Лариса механически протирала поверхность стола. Тряпка скользила по дереву, собирая невидимые глазу крошки. Хотя свекровь с сестрой мужа уехали всего пару часов назад, в квартире как будто витал запах чужого присутствия.
В углу кухни громоздилась гора немытой посуды — три дня гостевания родственниц оставили свой след. Пакеты с недоеденными продуктами, баночки со специями, расставленные «по-хозяйски» в совершенно неподходящих местах. Даже холодильник пахнул как-то иначе.
Лариса открыла окно. Майский ветерок ворвался в комнату, но он был бессилен против ощущения вторжения, которое осело в каждом углу. Она прошла в спальню, где постельное белье на диване было скомкано и пахло чужими духами.
— Надо перестирать, — пробормотала она себе под нос.
Собственная квартира казалась чужой. Словно она вернулась после долгого отсутствия, а кто-то другой успел обжить ее территорию, навязать свои правила.
Усталость накатывала волнами. Не физическая — эмоциональная. Такая, когда нет сил даже разговаривать. Лариса опустилась на стул посреди кухни и обвела взглядом беспорядок.
«Я как будто только прислуживала, а не жила в собственном доме», — подумала она, и эта мысль неожиданно больно кольнула в груди.
Она подняла с пола забытый свекровью дешевый веер и положила его на подоконник. Завтра позвонит Олегу, пусть заберет для мамы. Или пусть приедет сам и увидит, что они оставили после себя.
Тишина в квартире давила на уши. Одиночество разливалось в воздухе, но странным образом приносило облегчение. Впервые за эти дни она могла просто сесть и подышать, не чувствуя на себе оценивающих взглядов.
Слова, которые нельзя забрать назад
Вечер наступил незаметно. За окном сгустились сумерки, а Лариса только закончила расставлять банки по местам. Звук ключа в замке заставил её вздрогнуть — Олег вернулся с работы раньше обычного.
— Мама с Ниной уехали? — спросил он с порога, скидывая куртку.
— Да, еще днем, — ответила Лариса, наблюдая, как муж привычным движением заглядывает в холодильник.
Что-то внутри неё словно надломилось. Три дня напряжения, вежливых улыбок и подстраивания под чужие привычки требовали выхода.
— Олег, нам нужно поговорить, — голос звучал непривычно твердо.
Он обернулся, держа в руке бутылку кефира.
— Я устала, — начала Лариса, сжимая в руках кухонное полотенце. — Я не против твоей семьи, правда. Но мне тяжело, когда они здесь постоянно. Каждые выходные, с ночевками...
Лицо мужа мгновенно изменилось. Брови сдвинулись к переносице, губы сжались в тонкую линию.
— То есть как это — против моей семьи? — перебил он. — Мама и сестра приезжают раз в месяц, а ты уже недовольна?
— Дело не в этом, — попыталась объяснить Лариса. — Просто хочется иногда побыть...
— Значит, ты против моей семьи? — отрезал Олег, с грохотом ставя бутылку на стол. — Тогда и живи без меня!
Слова повисли в воздухе. Тяжелые, острые, их уже нельзя было забрать назад.
— Ты это серьезно? — тихо спросила Лариса.
— Абсолютно, — процедил Олег, развернулся и вышел из кухни.
Она стояла, не двигаясь. За стеной слышались шаги, хлопанье дверцы шкафа. Через десять минут муж вышел с дорожной сумкой.
— Переночую у сестры. Потом заберу остальные вещи.
Входная дверь хлопнула, и Лариса осталась одна, оглушенная тишиной и ощущением, что жизнь только что сделала крутой поворот.
Тикающая пустота
Странно, как громко может тикать старенький будильник в пустой квартире. Лариса лежала не шевелясь, глядя в потолок. Три часа ночи, а сон не шел.
Она повернулась на бок, пытаясь устроиться удобнее. Подушка с той стороны, где обычно спал Олег, осталась нетронутой, с идеально разглаженной наволочкой. Рука невольно скользнула по прохладной ткани.
Двадцать три года вместе. Неужели можно вот так взять и уйти после одной фразы? Оказывается, можно.
Холодильник в кухне вдруг загудел громче, затем щелкнул и затих. Лариса прислушалась к звукам квартиры. Капала вода из плохо закрытого крана — кап, кап, размеренно, словно отсчитывая секунды. Где-то вдалеке проехала машина. В подъезде скрипнул лифт.
Она села на кровати. Глаза уже привыкли к темноте, и силуэты мебели проступали в полумраке. Взгляд упал на фотографию в рамке на прикроватной тумбочке. Их поездка на море, пять лет назад. Олег обнимает ее за плечи, улыбается так широко, что видны морщинки у глаз.
Лариса протянула руку и взяла рамку. Долго вглядывалась в улыбающиеся лица. Потом медленно открыла нижний ящик тумбочки и положила фотографию туда, лицом вниз.
— Вот и всё? — прошептала она в пустоту, и ее шепот показался оглушительным.
Завернувшись в одеяло, Лариса вышла на балкон. В предрассветном воздухе уже чувствовалась весенняя свежесть. Окна соседних домов были темными — люди спали. Обычные семьи, обычные пары. Кто-то ссорился, кто-то мирился. А кто-то вот так же не спал и думал, что делать дальше.
Лариса смотрела на светлеющее небо и впервые за долгое время спрашивала себя — а чего хочет она сама? Ждать его возвращения? Научиться жить без него? Эти вопросы пугали своей прямотой и необходимостью честных ответов.
Вопрос без готового ответа
— Мам, у тебя глаза грустные, — Алёна смотрела внимательно, подперев подбородок ладонью. Всегда была наблюдательной, даже в детстве ничего не скроешь бывало.
Лариса помешала ложечкой остывший кофе. Летняя веранда кафе была заполнена людьми — парочки, компании друзей, семьи с детьми. Обычная жизнь шла своим чередом.
— Просто устала немного, — она попыталась улыбнуться. — Расскажи лучше, как Димка? Зубки все вылезли?
Алёна не купилась на смену темы. Отодвинула чашку и склонила голову набок — совсем как в детстве, когда чувствовала, что мама недоговаривает.
— Мама, я же вижу. Что-то случилось? Вы с отцом поругались?
Лариса вздохнула. Не хотела втягивать дочь в их проблемы, но врать не имело смысла.
— Он ушел. Уже неделю живет у тети Нины.
— Из-за чего?
— Я сказала, что устала от постоянных визитов его родственников. А он воспринял это как ультиматум.
Алёна покачала головой:
— Вечно ты всё внутри держишь, а потом как взорвешься... И что теперь?
Хороший вопрос. Лариса сама не знала ответа. Олег не звонил, не писал. Словно растворился, стер двадцать три года совместной жизни.
— Не знаю, — честно призналась она.
— А ты хочешь, чтобы он вернулся? — внезапно спросила дочь, глядя прямо в глаза.
Лариса замерла с чашкой на полпути ко рту. Вопрос застал врасплох своей простотой. Хочет ли она?
— Ты всегда всем угождаешь, мам, — продолжила Алёна тише. — Папе, бабушке, мне. А ты сама чего хочешь?
Что-то внутри дрогнуло. Как давно она задавала себе этот вопрос? Как давно делала что-то исключительно для себя, а не ради других?
— Я не знаю, — снова повторила Лариса, но теперь эти слова звучали иначе. Не как признание беспомощности, а как первый шаг к чему-то новому.
Алёна накрыла ее руку своей:
— Тогда, может, стоит для начала это выяснить?
Сестринская опека
Олег с трудом открыл глаза. Диван в гостиной Нины был категорически не предназначен для сна. Пружина впивалась в бок, подушка сползала, а ноги никак не помещались полностью.
— Олежка, ты проснулся? Я оладушки пожарила! — голос сестры раздался из кухни вместе с запахом подгоревшего масла.
Он со стоном сел, потирая затекшую шею. Десять дней. Уже десять дней он жил в двухкомнатной квартире сестры, и каждое утро начиналось с этого бодрого оклика и непрошенной заботы.
— Иду, — отозвался он, нашаривая тапочки.
На кухне Нина суетилась у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Мама сидела у окна, листая газету.
— Выспался, сынок? — спросила она, поправляя очки. — Что-то вид у тебя не выспавшийся.
— Нормально, — буркнул Олег, присаживаясь за стол.
— Я тебе кофе сделала, — Нина поставила перед ним чашку. — С корицей, как ты любишь.
Олег поморщился. Он терпеть не мог корицу в кофе. Это Лариса пила такой.
— Спасибо, — машинально поблагодарил он.
— Так что, ты с ней говорил? — мама отложила газету. — Она одумалась?
Олег отхлебнул кофе, скрывая раздражение. Каждый день один и тот же вопрос.
— Нет, не говорил.
— И правильно! — подхватила Нина, ставя перед ним тарелку с оладьями. — Пусть поймет, кого потеряла. Мы тебя не бросим, братишка.
— Я всегда говорила, что она тебе не пара, — вздохнула мать. — Тихоня-молчунья, слова лишнего не скажет. А потом — нате вам! Выгнать нас вздумала.
— Она не выгоняла, — неожиданно для себя возразил Олег. — Она просто сказала, что устала.
Нина и мать обменялись понимающими взглядами.
— Устала, как же, — фыркнула сестра. — От чего устала? От того, что мы раз в месяц приезжаем? Так ты теперь каждый день с нами, и ничего, мы не устаем.
Олег поднял взгляд от тарелки. Только сейчас он заметил, как сестра передвинула его бритву с полки в ванной на кухонный подоконник, как переставила кружки по своему порядку, как бесцеремонно роется в его телефоне, лежащем на столе.
И вдруг с пронзительной ясностью он понял, о чем говорила Лариса.
Возвращение к себе
Олег топтался у двери собственной квартиры, сжимая ручку чемодана так, что побелели костяшки. Ключ никак не попадал в замочную скважину, а может, это просто пальцы не слушались от волнения.
«Ну же, соберись», — приказал он себе и наконец открыл дверь.
В прихожей витал знакомый запах лаванды. Олег замер на пороге, прислушиваясь. Тишина. Может, её нет дома?
— Лариса? — позвал он неуверенно.
Шаги. Лёгкие, торопливые. Она появилась в проёме двери — в выцветшем домашнем халате, с растрёпанными волосами. Остановилась, прижав руку к горлу.
— Ты? — только и сказала она.
Он кивнул, не зная, куда деть руки:
— Я вернулся.
Лариса отступила к стене, скрестила руки на груди:
— Зачем?
Трудный вопрос. Легче было бы разозлиться, развернуться и уйти. Но две недели у сестры изменили что-то внутри.
— Я скучал, — сказал он просто. — И я многое понял там, у Нины. Как они лезут в каждую мелочь. Как перекладывают вещи. Как дают советы, которых никто не просил.
Он судорожно вздохнул:
— Я был неправ. Злился на тебя за то, что ты просто хотела... дышать. В своём доме. Я думал, что защищаю семью, а на самом деле... просто боялся выбирать.
Лариса смотрела на него долгим взглядом, словно видела впервые. Тишина между ними стала почти осязаемой.
— Знаешь, за эти дни я многое передумала, — наконец произнесла она тихо. — О себе. О нас. О том, чего я по-настоящему хочу.
— И? — он затаил дыхание.
— И я не уверена, что всё можно просто... склеить обратно, — она покачала головой. — Нужно время, Олег.
— Я понимаю, — сказал он, и впервые за долгие годы это была правда. — Я действительно понимаю.
Новые правила
Две чашки чая на столе. Мятный — для Нины, черный с лимоном — для свекрови. Лариса аккуратно разложила печенье на блюдце и посмотрела на часы. Четыре. Скоро будут.
— Ты уверена? — Олег подошел сзади, положил руку на плечо. — Можем отменить, если не готова.
Три месяца прошло с того вечера, когда он вернулся с чемоданом. Три месяца разговоров — долгих, трудных, но честных. Иногда до слез, иногда до смеха. Словно заново знакомились друг с другом.
— Уверена, — кивнула Лариса. — Пора.
Звонок в дверь прозвенел ровно в половине пятого. Олег пошел открывать, а Лариса расправила плечи и глубоко вдохнула.
— Ларисочка! — воскликнула свекровь, стремительно входя на кухню. — Как давно тебя не видела!
Нина шла следом, оглядывая квартиру так, будто проверяла, всё ли на своих местах.
— Здравствуйте, Валентина Петровна, — Лариса спокойно улыбнулась. — Проходите, чай как раз готов.
Она не суетилась, не бросалась угождать. Просто пригласила сесть, сама налила чай, предложила печенье.
— А ночевать останетесь? — спросила Нина, хитро поглядывая на брата. — Я вещи в машине оставила пока.
Тишина повисла в воздухе. Олег отставил чашку:
— Нет, сегодня — только на чай. Мы договорились: гости к нам — днем, без ночевок.
Нина фыркнула:
— Это её идея, да? — кивнула она в сторону Ларисы.
— Наша, — твердо ответил Олег. — Совместная.
Лариса поймала его взгляд и почувствовала, как тепло разливается в груди. Это была маленькая, но такая важная победа. Победа не над его семьей — над страхом быть собой.
— Расскажите лучше, как поживаете? — спросила она, глядя на свекровь. — Петр Михалыч как, давление не беспокоит?
И впервые за долгие годы разговор потек легко и просто. Без натянутых улыбок, без попыток угодить. На равных.
К семи часам вечера гости засобирались. Нина напоследок кинула:
— А раньше мы до ночи сидели...
— В следующее воскресенье приезжайте к обеду, — предложила Лариса. — Я пирог испеку. Только позвоните заранее.
Когда дверь за ними закрылась, Олег обнял Ларису за плечи:
— Ну как?
Она прижалась к нему:
— Знаешь, оказывается, любить друг друга можно и без жертв. Просто научившись уважать границы.
За окном смеркалось. В их доме — именно их, общем, но с уважением к каждому — было тихо и спокойно. Они прошли через бурю и нашли берег. Вместе.