- «Я тебе верю». Глава 85.
- Уходи, ты мне мешаешь, - маленький Эдик выталкивал из комнаты отца.
Аля стояла в коридоре и молча наблюдала за происходящим. Её взгляд был наполнен презрения, будто говорил:
«- Посмотри, что ты сделал с сыном!»
На ночь она почитала сыну сказку, приняла душ и легла рядом с мужем. Через несколько минут её рука, как гибкая змея, начала путешествие по его телу.
Алексей резко сел на диване, сбросив тонкие нежные пальцы.
- Ты что, совсем с ума сошла? - шёпотом спросил он жену.
- Да что такого? Подумаешь, было-то пару раз. Я, например, не спрашиваю тебя, где ты шлялся эти два дня, - она селя рядом с ним, поправляя лямочку прозрачной ночной рубашки, которая больше показывала, чем прикрывала.
- Аля, не начинай, я тебя ни слышать, ни видеть не могу, - он встал с дивана, натягивая одежду.
- А хочешь, я тебе обратное докажу, - она облизнула губы кончиком пухлого языка.
- Фу, блин, что ты делаешь? Завязывай со своей концертной деятельностью! Сегодня я у мамы переночую..
- Вот видишь, ты даже найти себе никого не можешь. Ты любишь меня, не бойся признаться в этом себе... У многих пар после измены начинается совсем другая жизнь.
- Ещё пара слов, и у тебя уже не будет никакой. Я тебя придушу, ты... грязная... похотливая... Да я брезгую тобой, как ты не понимаешь! - он торопливо натягивал футболку, свитер, джинсы.
Аля смотрела на него, суетливого и неловко скачущего на одной ноге, чтобы скорее спрятаться в своей одежде.
- Ладно, сегодня ты у мамы ночуешь, а дальше?
- Потом на развод подам, - короткая молния металлическим шумом подтвердила его слова.
- Но ты понимаешь, что я с ребёнком никуда не съеду? Мы с тобой можем не жить вместе, но ребёнка ты выселить не имеешь права. А это значит, что и я буду жить здесь, пока ему не исполниться восемнадцать, по крайней мере.
Алексей широко улыбнулся, брови непроизвольно поехали вверх. Он истерично рассмеялся, держась за живот.
- Ну ты Алька, жжёшь, конечно! Ты даёшь, я не могу! - он присел рядом с ней на край дивана. - У юриста, наверное, была?
- Была, - горделиво тряхнув распущенными волосами, подтвердила жена.
- Он тебя надоумил? - Алёшка по-прежнему широко улыбался.
- Допустим, - смелость красной сползающей бретельки была совсем не к месту.
- Как следует он тебя надоумил, я надеюсь? После этого решила на юридический пойти? - он сильно толкнул её, в одну секунду разодрав по боковому шву тонкое кружево.
Она прогнулась ему навстречу, мерзкий огонёк блеснул в глазах.
Муж встал, отряхнул джинсы, будто частицы чего-то отвратительного попытались прицепиться к нему. Он осторожно постучал в дверь квартиры напротив, где уже почти десять лет проживала отдельно выселенная им мать.
- Мама... Можно я у тебя переночую? - глядя себе под ноги сказал Алёша.
- Конечно, сынок, заходи, - Антонина Фёдоровна отошла от двери, пропуская его в квартиру. - Я тебе в маленькой комнате постелю сейчас. - Она сгребла старые игрушки, верно караулившие односпальную кровать, достала из шкафа постельные принадлежности. Открыла форточку, отодвинув цветастую красно-жёлтую штору.
Женщина изо всех сил старалась, но из впалой груди то и дело вырывался тяжёлый печальный вздох. Говорить сыну «Ну вот, я же тебе говорила! Не послушал ты меня!» - не было никакого смысла. Зияющая трещина в жизни сына расползалась на глазах, открывая неприглядную правду.
- Ты голоден, Алёша? У меня голубцы есть... - Антонина Фёдоровна посмотрела на сына, который невидящим взглядом уставился в телевизор, где женщины в торчащих пачках с голыми ногами старались задрать их как можно выше.
- Правда, прекрасный балет, «Щелкунчик»? - спросила она, склонив голову с аккуратно завитыми волосами на бок.
- Да, мам, правда. А когда это ты голубцы начала готовить? - вдруг с проснувшимся интересом спросил сын.
- Да так, чего-то захотелось... - она чуть заметно пожала плечами.
- Мам, а ты чего, покрасилась? - Лёша повернулся к ней вполоборота. - А то смотрю, ты какая-то...
Антонина Фёдоровна неловким движением поправила волосы, нечаянно задев ухо:
- Какая? Некрасивая?
- Да нет, красивая, просто на себя не похожая, - сын встал с пышного гостеприимного кресла. - Между прочим, я люблю голубцы! Алька знаешь как... - его голос оборвался, в горле снова встал ком.
- Ничего, сынок, это пройдёт. Всё пройдёт, - она сделала пол шага навстречу сыну, но не решилась продолжить движение. Как же будет глупо обнимать его, чтобы успокоить. Взрослого мужчину...
- Мам, пошли, покормишь меня? А у тебя это есть? - Лёша показал разведёнными на высоту стопки большой и указательный палец.
- Ой, как я бы тебе не советовала, сынок, - она осуждающе покачала головой, - начать очень легко, а бросить - сложно.
- Не, мам, это ж не пьянки ради, а счастья для, - улыбнулся он. - Мы с тобой вдвоём сто лет уже вместе не сидели...
Антонина Фёдоровна поставила старую глубокую чугунную сковороду на плиту, чиркнула спичкой, приглашая в гости горячий пламенный цветок. Рядышком поставила кипятиться чайник со странно изогнутым тоненьким носиком, видавший не одно поколение людей. Достала стоп ку из невесомого, как осенняя паутинка, стекла и матовую чёрную бы тылку «Наполеона».
- Мама, какая роскошь! Себе тару чего не достаёшь? - Алёша мыл руки тут же, на кухне, накапав в широкие ладони моющее средство.
- А, - махнула правой ладонью женщина, - за компанию и жид удавился, - пузатая сто почка обрела компанию.
Горячие голубцы с ароматным мясом и разбухшими зёрнышками риса лежали в глубокой тарелке с синими цветочками по краям, облитые красно-коричневым соусом с кружками плавающих жиринок.
- Мама, да ты у меня шеф-повар оказывается! - крышка послушно повторяла спираль стеклянной нарезки на горлышке. - Ну, давай! - густая пряная жидкость обволокла горло, медленно двинулась вниз по горлу, к желудку, разливая по телу приятное тепло. Лёша зажмурил глаза от приятных ощущений. - Очень даже могу понять алкашей, счастье-то какое! - предусмотрительно разломанный на кусочки перчик дожидался своей очереди.
- Не скажи, сынок, не скажи. Редкий алкаш может себе марочный конь як позволит, - Антонина Фёдоровна запрокинула голову, прочувствовав путь крепкого напитка.
- Да это я так, не обращая внимания. Сейчас вообще всякую чушь нести хочется. Типа, вот и загублена моя молодая жизнь, и что же я буду делать, и как же мне дальше жить? - бульканье, раздававшееся из узкого горлышка, говорило о том, что планы на ближайшие полчаса Лёше известны наверняка.
- Да, сынок, - мать нерешительно пожевала сухие губы, - ситуация, конечно, скверная. Но ведь, ничего непоправимого не произошло? - она постаралась поддержать сына. - Все здоровы, по крайней мере. Сына жалко, при такой матери что из него... - твёрдый взгляд сына оборвал её слова. - Прости, не надо было так, наверное.
- Мам, не переживай. Я тоже так думаю. Думать об этом не могу. Как представлю, что сын в детской, а она там, в зале, и вот это всё... - он медленно покачал головой, будто пытаясь прогнать дурные мысли. - Ведь так дальше и будет!
- Ты что делать думаешь? Может, вопрос не ко времени. Хотелось бы знать, что дальше-то будет?
- Точно ещё не знаю. Уехать хочу. Чтобы не видеть её никогда, не знать, как она живёт и с кем!
- Понимаю, Алёшенька, как не понять. А сын как же? Ты не можешь его бросить! - Антонина Фёдоровна решила выяснить всё возможное.
Алёша поднял стоп ку, в которой робко дрогнула коричневая жидкость, и выпил.
- Сынок меня из комнаты выгнал. Сказал, что видеть меня не хочет. Вот так, мам, - горькая улыбка соскользнула с его губ. - Представляешь, я бы тебе такое сказал? А?
- Ну что ты, сыночек, ты у меня совсем не такой. Добрый, ласковый, понимающий... - она чуть заметно двигала вилку по столу в такт произносимым словам. Так хотелось погладить коротко стриженую голову сына, пожалеть, прижать к себе. От этого острого щемящего чувства давило в груди, мешая вздохнуть полной грудью.
- Осёл я мама. Добрый, ласковый, тупой осёл. Который дальше собственного носа ничего не видит.
Мать с жалостью посмотрела на него.
- Если сын мне сегодня такое говорит, завтра он меня и признавать не будет. Воспитает она его, как следует. Будет говорить всё время, папка тебя бросил, папка другого сына себе родит... Так и будет, это ясно...- он растерянно провёл ладонями по лицу. - Ладно, чего уж теперь Что случилось, то случилось. Давай мам, ещё?
- Давай сынок, и закончим на этом, - Антонина Фёдоровна выразительно посмотрела на запотевшее чёрное стекло.
- Как скажешь, мам, - он налил по последней, закрутил лязгнувшую крышечку и убрал «Наполеон» в боковую дверку холодильника.
- Так что же ты, Алёша, думаешь делать?
- Уехать я хочу. Жизнь начать заново. Хотя, чего ещё от этой жизни ждать? У Эдьки вон какая Лиза, и на работу вышла, и ребёнка воспитала. Всё успела. Дом в порядке, муж в порядке. И чего только мужику не хватало? - он недоумённо пожал плечами. - Я уеду, устроюсь на работу, сниму квартиру, и заживу один, как царь! - он упёр руки в бока, показывая свою важность.
- Не одиноко тебе будет, Царь-батюшка? Гляди, опять в очередное «омно» вляпаешься, - улыбнулась Антонина Фёдоровна.
- Не-не, я больше ни-ни, - покачал он указательным пальцем перед своим носом. - Мы теперь учёные. Сын есть, хоть, может и не мой даже, - он приблизил лицо к матери. - Ты представляешь, мам, о чём я думаю? И мысли эти, они как черви в помойке, копошатся в моей голове, - он покрутил растопыренными пальцами у левого виска. - Так достать их хочется! Скальп стащить с башки, и достать... - его губы искривились в усмешке. - Ладно, хватит. Давай голубцы доедать, а то совсем остынут.
***
Лиза надела на работу голубую рубашку, что давно висела в дальнем углу платяного шкафа. Накрасила чуть ярче глаза, тронула губы влажным блеском, чтобы придать им живость. В десятом часу написала секретарше Оле, что хотела бы выпить с ней чаю, и что по этому поводу принесла с собой вкусные конфеты.
- Ок, - коротко ответила Оленька, и Лиза улыбнулась. Как всегда, в своём репертуаре. Старается всё успеть, и поэтому не считает нужным тратить ни одной лишней секунды.
Коробочка с трюфелями, обсыпанными жёлтой хрустящей вафельной крошкой и пара пакетиков растворимого кофе со сливками из рук Лизы перекочевали на тёмный полированный стол «под вишню».
Оля сидела, согнувшись над столом, вытирая неостанавливающиеся слёзы. Её тело мелко подрагивало, как у голой собачонки, попавшей под холодный осенний дождь.
- Оля? - ладонь вошедшей женщины опустилась на её плечо. - Что случилось?
Она вздрогнула, как от удара электрическим током, и подняла на Лизу заплаканные глаза. Белки были почти полностью красными от прожилок, налившихся злой кровью. Бледные губы были чуть различимы на лице.
- Опять, Лиза! Опять!
Лиза раздумывала пару минут, пытаясь найти подходящие слова.
- Всё будет хорошо. У тебя есть Беслан, он хороший, он тебя не бросит.
Оля снова мелко дрожала. Она крепко высморкалась, и сразу развернула платок другой стороной, готовя его к следующей волне наводнения.
- Не надо. Не успокаивай меня. Ты даже не знаешь, о чём говоришь... Тебе меня никогда не понять... - в ход пошёл многострадальный платок сс фиолетовым отстроченным краем.
- Я знаю, - твёрдо сказала Лиза. У меня тоже... - ей было сложно произнести это слово вслух, несмотря на осознанное нежелание выносить и родить этого ребёнка.
После Лизиного откровения секретарша начала тоненько подвывать, будто продрогшей собачке теперь ещё и лапу прищемили.
- Всё, успокойся. Я ставлю чайник, а ты иди, умывайся. Тебя директор ещё не видел такую?
- Нет, он сегодня на открытие спорткомплекса уехал, а потом там встреча с детьми, родителями... В общем, я думаю, это надолго, - Оля достала из квадратной сумочки такой же, только свежий, носовой платок, положив использованный внутрь сумки.
- Давай, Оля, бери себя в руки. Поревели, и будет, - Лиза сама не понимала, откуда в ней взялась эта решительность.
Оленька откусывала конфеты, и с недоумением смотрела на открывшуюся шоколадную стенку:
- Они не вкусные, совсем...
- Ешь, ешь давай. Ты расстроена, вот они и не вкусные. Кофе припивай. Горячее и сладкое должно нам помочь. И вообще, не вешай нос, завтра будет новый день! Мы с Эдиком разводимся, - Лиза отпила из небольшой кружки маленький ароматный глоток. - Так-то..
- Бли-и-ин! Я думала, это всё сплетни??? - Оля со стуком опустила чашку на стол, покрытый парой белых листов, чтобы не осталось следов чаепития.
- Нет, Оль, не сплетни. Он мне в Новый год изменил, с Алей, - Лиза опустила глаза на чашку, от которой отделялся, но не мог навсегда покинуть её, полупрозрачный пар.
- А когда ты узнала? - щёлочки заплаканных глаз даже немного расширились от загоревшегося в них любопытства.
- Да я сразу знала. Не знала, как дальше жить и что делать... - женщина подняла взгляд на Олю.
- И мне ничего не сказала? - искренне удивилась та.
- Знаешь, это не подходящий повод для хвастовства, - Лиза грела холодные ладони о горячие бока чашки.
- Что думаешь делать?
- Не знаю. Жить, наверное. Сына воспитывать...
- Понятно, - Оля отправила в рот оставшийся кусочек трюфельной конфеты, принялась задумчиво пережёвывать его, чтобы всё-таки почувствовать вкус. - А с квартирой что?
- Квартира в ипотеке. Наверное, надо разменять... - Лиза серьёзно посмотрела на секретаршу, с удивлением осознав, что эти мысли раньше не приходили ей в голову.
- Не, - Олины глаза впились в лицо Лизы. - Это не вариант. Ты получишь комнату, это максимум. Нужно предложить выкупить его долю. Ты с ребёнком имеешь право на две трети от квартиры.
- Но ведь ребёнок и его тоже, почему...
- Подожди, не торопись. Слушай, что говорю! Вот. У кого хочешь занимай, ну, мы немного дадим, родителей потряси, в кабинете поспрашивай..
- Я не могу так, - Лиза улыбнулась, представив, как она ходит среди сотрудниц с протянутой рукой. - И вообще, я не собираюсь выносить своё грязное бельё на всеобщее обозрение, так нельзя, - отрезала женщина.
- Ой, где это таких правильных делают, заказать бы парочку, - не удержалась от сарказма Оля. - Это неправильно, занимать деньги? А жить с ребёнком в коммуналке, где соседи алкаши - это нормально? Или в общаге заводской. Сейчас, кстати, все начали комнаты обустраивать душем и туалетом. Смех, да и только. Живут, как китайцы. Тут же кухня, тут же сраль ня, простите за мой французский. Ты - мать! Приди уже в себя! Ты для своего ребёнка должна сделать всё, что можешь! И что не можешь, тоже!
Лиза тяжело вздохнула, понимая, о чём говорит Оля.
- Кстати, этот твой курятник будет просто счастлив одолжить тебе денег. Они, - она кивнула головой в сторону коридора, просто обож-ж-жают всякие сплетни. А тут ты, вся такая бедная овечка, помогите, чем сможете. Как ты думаешь, кто тебе больше всех денег займёт? - хитро подмигнула секретарша.
- Кто? - спросила Лиза.
- Крокодилица Ирина. Правда, всему комбинату об этом расскажет, что если бы не она, ты бы с ребёнком на улице осталась.
- Да, как-то не очень этого хочется, - заметила Лиза.
- Так ты поддакивай. Что, как в первом классе, тебя всему учить надо? Кивай головой, и поддакивай. Да-да, всё верно, спасибо Вам, Ирина КакЕёТам, век Бога за Ваше здоровье молить буду и в ножки кланяться, - обе дружно улыбнулись. - Поняла?
- Надо подумать. Оля, спасибо тебе большое.
- Нечего тут думать. А спасибо скажешь, когда право собственности на квартиру мне покажешь. Хорошо?
- Ладно, -согласилась Лиза. - Ты про себя можешь рассказать?
- Про себя... - эхом отозвалась Оля. - Врач сказал, что мы с Бесланом зациклились на ребёнке. Слишком сильно этого хотим.
- Интересно, а что, можно слишком сильно хотеть ребёнка? - удивилась Лиза.
- Видимо, можно. Посоветовал сделать паузу, вообще не заниматься... ну, ЭТИМ.
- Понятно, - Лиза кивнула головой.
- Воздержание, правильное питание, спорт, режим дня. И удовольствия, - Оля закатила красные, как у зомби, белки глаз.
- Это как, - непроизвольно улыбнулась Лиза.
- Так и сказал, занимайтесь тем, что вам приносит удовольствие. Говорит, у организма низкий эмоциональный ресурс, его недостаточно, чтобы потянуть ещё и ребёнка.
- И что думаешь по этому поводу?
- Не знаю... Я танцевать люблю... Плавать... Гулять... Ещё раньше крестиком любила вышивать. Знаешь, как здорово? Начинаешь, и сначала ничего не понятно. Одни кляксы, как будто. А потом... Такая красота... Всё, как живое.
- Ты? Крестиком? - удивилась Лиза. -Да не поверю ни за что!
Оля быстро взглянула на экран монитора, поправила причёску и воротничок с тонким изысканным бантом.
- Спасибо, Лиза, огромное. Конфеты были вкусные. Хотя, тебя мне обманывать не к чему. Конфеты - никакие, больше не бери. А за компанию - спасибо. Кстати, ты бы тоже насчёт удовольствий подумала. Давай в обед поболтаем?
- А как же Беслан?
- У Бесланчика очередная запара, он сегодня на обед не пойдёт. Так что я - вся твоя. Ох и народ попугаю! - она показала длинный язык маленькому круглому зеркальцу, примостившемуся у основания монитора.
- Пока, увидимся, - Лиза, забрав свою чашку, вышла в коридор.
Оля, скомкав быстрым движением листки «со следами преступления» на столе, отправила их в сетчатую корзину, и погрузилась в работу.
- Путеводитель здесь.