь.

Я положил трубку. Лена смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Она твоя семья, Дим. Что бы, между нами, ни происходило, она любит тебя.

Я посмотрел на неё с недоумением:

– Ты серьёзно сейчас беспокоишься о моей маме? После всего, что случилось?
— Абсолютно.

Я взял её руку, положил на её живот.

***

Дверь палаты вдруг распахнулась – без стука, резко, – и на пороге появилась... моя мать.

– Дима! – она влетела в палату, бледная, растрёпанная, с красными от слёз глазами. – Я чуть с ума не сошла!
– Что... что же всё-таки случилось?

Я встал, загораживая собой Лену, как будто мог защитить её от новой боли:

– Мама, сейчас не время. Пожалуйста, уйди.
– Нет, – вдруг сказала Лена. – Пусть останется.

Я удивлённо повернулся к ней:

– Ты уверена?

– Да, – она кивнула, и я заметил странную решимость в её глазах. – Мы все семья, Дим. Хорошо это или плохо.

Мама неуверенно подошла к кровати. Её взгляд скользил по капельнице, по бледному лицу Лены, по приборам вокруг.

– Что произошло? – спросила она уже тише.
– Мы чуть не потеряли ребёнка – сказала Лена просто, и эти слова повисли в воздухе тяжёлым облаком.

Мама побледнела ещё сильнее:

– О господи...

И вдруг, к моему изумлению, она села на край кровати и взяла Лену за руку:

– Деточка, я... Я даже не знаю, что сказать...
Лена слабо улыбнулась:
– Ничего говорить не нужно, Нина Петровна. Просто... побудьте с нами.

Я смотрел на них – двух женщин моей жизни, которые, казалось, никогда не найдут общий язык, – и не верил своим глазам.

– Дима так и не доехал вчера, – продолжала Лена. – Он рванул ко мне, как только я позвонила. Но я знаю, что у вас была назначена важная встреча. Надеюсь, ничего страшного, что она сорвалась?

Мама вдруг опустила глаза, и на её лице отразилось... что это было? Стыд?

– Нет, ничего важного – сказала она тихо. – Просто... глупости.
– А всё-таки? – настаивала Лена, и я впервые заметил, какая она упрямая. Даже в такой ситуации.

Мама вздохнула:

– Я хотела... Я собиралась попросить у Димы прощения. За своё поведение. И... показать ему кое-что.

Она полезла в сумку и достала небольшой пакет.

– Вот, – протянула его мне. – Я купила это для малыша. Вчера.
Я взял пакет, заглянул внутрь. Там лежал крошечный вязаный комбинезон – жёлтый, с вышитым котёнком на груди. Такой маленький.

Горло перехватило.

– Мам...

– Я не знала, кто родится, поэтому выбрала нейтральный цвет, – торопливо заговорила она, словно боялась, что я её перебью. – И котёнок... мне показалось, это мило. Но если вам не нравится, я могу...
– Это прекрасно, – тихо сказала Лена, и я увидел, как в её глазах стоят слёзы. – Спасибо вам.

– Я думала о том, что ты сказал, Дима, – продолжала мама, глядя теперь на меня. – Про отца. Про границы. И... ты прав. Я всю жизнь боялась одиночества, и поэтому цеплялась за тебя. Заставляла тебя быть моим якорем, моим смыслом. Это было... нечестно.

Я застыл, не веря своим ушам. Моя мать, гордая, упрямая, никогда не признающая своих ошибок – и вдруг такие слова?

– Когда ты не приехал вчера и не отвечал на звонки, я испугалась, – продолжала она, теребя ремешок сумки. – Сначала злилась, конечно. Думала: «Вот, выбрал эту свою... жену». А потом начала волноваться…

Лена протянула руку и накрыла ею мамину ладонь:

– Нина Петровна, мы все совершаем ошибки. Я тоже была не права, когда пыталась оттянуть Диму полностью на свою сторону. Мне казалось, что это соревнование – кого он любит больше. А это глупо, правда?

Мама кивнула, не отнимая руки:

– Глупо. Любовь ведь не пирог, который нужно делить на куски. Её становится только больше, когда делишься.

Я смотрел на них, и что-то тёплое и светлое разливалось в груди, вытесняя холод и отчаяние последних часов. Надежда. Крошечная, хрупкая, но надежда.

– Знаете, – вдруг сказала мама, – если хотите, я могу приходить к вам готовить. Раз в неделю. Лене ведь нужно восстанавливаться, правильно питаться. А я умею отличные супы варить. И уходить буду вовремя, обещаю.

Лена улыбнулась – впервые за всё утро по-настоящему:

– Это было бы замечательно, Нина Петровна.

Я не выдержал – обнял её, крепко. А потом наклонился и поцеловал Лену – нежно, осторожно, боясь причинить ей боль.
– Мы справимся – сказал я, глядя в её глаза. – Со всем справимся. Вместе.

Она кивнула, и в её взгляде, несмотря на всю боль и усталость, я увидел согласие.

Мы прошли через эти испытания. И видимо только сейчас поняли, что обрели семью. Настоящую семью, где есть место для каждого. Где любовь не делят, а приумножают.

А за окном снова пошёл дождь. Но теперь он звучал не как угроза, а как обещание. Начала. Новой жизни.

Рекомендую:

Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.

-2