Прокладок у меня не оставалось. И стыдно было признаваться, что прошу элементарного у родной подруги, а не у «любимого мужчины». Но с некоторых пор я поняла: «любимый» – это слово уже давно не про моего мужа. Иначе как объяснить, что он не даёт мне копейки без строго отчёта? Иначе почему я должна, дрожащими пальцами, выпрашивать сто рублей на прокладки, а он закатывает глаза: «Опять тебе мало?»
Я год жила в этом аду. Сначала думала, что это временно, что он «просто волнуется из-за расходов на ребёнка», но нет. С каждым месяцем контроль усиливался, а я чувствовала себя маленькой девочкой, которую ругают за лишний кусок хлеба. Внешне мы казались обычной парой: я в декрете, он — «добытчик». Но на деле всё ушло в какие-то глухие дебри абьюза, где мои права стали ничем.
«Зачем тебе сгущёнка, вредно ведь», — вот его любимая фраза. Я взяла один раз банку в магазине, он буквально вырвал её из рук: «Нечего деньгами сорить, эти сладости дорого обходятся!» И ведь я тогда молчала, униженно возвращала банку на полку, чувствуя, будто поймали меня на воровстве. Глупое ощущение для жены, которая родила ему ребёнка. Но тогда я ещё считала: «Это забота, он волнуется о бюджете, обо мне».
На деле «забота» вылилась в жёсткий контроль: он заставлял меня расписывать все траты, критиковал любые мелкие покупки. Мне нужно было обосновать каждый шампунь или пелёнки, а если пелёнки оказывались «чуть дороже», начинались упрёки: «Ты чё, деньгами не дорожишь?» Я слушала это, прикусывая губу, потому что думала: «Пусть будет так, он приносит деньги — пусть командует.» Но меня выворачивало, ведь я не пыталась сорить деньгами, просто хотела жить без вечного страха — могу ли я купить что-то для себя?
Больнее всего стало после родов. Я — в декрете, на шее у него официально. Он вёл себя, как король, выкладывающий жалование мне «на питание». Но «на себя»? На прокладки, на витаминчики? «Обойдёшься, это выдумки косметической индустрии», — мог он сказать, а мне хотелось кричать: «Я же женщина, мать твоего ребёнка!» А он только пожимал плечами: «Деньги не растут на деревьях».
Я стеснялась звать на помощь маму, думала, что это позор — признаваться, что муж мне не даёт даже на элементарное. Но однажды уже дошло до абсурда: я сутками сидела с малышом, холодильник почти пустой, а он заявил: «Всё куплено, расходуешь слишком быстро. Не умеешь планировать.» Я пытаюсь оправдаться: «Ребёнку нужно свежее, я кормлю, мне тоже…» А он, отмахиваясь: «Чушь, это твои закидоны.» И, глядя в его холодные глаза, я поняла, что мне ничего не светит. Он меня не слышит, не хочет слышать. Я позвонила подруге, попросила привезти продуктов. Она привезла, глядела на меня, на квартиру — бардак, потому что я не успевала убрать, малыш плачет, а еды нет.
«Ты что, серьёзно?» — прошептала она. — «Ты же вроде говорила, он нормальный.» Я горько усмехнулась: «Нормальный, да… пока по-его-му всё.» Потом я разрыдалась. Подруга выслушала, обняла и сказала: «Беги. Иначе дальше только хуже.» Но я решила: «Попробую ещё раз поговорить.»
В тот день и случился «эпизод со сгущёнкой», как я его называю. Я собрала силы, дождалась вечера, когда он приедет, и тихо попросила: «Купи сгущёнку. Очень хочется, да и мне сахар нужен, потому что усталость…» Он, не дав договорить, взорвался: «Да опять эта твоя сгущёнка! Сколько можно транжирить?! Всё, хватит, не куплю!»
Я смотрю на него, и внутри лопается пружина. «Но ты ведь тратишь на свой пивной вечер с друзьями?! А на меня — копейки жалко?!» Он сверкнул глазами: «Ты с ума сошла? Я приношу деньги, я имею право расслабиться. А ты сидишь дома, никаких доходов. Будь благодарна, что вообще кормлю.»
— Кормлю?! — у меня сорвался голос на крик. — Мы семья или кто?! Я не животное, чтобы «кормить» меня!
Малыш в другой комнате заплакал, а я стояла в ярости. Муж злобно сузил глаза: «Ну вот, разоралась, ребёнка напугала. Иди его успокаивай. Я всё сказал, сгущёнки не будет. А если тебя не устраивает — двери открыты.» Он бросил куртку на диван и вышел на балкон закурить.
Я перевела дыхание, пошла качать малыша, а голова кипела: «Вот и всё. Я дошла до финальной точки унижения.» Раньше я глотала обиды, думала — он просто переживает насчёт денег. Но сейчас поняла: он не хочет, чтобы я была счастливой, он даже не видит во мне человека с чувствами. Полная пустота, я больше не могу себя обманывать. После того, как малыш уснул, я зашла в комнату, тихо сказала мужу: «Мы не можем так жить.» Он пожал плечами: «Делай что хочешь.»
Маме я позвонила ночью: «Я больше не выдержу, можно я к тебе перееду?» Она сразу: «Конечно. Приезжай.» Я за сутки собралась, пока муж был на работе. Уложила ребёнка в коляску, прихватила вещи — большие сумки, старенький ноутбук. Жутко устала к вечеру, но внутри проснулся какой-то луч свободы. Хотя колени дрожали: А вдруг ошибаюсь, вдруг надо терпеть? Но нет, терзаться было уже невозможно.
Он пытался позвонить, возмущённо: «Куда подевалась? Я же говорил, сгущёнка твоя блажь. Возвращайся, мне некогда бегать за тобой.» Я слушала эту дерзкую манеру, чувствовала, что всё кончено. Просто сказала: «Я подала на развод. Хватит.» – «Что?!» – «Ты же сам говорил: двери открыты.» И сбросила. Дальше начались его угрозы: «Я не позволю забирать ребёнка», «Без меня ты пропадёшь», «Вернись, пока не поздно.» Но в его голосе не было любви, только злобная собственническая нотка.
Я пошла к юристу, разузнала насчёт алиментов. Мать поддержала меня финансово, дала денег на первичное оформление. Я, сжавшись внутри, думала: «Ведь мы женаты всего год. За этот год он сделал мою жизнь адом. Как я сразу не поняла, что этот человек — тиран в овечьей шкуре?» Да, вначале он казался заботливым, но как только я стала зависеть, родив ребёнка, он проявил истинное лицо. И чем раньше я вырвусь, тем больше шансов не сойти с ума.
В моменты слабости я вспоминала нашу “сладкую” помолвку, его обещания: «Я всё сделаю, ты только рожай!» И внутри менял тон: «Ты же сама хотела ребёнка, теперь неси ответственность.» Конфликт внутри: я ж не подозревала, что «отвечать» придётся в таком формате, когда мне даже прокладки будут выдавать поштучно. Вспомню — холод по коже.
Говорить с ним напрямую было бессмысленно. В день последней встречи он пришёл к маминой квартире, ворвался со злостью:
— Значит, ты решила меня кинуть? Я столько бабок вложил — а ты сбежала?
— Каких бабок? — прошипела я. — Ты же считал копейки, упрекал каждым рублём. Хватит врать.
Он надменно посмотрел:
— Сама виновата. Не умеешь управляться с деньгами, зато обижена. Ладно, живи, как хочешь, не смей ко мне потом возвращаться. И, кстати, ребёнка я просто так не оставлю…
Вошла мама, громко сказала: «Молодой человек, выйдите из нашей квартиры, не нарушайте порядок. Дочь сделала выбор, и вы её к этому подтолкнули.» Он злобно фыркнул, бросил: «Ещё пожалеешь!» — и хлопнул дверью.
Я тут же разрыдалась, мама обняла: «Тише, дочка. Теперь всё наладится, главное, ты свободна.» Свободна… звучало горько, будто смешалось чувство облегчения и страх будущего. Но знала: хуже, чем с ним, уже не будет.
ЭПИЛОГ
Прошло несколько месяцев. Я оформила развод, стала подрабатывать на фрилансе, параллельно малыш подрос. Тяжело, конечно, без мужской поддержки, но лучше, чем та «поддержка», где из меня делали рабыню без права купить сгущёнку. Подруга помогла найти психолога, я постепенно вышла из тумана вины. Да, непросто растить ребёнка одной, но я хотя бы не живу в страхе и унижении.
Он пару раз угрожал «забрать ребёнка», но ничего не сделал. Кажется, у него нет времени возиться, он продолжал свою линию — может, нашёл новую жертву. Мне уже всё равно. Я перестала ночами спрашивать «почему он так?», ведь ответ очевиден: человек, который видит жену лишь как расходную статью и обслуживающий персонал, не способен любить. И думать об этом больше не хочу.
Иногда вспоминаю ту злосчастную банку сгущёнки: смешно, как мелочь способна стать катализатором большой перемены. Мелочь — но символ всего: он запрещал мне сладости так, будто забирал право на элементарные радости. А я терпела… до поры, пока не поняла: если супруга лишают маленькой радости, то скоро лишат и большой — права на жизнь как личность. Нет, уж лучше бежать.
Сейчас мы с сыном живём скромно, но душевно. Я всё ещё учусь выстраивать границы, иногда дрожу, когда вспоминаю его крики. Но уже не боюсь, что мою жизнь раскатают в асфальт. Мама рядом, подруга тоже, и у меня есть силы шаг за шагом вставать на ноги. Психолог говорит, что я на верном пути, и я верю: когда-нибудь я перестану вздрагивать при слове «деньги». А пока наслаждаюсь тем, что могу купить себе хоть сгущёнку, хоть шоколадку — без отчёта, без страха.
В конце концов, я вышла из тюрьмы, пусть и домашней, пусть и не били меня кулаками, но душили морально. Это тоже насилие. И понимание этого даёт мне волю не оборачиваться, не жалеть о побеге. У меня впереди новая глава жизни, а его старые приёмы мне больше не страшны. Я просто смотрю на ребёнка, на тихое утро без скандалов и думаю: «Да, мне, возможно, предстоит много трудностей, зато я свободна быть собой.» И это, пожалуй, дороже всего.
Конец