— Вера, а правда, что ты от Степана ушла? — Нюрка подсела ко мне, когда я развешивала выстиранное белье на веревке за домом.
Я замерла с мокрой простыней в руках. Сплетни в нашей деревне разносились быстрее ветра. Всего два дня назад я собрала свои немногочисленные вещи и вернулась в отчий дом, а уже все знают.
— Не ушла я, Нюр. Перерыв взяла, — ответила я, тщательно расправляя складки на простыне.
— Перерыв? — Нюрка прищурилась, поправляя выбившиеся из-под платка рыжие пряди. — Какой еще перерыв? Замужество — это тебе не колхозная работа, чтобы перерывы брать.
Солнце припекало затылок, руки были влажными от белья. Я глубоко вздохнула.
— Пойдем в тень, что ли, — кивнула я на старую яблоню. — Расскажу, раз уж пришла.
Мы устроились под яблоней. Я смотрела на свои руки — загрубевшие, с обломанными ногтями, с проступающими венами. В двадцать пять у меня руки как у старухи.
— Избил он меня, Нюра, — тихо сказала я, глядя куда-то мимо подруги. — Очень сильно избил.
Нюркины глаза стали круглыми как блюдца.
— Господи, Верка! Да ты что?! Степан же вроде смирный...
— Смирный, пока трезвый, — я машинально потерла шею, где еще виднелись следы от пальцев. — Пятый год замужем, пятый год это терплю. Думала, образумится, детей заведем — остепенится. А он все хуже и хуже.
Нюрка придвинулась ближе, взяла мою руку.
— А чего молчала-то все эти годы? Мы ж подруги.
Я горько усмехнулась.
— А что говорить? "Муж бьет"? Так полдеревни с этим живет. Терпят же как-то.
— Не все терпят, — тихо возразила Нюрка. — Вон, Машка от своего Витьки к матери ушла, когда он руку ей сломал. И правильно сделала.
Я вздохнула. Может, и правильно. Только Машке было куда идти — мать у нее хозяйство держит, дом большой. А мне? В родительском доме только батя остался после маминой смерти, сам еле концы с концами сводит.
— Вера, — Нюрка серьезно посмотрела мне в глаза, — а ты его любишь еще? Степана-то?
Вопрос застал меня врасплох. Любовь? Что от нее осталось после пяти лет унижений?
— Не знаю, Нюр. Иногда мне кажется, что и не любила никогда. Так, придумала себе, что любовь. Молодая была, глупая.
А ведь правда, все тогда по-другому казалось. Пять лет назад Степан был первым парнем на деревне. Высокий, статный, на гармошке играл так, что девки штабелями укладывались. И из всех выбрал меня — тихую, неприметную Верку.
Я работала тогда в сельской библиотеке после техникума культуры. Степан зашел однажды за какой-то книгой по ремонту — он механиком в колхозе работал. Так и познакомились.
— Гляди-ка, — шутил он, — сельский механик и сельский библиотекарь. Прямо интеллигенция деревенская!
На свидания приходил с полевыми цветами. Читал мне стихи Есенина, неумело, запинаясь, но от души. Кто ж знал, что после свадьбы все изменится.
Первый раз он меня ударил через три месяца после свадьбы. Из-за пересоленного супа. Потом плакал, просил прощения, клялся, что никогда больше. И я поверила, конечно.
Второй раз — когда я задержалась в библиотеке. Приревновал к новому учителю математики. Потом были третий, четвертый, десятый разы...
А мама моя перед смертью взяла с меня слово, что я семью сохраню.
"Мужа нужно беречь, Верочка," — говорила она. — "Без мужика в деревне пропадешь."
Степан буйным становился, только когда выпивал. А пил он все чаще и чаще.
— Эй, Верка, ты где витаешь? — Нюркин голос вернул меня в реальность.
— Извини, задумалась, — я поднялась и отряхнула юбку. — Пойду, допрополаскиваю белье.
— Погоди ты с бельем! — Нюрка схватила меня за руку. — Что дальше-то делать будешь? К Степану вернешься?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Батя говорит, что место женщины при муже, что бы ни случилось.
— А ты что думаешь?
Я подняла глаза к небу. Оно было таким ясным, безоблачным. Свободным.
— Боюсь я, Нюра. В следующий раз он может... совсем прибить.
— Так не возвращайся! — горячо воскликнула подруга. — Ты молодая, красивая! Жизнь только начинается!
Я горько рассмеялась:
— Какая жизнь? Куда я пойду? С бабьей долей в нашей деревне все ясно — от печи до поля, от поля до печи. А одинокой бабе и того хуже.
Нюрка вдруг схватила меня за плечи:
— А помнишь, ты мечтала учиться дальше? В город хотела, в институт поступить?
Я вздрогнула. Конечно, помню. До замужества я грезила об институте культуры, хотела стать настоящим библиотекарем, может, даже преподавать потом. Но потом появился Степан, и мечты отступили на второй план.
— Это все детские фантазии, Нюр.
— Почему фантазии? — не унималась она. — Тебе всего двадцать пять! Моя сестра в тридцать институт закончила, между прочим.
В этот момент со стороны улицы послышался шум. Мы обе повернулись и увидели Степана. Он шел неровной походкой, явно нетрезвый, размахивая руками и что-то выкрикивая.
— Верка! — заорал он, заметив нас. — А ну иди сюда, стерва! Хватит прятаться!
Меня как ледяной водой окатило. Колени задрожали, во рту пересохло.
— Иди в дом, — шепнула Нюрка, — я его задержу.
— Нет, — я сжала кулаки. — Хватит бегать.
Степан приближался, его лицо исказилось от гнева:
— Что, сбежала? Думала, я не найду? Собирай вещи, домой пойдем!
Я почувствовала, как внутри поднимается что-то новое, незнакомое. Не страх, нет. Злость. Чистая, яростная злость.
— Никуда я с тобой не пойду, Степан, — мой голос звучал удивительно твердо.
Он остановился в паре шагов от меня, удивленный моим тоном:
— Чего сказала?
— Не пойду с тобой. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
Лицо Степана побагровело:
— Ах ты... — он замахнулся.
В этот момент из дома вышел мой отец. Не говоря ни слова, он встал между мной и Степаном.
— Уходи, сынок, — тихо, но твердо сказал батя. — И не приходи больше.
— Ты... Ты не имеешь права! — Степан брызгал слюной. — Она моя жена!
— Я больше не твоя жена, — сказала я, выглядывая из-за отцовского плеча. — И никогда ею не буду. Хватит, натерпелась.
Степан опустил руку, глядя на меня с недоумением. Потом развернулся и, пошатываясь, побрел прочь, бормоча проклятия.
Когда он скрылся из виду, ноги у меня подкосились. Батя подхватил меня и помог дойти до крыльца.
— Прости, дочка, — вдруг сказал он. — Это я во всем виноват. Надо было раньше тебя защитить.
Я с удивлением посмотрела на отца:
— А как же "место женщины при муже"?
Он покачал головой:
— Дурак я старый. Жизнь твоя важнее всех этих разговоров. Мать бы меня не простила, если б я тебя в гроб загнал такими советами.
Прошло три месяца.
Жаркое лето сменилось прохладной осенью. Я сидела на веранде деревенского дома, укутавшись в плед, и перечитывала письмо из областного центра.
— Ну что там пишут? — нетерпеливо спросила Нюрка, подсаживаясь рядом.
Я не могла сдержать улыбку:
— Приняли! В институт культуры, на заочное! Представляешь?
Нюрка радостно взвизгнула и обняла меня:
— Я же говорила! Говорила ведь!
После ухода от Степана жизнь моя изменилась до неузнаваемости. Сначала было страшно — он приходил, угрожал, пытался силой увести. Но батя и соседи каждый раз вставали на мою защиту.
Однажды в нашу библиотеку приехала комиссия из областного управления культуры. Мария Петровна - член этой комиссии долго со мной беседовала.
— А почему вы не продолжили образование, Вера? У вас определенно есть способности. Так что я предлагаю вам учиться и стать заведующей сельской библиотекой.
Через месяц я стала студенткой института и получила новую должность.
Степан, как ни странно, притих. Говорят, загулял с продавщицей из соседней деревни. И пусть. На развод я уже подала.
— А страшно? — спросила Нюрка, глядя на меня с восхищением.
— Страшно, — честно призналась я. — Но знаешь, что я поняла, Нюр? Счастье — оно не в замужестве и не в том, чтобы "как у всех". Оно в том, чтобы быть собой.
— Веркино счастье, — усмехнулась Нюрка. — Кто бы мог подумать.
Я посмотрела на багряные листья клена, кружащиеся в прозрачном осеннем воздухе. Впереди была целая жизнь — моя собственная жизнь. И это было настоящее счастье.
Время летело незаметно.
Со Степаном я развелась. И наконец-то почувствовала себя счастливой.
— Вера Николаевна, привезли новую литературу! — крикнула Таня, моя помощница.
Был теплый майский день. Я как раз расставляла журналы на стеллаже, когда услышала шум подъехавшей машины.
— Иду! — ответила я, поправляя волосы.
Теперь я носила стрижку — короткую, удобную. Мария Петровна при последнем визите сказала, что так я выгляжу современнее.
В библиотеку приехал молодой симпатичный мужчина с серыми глазами. На вид ему было около тридцати пяти. Этот мужчина был с десятилетним мальчиком.
— Добрый день, Вера Николаевна! Мы к вам… — мужчина улыбнулся.
Я кивнула и пожала протянутую руку:
— Да, конечно. Чем могу помочь?
— Меня зовут Василий Петрович, — представился он. — А это мой сын, Митя. Мы переехали в вашу деревню недавно, я новый учитель физики в школе.
— А я в третьем классе! — гордо добавил мальчик.
Я улыбнулась:
— Очень приятно познакомиться. Проходите, покажу вам нашу библиотеку.
Пока я показывала им книжные полки и рассказывала о часах работы, Митя с любопытством изучал детский уголок, а его отец внимательно слушал, изредка задавая вопросы.
— У вас удивительно уютно, — заметил он, когда экскурсия завершилась. — В городских библиотеках такого нет.
— А вы из города? — поинтересовалась я, предлагая им присесть за стол.
Василий кивнул:
— Из областного центра. Но мне всегда хотелось жить ближе к природе. А когда в вашей школе освободилось место учителя физики... — он развел руками. — Решил, что это знак.
— Пап, смотри, тут есть "Хоббит"! — воскликнул Митя, держа в руках потрепанную книгу. — Можно взять почитать?
— Конечно, — я улыбнулась. — Читательские билеты вам сейчас оформим.
Василий внимательно наблюдал за моей работой.
— Митя, а где же твоя мама? — спросила я с любопытством.
Лицо Василия на мгновение помрачнело:
— Она умерла три года назад. Онкология.
— Простите, — смутилась я. — Не хотела бередить раны.
— Ничего, — он слабо улыбнулся. — Время лечит. Мы с Митей научились жить дальше.
Когда они уходили, Василий вдруг обернулся:
— Вера Николаевна, а вы не могли бы подсказать, где тут можно рыбу половить? Митя очень просит.
— На речке за мельницей самое удачное место, — ответила я. — Я могла бы... показать в выходные.
Он улыбнулся:
— Буду очень признателен.
***
— Ты что, с ума сошла? — Нюрка смотрела на меня округлившимися глазами. — На рыбалку? С мужиком незнакомым?
— Он не незнакомый, — возразила я, перебирая вишню для варенья. — Он учитель.
Мы сидели на веранде моего дома. После работы Нюрка забежала "на минуточку" и уже третий час не могла уйти, выпытывая подробности о "новеньком учителе".
— Учитель, не учитель — какая разница? — фыркнула подруга. — Мужик — он и в Африке мужик. Тебе после Степана сразу в омут кидаться?
Я тяжело вздохнула:
— Нюр, я просто покажу человеку, где рыба клюет. Ничего больше.
— Ага, — усмехнулась она, — а глаза у тебя блестят, как у кошки при виде сметаны.
Я почувствовала, как щеки заливает румянец.
— Ничего у меня не блестит. И вообще, я не готова ни к каким отношениям.
— Так я и поверила, — Нюрка покачала головой. — Только смотри, осторожнее будь. Мужики они все одинаковые.
— Не все, — вдруг сказала я, удивляясь собственной уверенности. — Не все одинаковые, Нюр.
В субботу утром я нервничала так, будто шла на первое свидание. Перемерила три платья, прежде чем вспомнила, что иду на рыбалку, а не на танцы. В итоге надела простые брюки и клетчатую рубашку.
Василий с Митей ждали у моста. Мальчик радостно подпрыгивал, держа в руках удочку.
— Вера Николаевна! — закричал он, заметив меня. — А мы червяков накопали! Целую банку!
Я рассмеялась:
— Молодец! Значит, без улова не останемся.
Василий смотрел на меня с легкой улыбкой:
— Спасибо, что согласились показать место. Мы с Митей полные профаны в рыбалке.
— Ничего, научитесь, — я махнула рукой. — Пойдемте, нам туда, через поле.
Мы шли по узкой тропинке и наслаждались свежим воздухом.
— Хороший у вас сын, — заметила я.
— Спасибо, — в голосе Василия слышалась гордость. — После смерти Лены он стал моей опорой. Представляете? Семилетний мальчишка, а таким мужественным оказался.
— Детей часто недооценивают, — сказала я. — Они сильнее, чем кажутся.
Василий внимательно посмотрел на меня:
— А у вас есть дети?
Я покачала головой:
— Нет. Не сложилось.
Я не стала говорить, что благодарила судьбу за отсутствие детей в браке со Степаном. За то, что не пришлось выбирать между собственным спасением и благополучием ребенка.
Словно почувствовав напряжение, Василий сменил тему:
— А давно вы работаете в библиотеке?
И я рассказала — про техникум, про мечты об институте, про то, как Мария Петровна помогла мне поверить в себя. О Степане умолчала — не хотелось омрачать этот солнечный день.
На берегу реки мы расположились в тени старых ив. Расстелили старый плед и долго говорили, ловили рыбу, весело проводили время.
Осень в этом году выдалась теплой и яркой. Мы часто гуляли по лесу, собирали грибы и ягоды. Василий совсем не был похож на Степана. Он был внимательным, мягким, умел слушать. После нашей первой рыбалки прошло почти три месяца, прежде чем он решился пригласить меня на настоящее свидание — в районный центр, в кафе.
Нюрка, помогая мне собираться, качала головой:
— Смотри-ка, как у тебя все серьезно. А говорила — не готова к отношениям.
Я улыбнулась, разглаживая складки на новом платье:
— Сама не ожидала, Нюр. С ним так... спокойно.
— Главное, чтобы не скучно, — хмыкнула подруга.
Но с Василием никогда не было скучно. Мы могли часами говорить о книгах, о преподавании, о жизни. Он рассказывал о своих учениках, я — о читателях. Он делился своими планами на будущее, и в этих планах постепенно появлялась я.
***
В ноябре, когда первый снег укрыл деревню белым покрывалом, мы сидели у меня дома. Батя деликатно ушел к соседу, оставив нас вдвоем. Митя спал в соседней комнате — уснул, пока я читала ему сказку.
— Вера, — Василий взял меня за руку, — я хочу тебе кое-что сказать.
Его голос звучал так серьезно, что я напряглась.
— Что-то случилось?
— Нет, — он покачал головой. — Просто... Я давно хотел сказать, что... люблю тебя. Я знаю, что ты была замужем и понимаю, если ты не готова...
Эти слова словно остановили время.
Я прервала его, положив палец на губы:
— Я тоже тебя люблю, Вася.
И это была правда. Чистая, простая правда, в которой не было ни страха, ни сомнений.
Весной мы с Василием поженились.
Тихо, без лишней помпы — просто расписались в сельсовете, а потом устроили небольшой праздник для близких друзей.
— Верунь, о чем ты думаешь? — ласково спросил Вася.
Я смотрела на звезды, усыпавшие темное небо:
— О счастье. О том, что год назад я и представить не могла, что буду вот так сидеть рядом с тобой, что у меня будет семья, что я буду любить и чувствовать себя любимой.
Василий крепче прижал меня к себе:
— Знаешь, что такое счастье, Вера? Это когда находишь человека, с которым можешь быть собой. Просто собой, без страха и притворства.
Я положила голову ему на плечо:
— Значит, я абсолютно счастлива.
В окно спальни выглянул сонный Митя:
— Мам, пап, вы скоро? Сказку обещали!
"Мам" — это слово до сих пор отзывалось в моем сердце теплой волной.
— Идем, сынок, — ответил Василий, помогая мне подняться. — Сейчас мама расскажет тебе самую лучшую сказку.
Я посмотрела на этих двоих — моих мужчин, мою семью — и поняла, что именно так и выглядит настоящее Веркино счастье. И пусть путь к нему был долгим и трудным, оно того стоило.