Это вторая, заключительная часть обзора книги Сергея Фирсова «Николай Второй. Пленник самодержавия». Первую часть можно прочесть здесь. Прекрасная книга, очень интересная и легко читаемая. Читая данную книгу, получил огромное удовольствие. Но в тоже время становится очень грустно, когда узнаёшь, как фактически сдали нашу страну в руки смутьянов, а затем, и откровенных бандитов.
Николай Второй пребывал в полной уверенности, что народ поддержит царя, он верил в незыблемость самодержавия. Как тут не провести параллели с недавним прошлым. Горбачев верил, что народ поддержит сохранение Союза Советских Социалистических Республик. На референдуме народ поддержал стремление сохранить СССР и…. поддержал независимость России. Как так? Парадокс.
Большой ошибкой Николая Второго было решение о создании Государственной Думы Российской империи. Что такое Дума мы знаем на примере последних заседаний советского парламента, где все кричали о своей независимости, обвиняли всех во всём, расшаитывая государство. Как тут не провести параллель с сегодняшним днём. Чтобы нынешние депутаты не устроили раздрай и смуту, нужен значительный перевес сил. Его и выполняет партия «Единая Россия». Как ни крути, она оказывается не такая уж плохая, выполняя роль мощного стабилизатора правительственного курса. Отодвинь её в тень и история со смутой повториться. Дума Российской империи вынесла революционно-протестные шатания на государственный уровень. Все хотели власти, все кричали «Долой!», все были революционерами. О стране никто не думал. Но это произошло потом, а пока мир замер накануне Первой мировой войны. В те дни царь отдыхал на Черном море.
«Конечно, министры регулярно приезжали для докладов из сырого Петербурга — государственные дела не ждали, — но для царя, любившего «русскую Ривьеру», жизнь у Черного моря была предпочтительней пребывания в столице, куда он вернулся уже 5 июня. Жизнь шла своим чередом. Казалось, что ничто не предвещает беды (хотя международная обстановка да и внутриполитическая ситуация в стране были чрезвычайно тревожными). Первая половина 1914 года по размаху массового рабочего движения оказалась рекордной. Забастовки проходили в Риге, Баку, Москве и Петербурге. Социал-демократы заговорили о серьезном политическом кризисе царизма и о грядущей революции. Даже крайне правый депутат Государственной думы В. М. Пуришкевич, позже «прославившийся» убийством Григория Распутина, заявлял, что происходившие в стране события напоминают «преддверие… 1905 года» и что «правительственная власть бессильна».
После вручения ультиматума Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В ответ Россия начала мобилизацию. Военная машина начинала набирать обороты. И, тем не менее, стремясь остановить войну, Николай II направил «кузену Вилли» телеграмму, в которой просил повлиять на союзное Германии государство, указывая на то, что война возбудила глубокое негодование в России. В ответной телеграмме кайзер заявил, что мобилизация русских войск, направленная против Австро-Венгрии, сделает невозможным его посредничество. Николай II, таким образом, должен был остановить мобилизацию, что было технически невозможно. Генеральный штаб и военное министерство требовали ее продолжения, не имея иллюзий относительно миролюбия союзной Австро-Венгрии Германии.»
Но русский самодержец продолжал сохранять надежду на мирный исход. Ему было мучительно трудно принять окончательное решение. «Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?» — говорил он министру иностранных дел С. Д. Сазонову. Сазонов уверил царя, что сделано «решительно все», чтобы избежать войны, и самодержцу не придется отвечать за ее развязывание ни перед Богом, ни перед совестью, ни перед грядущими поколениями русского народа. Под напором этих аргументов Николай II сдался, приказав передать начальнику Генерального штаба H. H. Янушкевичу приказ о всеобщей мобилизации. Было около четырех часов дня. Министр сразу же позвонил генералу, но услышал в ответ, что у того сломался телефон. С. Д. Сазонову смысл прозвучавшей фразы был понятен: H. H. Янушкевич опасался получить по телефону отмену приказания. Но никакой отмены не последовало. «Государь поборол в своей душе угнетавшие его колебания, и решение его стало бесповоротно».
Чем больше становились потерь, чем дальше отодвигались сроки окончания военных действий, тем тревожнее чувствовали себя дальновидные современники. Уже осенью 1914 года великий князь Николай Михайлович осознал, что конечным результатом войны для всех стран станут «громадные перевороты». «Мне мнится, — писал он, — конец многих монархий и триумф всемирного социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны. У нас на Руси не обойдется без крупных волнений и беспорядков, когда самые страсти улягутся, а вероятий на это предположение много, особенно если правительство будет бессмысленно льнуть направо, в сторону произвола и реакции»
Летом 1915 года слухи о возможном смещении правителя дополнялись объединением всех монархистов, недовольных положением дел в стране. В Думе октябристы и значительная часть националистов пошли на союз с либералами (кадетами). Так возник Прогрессивный блок. Кадеты, стремясь закрепить достигнутый политический успех, заменили свое программное требование — ответственности правительства перед Думой — лозунгом министерства доверия. Создатели блока видели в нем «последнее средство спасти монархию». В свою очередь, царь оказывался в странном положении, ибо, желая ладить с «общественностью», должен был согласиться с непрошеными «спасителями». Или резко с ними порвать. Но как раз резких политических действий царь и не любил. Оставалось одно — по возможности лавировать. Последствия подобного поведения оптимизма вызвать не могли. Летом 1915 года Николай II стремился найти компромисс с Думой, надеясь, что его достижение на почве Основных законов 1906 года все-таки возможно. При этом быть игрушкой в чьих-либо руках самодержец не хотел и не мог. В критические минуты царь, по уверениям знавших его людей, был тверд и решителен. Август 1915 года стал проверкой этих его качеств.
В августе царь, чувствовавший, «что все его надувают, верить никому нельзя», принял решение самому встать во главе армии. Это решение вызвало недоумение не только министров, но и императрицы-матери. Мария Федоровна была убеждена, что удаление Верховного главнокомандующего приведет к неминуемой гибели ее сына, что этого ему не простят.
Двадцать третьего августа 1915 года царь прибыл в свою Ставку, располагавшуюся уже не в Барановичах, а в Могилеве, куда ее за два месяца до того перевел Николай Николаевич. Там же он выслушал первый доклад своего начальника штаба — генерала М. В. Алексеева. На его плечи с тех пор и легла основная нагрузка по стратегическому планированию и управлению войсками. Царь, человек «среднего масштаба», по мнению знавших его военачальников, не мог непосредственно руководить войной.
«В искусство и знание военного дела Николаем II никто (и армия, конечно) не верил, — вспоминал впоследствии генерал А. А. Брусилов, — и было очевидно, что верховным вершителем станет его начальник штаба — вновь назначенный генерал Алексеев.»
За то время, когда царь руководил ставкой русские войска провели ряд успешных операций на фронтах Первой мировой войны. Разгром неприятеля стал очевиден.
В 1916 году слухи и сплетни, не щадившие венценосной четы, достигли апогея. Стабилизация положения на фронте никак не влияла на изменение внутриполитической ситуации, хотя в период руководства вооруженными силами Николая II Ставка и командование Юго-Западного фронта разработали и блестяще осуществили прорыв австро-германских позиций (так называемый Брусиловский прорыв).
Русские войска нанесли сокрушительный удар по врагу: более миллиона солдат и офицеров противника были убиты и ранены, а около 400 тысяч — попали в плен. Потери русских войск составили до полумиллиона человек. В районе Луцка фронт продвинулся на 80—120 километров. Под влиянием побед России Румыния в конце августа 1916 года объявила войну Австро-Венгрии, Турции, Германии и Болгарии (которая выступила на стороне австро-германского блока еще в октябре 1915-го). Несмотря на поражение, нанесенное немцами румынским войскам, накануне 1917 года русско-румынские войска закрепились на оборонительных позициях от Фокшан до устья Дуная, не позволив врагу окончательно дестабилизировать Румынский фронт. В целом сражения 1916 года привели к тому, что стратегическая инициатива перешла в руки Антанты. Надежда на благоприятный исход войны перерастала в уверенность.»
На этом фоне особенно опасным выглядел рост революционного движения в стране. Росло число стачек, начало которым в январе 1916 года положила забастовка столичных рабочих. Экономические выступления быстро обрели политическое звучание, уже в первый месяц года прокатившись по 25 губерниям империи. В середине ноября 1916 года Гучков принял участие в политическом совещании думских деятелей, в ходе которого обсуждался и дворцовый переворот. Но никаких решений совещание не выработало. Гучков тогда заявил, что это предстоит сделать тому, кто совершит переворот. Вместо того, чтобы калёным железом выжечь революционное движение, Николай Второй колебался. Он считал, что надо немного потерпеть, кончится война, и Россия вновь обретёт покой и благоденствие. Безусловно, при разгоне протестов, оружие применялось, но эти факты лишь подогревали митингующих.
«Время словно удлинилось, вбирая в себя бурные события тех дней. Если воскресным вечером 26-го полицейские власти могли отрапортовать о восстановлении порядка, то уже 27-го все совершенно изменилось. На политическую сцену вышел Петроградский гарнизон. Сигналом к его выступлению можно считать чрезвычайное событие, случившееся в Волынском полку. Солдаты этого подразделения принимали участие в расстреле демонстрантов на Знаменской площади, но этот приказ вызывал у них негодование. Утром 27 февраля они решили нарушить присягу и отказались выйти на улицу. Офицер Лукаш, отдавший приказ, был убит. Это убийство оказалось той искрой, которая попадает в пороховой погреб: с тех пор судьба солдат зависела от успеха мятежа (в ином случае преступников ждал суровый военный суд). «Бунт Волынского полка и быстрое распространение мятежных настроений на другие части Петроградского гарнизона, — полагал Г. М. Катков, — были, несомненно, решающими событиями понедельника 27 февраля». Мятеж стал полной неожиданностью для военной и гражданской администрации. Представить, что войска не будут поддерживать правительство, оказалось выше сил царских министров и генералов. Ситуация с каждым часом ухудшалась, участие в революции приняла и Государственная дума, 27 февраля получившая царский указ о роспуске. В тот же день был утвержден Временный комитет Государственной думы (ВКГД), получивший неограниченные полномочия, которые можно трактовать как наказ депутатов своим лидерам возглавить революцию и создать новую власть. Во всех разговорах была ясно сознаваемая неизбежность отречения. Династический вопрос, по словам председателя Думы, был поставлен ребром, и войну можно продолжить лишь после отречения Николая II в пользу наследника при регентстве Михаила Александровича. В своей телеграмме главнокомандующим фронтами генерал Алексеев подчеркивал, что необходимо спасти армию от развала, продолжить борьбу с внешним врагом любой ценой, спасти независимость России и судьбу династии.
Военачальники должны были по возможности быстро ответить, заранее зная, что и генерал Алексеев, и генерал Рузский целиком поддерживают предложение Родзянко об отречении.»
Николая Второго уговорили написать отречение от власти во имя политического спокойствия. Тот же председатель Государственной думы Родзянко спустя несколько дней арестовал царя. Местом заключения для царя и его приближенных стало Царское Село. Что интересно, депутаты запросили Великобританию о том, сможет ли она принять опального российского царя. Неожиданно, Великобритания отказалась. Трудно сказать, почему депутаты не проявили настойчивость, почему не обратились к руководителям других стран. Да до того ли им было, когда в стране делили власть?! В обществе росла ненависть к царю и его окружению, искусно подогреваемая Думой. Во избежание расправы или похищения, всё тот же Родзянко сопроводил царскую семью до поезда, который должен был отвезти приближенных царя и его самого сначала в Тобольск, потом в Екатеринбург. В Екатеринбурге Николай Второй узнал о большевистском перевороте и, наконец, понял, как его обманули Государственная Дума и генералы, умело сыграв на его стремлении сохранить политическое спокойствие в российском обществе. Пожалуй, он впервые жестоко пожалел о своем отречении. Для большевиков царь представлял большую опасность. Очень многие противники большевистской власти стремились освободить царя. Автор книги умело обходит вопрос: давал ли указание Ленин расправиться с царем, хотя ясно, что без Москвы такое решение не могло быть. В ночь с 16 на 17 июля Николай Второй и его семья была расстреляны. Руководил расстрелом революционер Яков Юровский.
17 июля 1998 года состоялось перезахоронение останков царской семьи в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Для первого Президента страны Бориса Николаевича Ельцина (здесь я писал про книгу о нём) это символизировало искупление вины за снесенный 17 сентября 1977 года дом Ипатьева, где была расстреляна царская семья.
В 2000 году на Архиерейском соборе Русской православной церкви царская семья была причислена к лику святых в составе Собора новомучеников и исповедников Российских, явленных и неявленных (общим числом включающим 860 человек). Окончательное решение было принято 14 августа на собрании в зале храма Христа Спасителя.
Хотя лично мне этот шаг немного не понятен. Ведь по сути Николай Второй привёл к власти большевиков, навсегда похоронив великую Российскую империю.
Повторюсь, книга Сергея Фирсова «Николай Второй. Пленник Самодержавия» очень интересна. К большому сожалению, многие детали книги остались за рамками данной статьи.
Вам понравилась статья? Поставьте, пожалуйста 👍 и подписывайтесь на мой канал