Макар запихивал носки в угол сумки, пока Аня методично раскладывала его футболки стопкой — цветные отдельно от белых. Отчего-то этот порядок в вещах злил его до зубовного скрежета.
— Может, хватит уже? — буркнул он. — Не на парад еду.
Аня дёрнула плечом так резко, что шейный позвонок хрустнул. Она поморщилась, потёрла шею.
— А ты как думал? Вахта — это тебе не на день. Месяц там. Носки нужны чистые.
От слова "носки" Макара передёрнуло. Бытовуха, рутина, какие-то носки, когда вся жизнь коту под хвост летит.
— Слушай, — он сел на край дивана, прогнувшегося под его весом. — Ты вообще понимаешь, зачем я еду?
— А то, — Аня хмыкнула, не глядя на него. Её левый глаз слегка подрагивал, и Макар раньше никогда этого не замечал. — Бабки зашибать на Севере. Все мужики так. Потом оглянуться не успеешь — семья в расход, а он уже с новой.
— Блин, — Макар потёр переносицу. Под пальцами пульсировала жилка. — Ты от Светки своей набралась? Это у неё муж на вахте трёх любовниц завёл, да?
— При чём тут Светка! — Аня швырнула его свитер в сумку так, что молния затрещала. — Просто... все эти сказки про "я быстро, заработаю нам на квартиру", а потом пять лет пройдёт, и что? Вместо собственного жилья — стопка носков по цветам?
Она принялась расстёгивать молнию сумки с таким ожесточением, что та заклинила. Аня дёрнула раз, другой, ломая ноготь, и вдруг заплакала — как-то некрасиво, с подвыванием, размазывая тушь по щекам.
— Да что ты... — Макар протянул руку, но она отшатнулась так, что чуть не упала.
— Не трогай! Вот привыкай! Месяц не будешь трогать!
Его взгляд упал на тумбочку, где стояла их свадебная фотография в рамке. Рамка покосилась, стекло треснуло ещё год назад, когда они в очередной раз переезжали. Так и не починил. Всё времени не было, работа-дом-работа.
— Аня, — Макар почувствовал, как где-то в животе закручивается тугой узел, — ты реально думаешь, что я еду туда... ну... чтобы с кем-то?
Она громко высморкалась и посмотрела на него воспалёнными глазами.
— Не знаю, что думать. Пять лет женаты, а до сих пор съёмную конуру снимаем! А теперь ты ещё и уезжаешь!
Макар встал, подошёл к окну. С пятого этажа их хрущёвки открывался вид на унылый двор с ржавой детской площадкой. Когда они только поженились, Аня мечтала о квартире с видом на парк.
— Ты же сама хотела своё жильё, — в горле першило. — Говорила, мол, хочу ремонт сделать, как хочу, а не как хозяйке угодно.
— Хотела, да! Но не так чтобы... — она опустилась на стул, вцепившись в его свитер.
Свитер этот Макар терпеть не мог. Колючий, с дурацким оленем на груди. Аня связала перед свадьбой, старалась. Уже на локтях протёрся, а выбросить жалко.
— Как "не так"? — он развернулся так резко, что кровь прилила к вискам. — Ипотеку брать, да? Двадцать лет горбатиться на банк?
— Все так живут! — крикнула Аня, комкая в руках свитер.
— Да пока все так живут, вся страна в говне по уши! — выкрикнул Макар и осёкся, увидев, как она побледнела.
Часы тикали на кухне. Из коридора слышалось, как соседский кот царапается в дверь.
— Я хотела как лучше, — голос Ани звучал глухо. — Думала, мы копим на первый взнос... А ты там... найдёшь кого покрасивее...
Макар подошёл и сел перед ней на корточки, как дурак. Колени хрустнули, в пояснице стрельнуло — вот тебе и тридцатник. Старость не за горами, а своего угла нет.
— Я не для этого еду, — он смотрел на её опущенные плечи, и что-то внутри ныло тупой зубной болью. — Я правда хочу заработать на первый взнос. Месяц — и домой.
— А потом ещё месяц, и ещё, — Аня подняла на него глаза, и в них плескалось что-то такое беззащитное, что Макар чуть не задохнулся. — И так все говорят. А потом оказывается, что нашли "новую семью". Как у Нинки Роговой.
На кухне что-то громыхнуло. Они вздрогнули одновременно.
— Это кружка, — Аня вытерла нос рукавом. — С полки упала.
— Твоя любимая? — почему-то спросил Макар. У Ани была дурацкая кружка с надписью "На позитиве", которую он подарил, когда они только съехались.
— А какая разница? — она усмехнулась как-то криво. — Разбилась и разбилась.
В дверь постучали. Шофер, который должен был отвезти Макара в аэропорт. Рейс в шесть утра, а до аэропорта час езды.
— Мне пора, — Макар встал, чувствуя противную слабость в ногах.
Аня кивнула, молча помогла застегнуть сумку. Пальцы у неё тряслись, а лицо застыло как маска.
В машине молчали. Водитель включил радио — какую-то муть про любовь пели сладкими голосами. Макар хотел попросить выключить, но в горле пересохло.
Аня сидела, повернувшись к окну. Макар смотрел на её шею — тонкую, с выступающим позвонком. Когда-то он целовал этот позвонок, а она смеялась, что щекотно.
Аэропорт оглушил их суетой и гулом объявлений. Люди спешили с чемоданами, обнимались, прощались, встречались. Объявили посадку на рейс Макара.
— Ну всё, — он взял сумку, переступил с ноги на ногу. — Я позвоню, как прилечу.
Аня кивнула, кусая губу.
— Слушай, — Макар вдруг схватил её за локоть, царапнув наручными часами по запястью. — Ты... это... в общем, жди меня, ладно?
Она моргнула растерянно.
— В смысле?
— Ну, не уходи к кому-нибудь, — он сам не понимал, что несёт, но остановиться не мог. — Я, блин, серьёзно. Я правда вернусь. И мы решим с этой ипотекой... или как ты там хочешь.
Она неожиданно фыркнула, прикрыв рот ладонью. На безымянном пальце блеснуло обручальное кольцо — тонкое, самое дешёвое, какое смогли купить пять лет назад.
— Ты думаешь, я тут от мужиков отбиваться буду, пока ты на вахте? — в её голосе звучала какая-то странная нотка. — С ума сошёл?
— Не знаю, — честно сказал он. — Я вот... боюсь, что вернусь, а тебя нет.
Она вдруг шагнула к нему и обняла — неловко, задевая сумкой. От её волос пахло шампунем и почему-то луком — вчера жарила котлеты на ужин.
— Дурак, — шепнула она ему куда-то в ключицу. — Я просто не хочу, чтобы ты там... с другими.
— Не буду, — пообещал он, зарываясь носом в её волосы и чувствуя, как щиплет в носу то ли от запаха лука, то ли ещё почему. — Вообще ни с кем. Только деньги заработаю — и домой.
— Последнее объявление на посадку рейса...— прогремело над их головами.
— Тебе пора, — Аня отстранилась, утирая щёки тыльной стороной ладони.
— Пора, — эхом отозвался он.
Она смотрела, как он идёт к стойке. А он всё оборачивался, будто боялся, что она исчезнет, растворится в толпе аэропорта, пока он не видит.
Уже у самого выхода на посадку он обернулся в последний раз. Аня стояла, прижав пальцы к губам. Заплаканная, с потёкшей тушью, в растянутой кофте и стоптанных кроссовках. Его жена. На мгновение ему показалось, что он не увидит её больше. От этой мысли заныло под лопаткой.
Он махнул рукой и шагнул к стойке. Через месяц он вернётся. И они поговорят. По-настоящему поговорят — впервые за пять лет.
Читайте также: