Поезд притормозил, лязгнув всеми своими внутренностями. Максим дёрнулся, очнувшись от полудрёмы. За окном серели пригородные пейзажи — унылые гаражи, заброшенные склады, какие-то кривые заборы. Три месяца вахты за плечами, а впереди... впереди должен быть дом.
— Следующая станция — конечная! — прогремело из динамика.
Максим потёр лицо ладонями. Кожа на подбородке колючая, неприятная на ощупь. Трое суток в поезде, и он даже не удосужился побриться. Ну и ладно. Нинка и так примет.
В кармане куртки завибрировал телефон. Снова Олег — прораб с вахты.
«Максон, не забудь на обратный путь водички взять, а то мы тут дохнем от жажды)))»
Про обратный путь он думать не хотел. Хотел про дачу. Три года копил, присматривался, советовался с тестем. И вот наконец свершилось — перед самой вахтой перевёл деньги риелтору, оставил все документы и доверенность Нине. Три месяца представлял, как будет копаться в земле, строить баньку, выращивать помидоры. Настоящая жизнь, а не эта беготня с северо-запада на северо-восток и обратно.
Максим улыбнулся своим мыслям, погладил потрёпанную сумку, где лежал свёрнутый ватман с набросками дачного домика. Это будет его место. Его земля.
Квартира встретила его запахом чего-то палёного и тишиной. Нины не было.
— Ау! Принимай блудного мужа! — крикнул Максим, скидывая ботинки в прихожей.
Никто не отозвался. На кухне обнаружилась записка, прилепленная магнитом к холодильнику. "Ушла к маме, буду поздно. Еда в холодильнике. Н."
Максим хмыкнул. Могла бы и встретить после трёх-то месяцев. Он достал из холодильника кастрюлю с борщом, принюхался и поставил разогреваться. Живот скрутило от голода.
Пока суп булькал на плите, Максим прошёлся по квартире. Что-то изменилось, но он никак не мог понять что именно. Вроде всё на своих местах, но... В спальне стояли упакованные коробки. Стопка книг Нинки на прикроватной тумбочке исчезла.
Из кухни потянуло гарью. Максим метнулся туда — борщ уже убегал из кастрюли, шипя на плите.
— Да что ж такое, — пробормотал он, снимая кастрюлю с огня.
На подоконнике зазвонил телефон — домашний, старый, с дисковым номеронабирателем. Нина всё грозилась его выкинуть, а он никак не соглашался — бабка подарила, память.
— Алё? — Максим зажал трубку плечом, одновременно помешивая борщ.
— Максим Андреич? — раздался незнакомый мужской голос. — Это Виталий Сергеевич, по поводу участка. Я уже дважды Нине Павловне звонил, она сказала с вами обсудить...
— Какого участка? — не понял Максим.
— Как какого? Вашего дачного. В «Рассвете». Тут небольшая проблема с оформлением возникла...
Ложка замерла в руке Максима.
— Что значит «проблема»?
— Ну, видите ли, ваша супруга уже передала все документы новому владельцу...
— Какому, на фиг, новому владельцу?! — в горле у Максима что-то сдавило, словно невидимая рука сжала кадык.
— Я... э-э... Вы разве не в курсе? Участок продан... уже... Документы переоформлены три недели назад.
Борщ. Надо выключить борщ. Рука сама потянулась к плите, сделала движение. Гас ли огонь, Максим не видел. Перед глазами пульсировало что-то красное.
— Простите, тут какая-то ошибка. Я ничего не продавал.
— Ваша супруга... У неё была доверенность.
Комната качнулась, поплыла. Максим оперся о стол.
— Я перезвоню.
Он не помнил, положил ли трубку на рычаг. Кажется, она просто выпала из руки.
Телефон. Нинкин мобильный. Максим трясущимися руками нашел контакт, нажал вызов.
— Да, — раздалось в трубке после длинных гудков.
— Ты продала участок? — слова выходили какие-то деревянные, будто чужие.
Долгое молчание. Потом вздох.
— Послушай, я могу объяснить. Приезжай к маме, поговорим.
— Я спрашиваю — ты продала дачу?!
— Да, — тихо ответила Нина. — Мне пришлось.
Максим швырнул телефон об стену. Аппарат разлетелся на куски, батарейка отскочила под стол.
Тесть открыл дверь с таким видом, будто ждал его. Немолодой, но крепкий мужик с залысинами и красным лицом заядлого выпивохи.
— А, явился, — буркнул он вместо приветствия. — Заходи уж.
В маленькой двухкомнатной квартирке пахло жареной картошкой и перегаром. Нина сидела на кухне, смотрела в окно, не поворачиваясь.
— Объясни, — Максим встал в дверном проёме, не проходя в кухню. — Только не ври.
Нина повернулась. Лицо осунувшееся, под глазами тени.
— Витя разорился, — она кивнула в сторону отца, который тяжело опустился на табурет возле плиты. — Кредиторы грозились обращаться в суд, описывать имущество.
— При чём тут наш участок? — Максим чувствовал, как внутри что-то ломается, крошится, как сухарь.
— Папа дал в долг человеку под расписку, чтобы тот бизнес открыл. Большую сумму. А тот не вернул, пропал. И Витя не смог рассчитаться со своими заёмщиками.
— Это было десять лет назад! — рявкнул тесть так, что печенье подпрыгнуло на блюдце. — Думаешь, я не пытался решить всё сам? Думаешь, мне приятно у дочери деньги клянчить?
— И ты взяла мои деньги? Деньги, которые мы копили три года? — Максим перевёл взгляд на жену.
— Не только твои, — тихо ответила та. — И мои тоже.
— Наши, — поправил Максим. — На нашу дачу. На наше будущее.
— Что толку от дачи, если папу посадят за долги? Если приставы придут описывать квартиру? Если все узнают?
Максим прикрыл глаза. В голове стучало. Мысли путались, как леска дешёвой катушки.
— Ты хоть сказать мне могла? Спросить? Это ведь и мои деньги тоже!
— А ты бы согласился?
— Конечно, нет! Это наше будущее! Мы три года...
— Вот поэтому и не сказала, — перебила Нина.
— Да ты хоть понимаешь, что ты сделала? Ты предала меня. Предала нас!
— Он мой отец! — Нина вскочила, опрокинув чашку. Чай разлился по клеёнке тёмной лужей. — Что мне было делать? Бросить его?
— А меня бросить можно?
Нина замолчала, прикусив губу.
— Я не бросала тебя.
— Нет? А коробки в спальне что значат?
— Я... — Нина опустила голову. — Я думала, ты не простишь меня. Решила, что будет проще, если...
— Если что? Вернусь с вахты, а тебя нет? Замечательно!
— Мне страшно было! — выкрикнула она. — Я места себе не находила эти три недели! Я знала, что ты... что ты вот так отреагируешь.
В этот момент из коридора донёсся детский плач. Максим обернулся. В дверях стоял Пашка, тестев внук от старшей дочери. Ему было года четыре, не больше. Стоял, тёр глаза кулачками и хныкал.
— Бабушка Люда говорит, не кричите... — пробормотал он, всхлипывая. — Она головой заболела от вас.
Максим посмотрел на ребёнка каким-то новым взглядом. Пашка был светловолосый, с россыпью веснушек, до странности похожий на самого Максима в детстве. Такая же линия подбородка, такой же разрез глаз.
— Иди сюда, малыш, — Нина присела на корточки, протянула руки. — Мы уже не кричим. Правда, Макс?
Максим сделал глубокий вдох. Воздух с хрипом прошёл по горлу, будто наждачкой.
— Правда, — пробормотал он. — Не кричим больше.
Он опустился на табуретку. Хотел что-то ещё сказать, но вдруг ощутил на плече маленькую тёплую ладошку. Пашка подошёл, смотрел вопросительно и чуть испуганно.
— А ты дядя Максим, да? Бабушка говорила, ты на вахте вкалываешь. Это где?
— Далеко, — хрипло ответил Максим. — На севере.
— А там белые медведи есть?
Максим сглотнул ком в горле.
— Не видел. Может, прячутся.
Тесть вдруг встал, достал из шкафчика бутылку, грохнул её на стол.
— Давай, зять. За встречу.
Максим покачал головой.
— Не буду я с тобой пить.
— Как знаешь, — буркнул тесть и вышел из кухни.
Нина присела рядом, осторожно, будто боялась спугнуть.
— Я всё верну, Макс. Клянусь тебе. У меня есть план. Я уже подработку нашла, через полгода сможем снова копить...
— План, — глухо повторил Максим. — У тебя план.
Он вспомнил про ватман в сумке. Про начерченный от руки проект дачного домика. Он тоже строил планы.
— Ты переехать к родителям собралась? — спросил он, глядя в окно.
— Я думала... ты выгонишь меня.
— Еще чего, — Максим усмехнулся, но как-то криво, будто улыбка не помещалась на лице. — И куда я без тебя?
Нина осторожно взяла его за руку. Пальцы у неё были ледяные.
— Прости меня. Я облажалась... — голос её дрогнул.
— Ага. Облажалась, — согласился Максим. Хотел еще что-то сказать, но понял, что просто не может. Горло сжалось.
— Я заслужила, чтобы ты ушёл, — прошептала Нина, крепче сжимая его руку. — Но я не хочу, чтобы ты уходил.
Максим сидел, глядя в одну точку. Потом медленно поднёс руку жены к губам и поцеловал костяшки пальцев. Задержал губы дольше нужного. Сам не знал, почему.
— Не всё можно починить за один день, — произнёс он наконец. — Но мы... попробуем.
За окном начинался дождь. Первые капли простучали по карнизу, затем полило сильнее. Где-то вдалеке прогремел гром. Они сидели в тишине, слушая дождь. Рука Нины всё еще была в его ладони. Тёплая. Живая.
Пашка тем временем карабкался к Максиму на колени, пыхтя от усердия.
— А правда, что ты дом нарисовал? Мама говорила, ты умеешь рисовать дома.
— Правда, — Максим помог ребёнку устроиться поудобнее. — Хочешь, и тебе нарисую?
— А можно с бассейном? — тут же загорелся мальчик. — И с горкой! И с пожарным шестом, как у Даньки на даче!
Максим невольно улыбнулся.
— Можно попробовать.
— А когда мы будем его строить? — не унимался Пашка.
Нина напряглась, бросила встревоженный взгляд на мужа.
— Когда-нибудь, — ответил Максим, встречаясь с ней глазами. — Не сразу. Но будем.
Он понял, что сказал правду. Будут. Может, не завтра и не через месяц. Но если есть во что верить, можно начать всё заново. Пусть даже с самого начала. С чистого ватмана.
Впереди была ночь, разговоры, возможно — слёзы. Он не знал, как всё сложится дальше. Но твёрдо знал одно — земля под ногами еще есть. Не та, что он хотел купить. Другая — та, что держит его здесь и сейчас.
Дождь за окном усиливался. Далёкая вспышка молнии на мгновение осветила комнату, высвечивая их троих — замерших, настороженных, но вместе.
— Земля под ногами, — произнёс Максим еле слышно. — Вот что важно.
— Что? — не поняла Нина.
— Ничего, — он покачал головой, а потом добавил: — Поехали домой.
Читайте также: