Мужчины улеглись. Середкин выбрал позицию напротив ворот и сел, опершись на стену. Спать совершенно не хотелось. Слова атамана удивили и слегка испугали. Но он комиссар, а не безграмотный деревенский дед, верящий в поповскую чушь. И есть приказ, который надо выполнить. Но от мрачных бревенчатых стен и черного ночного леса за ними исходила опасность, которую трудно было объяснить, но легко почувствовать. «Но куда девалась дорога? Да просто туман ее закрыл! Темно уже, к тому же. Утром все увидим...» Середкин встал и подошел к лестнице. - Я все слышу! – мигом предупредили сверху. - Я поговорить. - А... Ну, давай, говори, комиссар, - сказал атаман. - Почему прячешься от своих? – тихо спросил Середкин, хотя голос мог бы не снижать: Багор храпел громче. - Потому что они уже не мои. - И давно тут сидишь? - Вторую ночь. - Почему не ушел? - Не успел, – усмехнулась тьма. – Вокруг болота. Проводник сгинул. Не надо было сюда приходить. Нехорошие места, говорят, издавна проклятые. А я не верил. Хотели отсидеться, сруб поставили. А потом началось. То один исчез, то другой. Лошади разбежались. - Куда ж они все делись? – спросил Середкин, ощущая, как где-то под сердцем медленно разливается неясный страх. - А никуда. Здесь, в болоте сидят. А ночью приходят. Внизу зафыркали и захрапели кони. - Началось, - проговорил атаман. Середкин спрыгнул с лестницы. Все повскакали с мест. Черные тени метались по стенам. - Успокойте коней! Лошади бесновались в загоне. Успокаивающий гнедого дед отлетел в угол. - Выпусти их, выпусти! – повиснув на шее у беснующегося коня, крикнул Багор. – Затопчут ведь нас! Открой ворота, комиссар! - Они нам нужны! Держи! Ворота затряслись, но засов держался. Только теперь в голове комиссара мелькнула мысль: зачем засов внутри сарая? - Кто там? – срывающимся голосом крикнул Середкин. Ответа не было. – Будем стрелять! Словно напуганные угрозой, ворота трястись перестали. И лошади притихли. - Пошли, посмотрим! – приказал комиссар. – Дед, открывай. Все приготовили оружие. Когда засов убрали, Середкин ногой приоткрыл створку. - Ни черта не видно! – пробормотал Годный. Они вышли в ночь. Звезды и луна едва продирались сквозь неясную дымчатую пелену, но глаза постепенно привыкли. Повозки на месте, ничего не тронуто. Кто же дергал ворота? - Пойдем, пройдемся вокруг. Василий, постой у ворот. Комиссар, Годный и Желтков зашли за угол сарая и пропали. Багор посмотрел налево, направо, потом на начинавшееся проясняться небо, а когда вновь повернул голову, увидел на пеньке деваху. Сочную, грудастую, в белой, не скрывающей фигуры, короткой рубашке. Девка склонила голову и внезапно подмигнула, улыбаясь так, что парень невольно шагнул к ней. - Смотри, что покажу! – сказала она и раздвинула ноги. Багор остолбенел, очнувшись от удара по плечу: - Ты куда уставился? – спросил Годный. Багор моргнул: ни девки, ни пня. Одно болото. - Никуда, - прошептал Василий и крепче сжал обрез. «Верно сказал комиссар, - подумал он, - винтарь сильнее креста. Что бы я сейчас с крестиком делал? Я и молитв не знаю... Еще раз явится – промеж глаз пальну! Середкин прилег, оставив на посту Желткова и Годного. Усталость давила, глаза закрывались, но комиссар не спал. «Странное место, странный запах. И то, что сказал атаман – неужели правда? Куда подевались бандиты? Хотя... многие местные, поняли, что Советская власть их придавит, да и по домам разбрелись, вот и вся разгадка...» Хлопнул выстрел. Середкин вскочил, тут же взведя наган. В сарае были лишь дед и Багор. - Оставайтесь здесь! – он выскочил наружу и во тьме различил фигуру Желткова. Тот стоял с ружьем наперевес у какого-то бугра. - Что случилось? – Середкин подбежал и тронул всматривавшегося в непроглядную темь товарища. Тот вздрогнул, стволом указывая на пень: - Он меня схватить хотел... Не понимая, о чем речь, Середкин шагнул вперед, едва не провалился в чавкающую жижу и увидел торчащего из топи человека. Уже мертвую, завалившуюся набок голову с вытянутой вперед рукой, издалека напоминающую кочку. - А где товарищ Годный? Запинаясь, красноармеец рассказал, что они с товарищем Годным вышли наружу по нужде, после чего уполномоченный крайкома с криками побежал через болото и исчез. А он побежал за ним, но провалился, и вылезший из болота бандит пытался его утопить, но он отбился и застрелил контру... - Го-одный! – озираясь, крикнул комиссар. – Го-одны-ый! Проклятое болото молчало. Схватив растерянного красноармейца за рукав, Середкин завел его внутрь сарайчика, закрыл ворота. Накинул засов. - Эй, комиссар! – крикнули сверху. – Что, один уже потерялся? Середкин шагнул к лестнице: - Твои, что ли, шалят? Учти, атаман, одного твоего уже кончили. Задонский рассмеялся: - Не моего. Мои бы вас давно перестреляли. - Тогда кто там в болоте сидел? - Комиссар, ты, видно, городской. Из студентов? - Ну. - Стало быть, в Бога не веруешь, в нечистую силу тоже? - Не верю. - Тогда нам не о чем говорить. Я тоже не верил... пока сам не увидел. - Что увидел? - Лешака, комиссар. Хозяина, как здесь говорят. Видел я его, как тебя. - Вы же офицер, Задонский, - чувствуя, как в сарае повисла почти ощутимая нервная тишина, ответил комиссар, - образованный человек. Что вы чушь какую-то несете? Леших не бывает. - А мой отряд где? – тихо спросил атаман. - Не знаю. Разбежался. - Середкин почувствовал, что именно сейчас надо сказать что-то важное, что-то такое, что не позволит запаниковать. Желтков выглядит напуганным, трясется. Багор вцепился в обрез, глаза навыкате - того и гляди, начнет стрелять без разбора... - Атаман, - вдруг спросил дед Матвей. – А племяш мой, Гришка, где? - Гришка? Сгинул, как и все. Лешему он теперь племяш. - Слушайте меня! – комиссар повернулся к отряду. - Туман этот... запах имеет, чувствуете? Я сразу его почуял. - И что? – как-то странно улыбаясь, спросил Багор. - А то, что есть вещества в природе, растения, травы, разное... они выделяют вещества, воздействующие на нервную систему. Естествознание изучал, атаман? Мы ведь дышим, каждый миг дышим. И вдыхаем этот... дурман. - Значит, думаешь, все от дурмана? – переспросил Задонский. - Не знаю. Но думаю, да. Болота кругом, гниль, испарения. Трава какая-то странная растет. Чем дольше дышишь, тем больше всякого мерещится. Все просто! - Верно, товарищ комиссар! – поддержал Багор. – Всякое мерещится! - Жертва лешему нужна! Коней ему отдать надо! – цепляясь за комиссарскую куртку, истово зашептал дед Матвей. - Тогда, может, выпустит нас! - Ты что, дед, с ума сошел? – обернулся Середкин. - Как без коней обоз доедет? Это контрреволюция и трибунал! - Иначе сгинем, комиссар. Все сгинем! - Прекратите эти глупости! – возмущенный Середкин едва не топнул ногой. – Кони останутся здесь! Скоро рассвет и... Ворота неожиданно затряслись. Кто-то с нечеловечьей силой дергал тяжелые створки, да так, что те ходили ходуном. Лошади шарахнулись, захрапели. Середкин увидел, как в большую щель между створок просунулось что-то черное и длинное, похожее на руку. Нащупало засов, приподняло и сбросило. Створки распахнулись. В проем шагнуло жуткое существо. В черной грязи и болотной траве, в тусклом свете керосинки, оно и впрямь походило на лешего. Три выстрела отшвырнули гостя обратно во тьму. - Один готов, - прошептал, передергивая затвор, Багор. Середкин и Желтков не опускали наведенных на ворота стволов. Прошла минута. Никто не входил. - Что, еще гости? – насмешливо раздалось с чердака. - Убили. - Точно убили? Середкин оглянулся на своих. Махнул револьвером. Держа оружие наготове, подошли к воротам, приоткрыли. Убитый лежал неподалеку. Середкин склонился над ним. Человек в обычной крестьянской одежде, только сильно измазанной тиной и мокрой, словно только что вылез из болота. Приоткрытый рот, закатившиеся глаза. - Кажись, из атаманских. Но без оружия, - заметил Середкин, и ему стало не по себе. «Убили безоружного... А зачем он в ворота ломился? - Комиссар, пошли-ка назад, - беспокойно оглядываясь, проговорил Багор. Они не успели. Совсем близко раздался жуткий заунывный вой, и вырвавшиеся из сарая лошади едва не сшибли стоящего напротив ворот комиссара. Багор откатился в сторону. Зашарил по траве, отыскивая выпавший обрез. Первая лошадь с разбега провалилась в трясину, страшно, почти по-человечески, застонав. Остальные исчезли во тьме, за последним волочилась веревка. - Держите коней! – запоздало крикнул Середкин. Никто не откликнулся. На краю поляны отчаянно барахтался конь. Желтков стоял рядом, что-то протягивая животному. Комиссар бросился на помощь, и едва не потерял сапог, до колен погрузившись в черную вонючую жижу. А когда выбрался, понял, что Желтков топит лошадь, прикладом заталкивая в трясину... пока на поверхности не осталась одна голова. - Желтков, ты что делаешь? Отставить... – Середкин не договорил. Рядовой застыл, будто прислушавшись, а потом, развернувшись, набросился одним прыжком, повалив, как тигр добычу. – Желтков, отставить! Желт... - Верни её! – сомкнув пальцы на шее Середкина, зашипел рядовой. Лицо его исказилось. – Верни... или... умреш-шь... Грохнул выстрел, и Желтков медленно завалился навзничь. Середкин выбрался из-под тела, оторопело глядя на убитого. Потом огляделся и побежал к сараю. Внутри никого не было. Когда все выбежали наружу, дед зашептал «Отче наш», крестясь и кланяясь в стену. Разогнулся - а перед ним племяш Гришка. Лицо черное, в грязи и тине, но улыбается, словно из бани вышел: - Здорово, Матвей Иванович. - Здравствуй, Григорий... – оторопел дед. – Ты откуда? - Отсюда, - неясно ответил племяш. – А ты зачем молишься – а нехристям помогаешь? - Так... это... что я могу? – зашептал старик, глядя на щеку Гришки, где, намертво присосавшись, висела черная жирная пиявка. - Коней отпусти. Хозяину подарок сделай. Тогда жив останешься. - Я ведь так и говорил! – дед вытащил засапожник и подошел к лошадям. – Я все сделаю, хозяин... Нащупав обрез, Багор поднялся на ноги. Комиссар куда-то исчез. Услышав шум в кустах, Василий повернулся. У дерева, светясь в темноте, стояла та же баба. Нагая и бесстыдная. Багор поднял обрез и выстрелил. Девка лишь рассмеялась, подошла. - Не то ты со мной делаешь, Вася... Повернулась и пошла прочь. Багор двинулся за ней, позабыв про обрез, не отводя взгляда от движения белых ягодиц. - Слышь, иди сюда, – он подобрался, протянул руку, норовя ущипнуть за зад, но чертовка ловко отпрыгнула... и вдруг упала. Повернулась и, смеясь, на заднице поползла прочь. Васька упал на колени. Голые ноги соблазнительно двигались перед глазами, и Багор полз за ней, пока не догнал. Прижал, навалился, ощущая твердое, отчего-то пахнущее гнилью тело. - Я дам все, что захочешь, - улыбнулась она, и Васька впился ей в рот. Ее язык тонкой холодной лентой протянулся через горло в кишки... - Багор! Ты куда, Багор!! – кричал Середкин, глядя, как товарищ, спотыкаясь, бежит через трясину. Идти за ним он не решился и кричал, пока Багор не остановился, упал на колени и пополз. А потом, обнимая кочку, медленно погрузился в трясину. - Ну, что, никак один остался? – язвительно спросили с чердака, и Середкин понял: в тот раз Задонский не соврал. И он что-то знает. Комиссар не ответил. Происходящее не укладывалось в голове. Да, ночь, лес, болото, туман, дурман... Но, черт возьми, что с ними со всеми? Почему Желтков бросился на него, а Багор - в болото?! И теперь он один, без лошадей, и обоз навсегда останется в проклятой болотине! - Теперь понял, что за место, комиссар? - Что ж ты раньше молчал, контра... - А ты бы мне поверил? – резонно возразил атаман. – Мои ведь тоже так: кто в болото, кто в лес, кто с ума сошел - пришлось пристрелить... Середкин сжал кулаки. И верно, не поверил бы. Что же делать? - Выбираться надо отсюда, - точно читая мысли, сказал Задонский. - До рассвета еще час. Продержаться до зари надо, и идти. - Ты что, дорогу знаешь? - Не знаю. Но по солнцу куда-нибудь да выберемся. - Чего ж не ушел раньше? На чердаке помолчали. - Хоронил, кого нашел. В лесу. По-христиански. Потом блуждал, чуть не утоп, заплутал и все равно сюда вернулся... А ночью идти бесполезно. Туман, тьма. И безумцы вокруг. - Значит, ты не всех убил? – спросил Середкин. Он сел у стены с наганом, не сводя глаз с ворот и чердака. - Не всех. Поэтому и предупреждал... Слушай, комиссар: если разом набросятся – тебе конец. Они денщика моего на куски порвали... А вместе выберемся! Середкин ожесточенно думал. «Договариваться с классовым врагом нельзя – так говорил товарищ Ленин. Или товарищ Троцкий? Неважно, сейчас главное – выбраться отсюда. Сгину я – пропадет и обоз, все напрасно, и погибнем глупо...» - Атаман... Почему же ты не свихнулся, как эти? - А ты не дурак, комиссар, - ответили сверху. – Повезло мне, вот и все. - Врешь ведь. Нет, так мы с тобой не договоримся. - Ладно. Расскажу, как все было... – атаман вздохнул. – Решили мы отсидеться, места ведь дикие, местные лешака боятся и сюда не ходят. Старая дорога совсем заросла, но у меня был проводник. Тоже не хотел идти, пришлось заставить. Поляну годную нашли только здесь, у болота. Срубили дом. А потом... Только когда остался один, я понял: все потому, что я не спал! Все мои люди спали – а я нет. - Почему? - Зуб болел! – весело ответил Задонский. – Представляешь, комиссар, так просто: зуб! Три дня болел, и сейчас не отпускает. Он меня и спас, а то ведь как они бы... Твои ведь спали – а ты нет! - Спали, - подтвердил Середкин. «А ведь похоже на правду, - изумленно подумал он. - Я ведь так и ни разу не прикорнул! А они все заснули – и вот... Но почему? - Но как это объяснить? – спросил он. - Есть многое на свете, друг Горацио... - непонятно ответил атаман. – Плевать. Никак. Выбираться отсюда надо, комиссар, - повторил он. – Вдвоем сподручнее. Ну что, уговор? Я ведь твоего отпустил, помнишь? Мне с тобой делить нечего, просто уйти хочу. Обещаю: против красных воевать не буду. За границу уеду. Просто дай слово, что отпустишь. - А если нет? - А если нет, будем здесь сидеть, пока кто-то из нас не заснет... или пока эти не придут. Патронов-то у тебя хватит? - Ладно, - Середкин поднялся, проверил барабан. Четыре патрона, больше не было. Кто знает, сколько у атамана? - Отпущу. Договорились. Бросай оружие и спускайся. - Только саблю не отдам, - Задонский показался в чердачном проеме и бросил на пол револьвер. Середкин подобрал, сунул в карман. – Отца моего сабля. Если налетят, хоть чем-то отбиваться надо! - Саблю оставь. Только в ножнах. И пойдешь впереди. Это что у тебя? – комиссар кивнул на увесистый вещмешок за спиной атамана. - Одежда моя. Еды немного. Надо идти, комиссар! Они вышли. Было темно, но над деревьями уже светлело. - Ну, веди, - атаман завернул за сарай и уверенно направился в лес. Напряженно вслушиваясь в тишину, Середкин двинулся за ним. Ему показалось: атаман идет наобум, но на одном из деревьев увидел белевшую в темноте зарубку. Сарай пропал во мраке, и путников окружила тишина, лишь хруст мертвой хвои под ногами. С рассветом заклубился плотный белый туман. Его длинные клочковатые лапы протянулись над землей, неслышно окутывая черно-зеленые стволы, и Середкин подумал, что ни один проводник не найдет дороги в этой белой тьме. И вдруг почувствовал, что позади кто-то есть... Он резко повернулся, в тот же миг раздался вскрик атамана: - Стреляй, комиссар! Что-то огромное двигалось прямо на них. Туман скрадывал и менял фантастический силуэт, и накативший страх заставил нажать на курок. Последний патрон улетел в цель, и боек сухо щелкнул по опустевшему барабану. Тень пропала. - Уходим! – они куда-то побежали и, кажется, оторвались. И туман как будто рассеялся – Середкин различал деревья в пяти-шести шагах. Задонский внезапно обернулся. Взгляд атамана был зол и холоден, комиссар приподнял револьвер и вспомнил, что патронов уже нет. - Здесь наши пути расходятся, комиссар, - вытаскивая саблю, сказал Задонский. – Ты уж прости... Середкин бросил бесполезный револьвер... и вспомнил про второй, отобранный у атамана. Выхватил из кармана, взвел курок. Задонский лишь рассмеялся: - Пусто там, комиссар. Стал бы я тебе заряженный отдавать. Шлепнул бы на месте. «Потому и Годного отпустил, что патронов не было, - сжав зубы, подумал Середкин. – На испуг взял, сволочь! - Давай разойдемся, - медленно отступая, сказал он. – Ты в свою сторону, я в свою. Как договаривались. - Нет, не могу, извини, - Задонский уверенно приближался. «Зарубит, – подумал Середкин. – Надо в туман! И бежать! Но из-за дерева выпрыгнул человек в черном бушлате, сбил атамана и навалился сверху. - Товарищ Годный? – изумленно проговорил Середкин. Уполномоченный не отвечал, мертвой хваткой вцепившись в горло атамана. - Верни ее! Верни! – хрипло повторял он. Изловчившись, Задонский пырнул его саблей в бок, но замах был слишком слабым. Годный пошатнулся, но хватку не ослабил. Середкин бросился на помощь, наступил на руку с клинком и вырвал оружие. Атаман захрипел и задергался. - Товарищ Годный, хватит, - комиссар дернул уполномоченного, тот повернул голову, и Середкин увидел грязное безумное лицо с закатившимися глазами. Изо рта текла грязная зеленая слюна. Задонский затих, а Годный поднялся, шагнув к комиссару. - Товарищ Годный, - Середкин отступал, выставив перед собой клинок. – Това... Уполномоченный с рычанием ринулся вперед, напоровшись на острие сабли. На миг боль вернула лицу что-то человеческое, но, вытянув руки с черными ногтями, Годный шагнул, еще глубже насаживаясь на саблю. - Верни ее, человек! – прошептал он, оседая. Скрюченные пальцы схватились за Середкина, но, вскоре ослабнув, разжались. Годный сполз на траву и застыл. «Что он такое говорит? – растерянно подумал комиссар. – Что вернуть? Да он с ума сошел: даже меня не узнал, назвал человеком. Человеком... Будто он - не человек...» Комиссар яростно потер давно небритую щеку. Догадка, настойчиво стучавшаяся в мозг, была слишком страшна. Нет, такого не бывает! Не может быть! Бросив окровавленную саблю, он склонился над вещмешком атамана. Развязал. В глубине сверток, завернутый в белую тряпицу. Комиссар сдернул бечеву и замер. Не врал дед Матвей. Золото лешака! Огромный потемневший слиток коротконогой женской фигурки с огромной грудью и грубыми чертами лица. «Зерно потерял – трибунал, а тут... Это ж сколько зерна можно купить, - радостно подумал Середкин. – Только вот выбраться как? Дороги не знаю. По солнцу? Он поднял взгляд на кроны и увидел, как небо темнеет. Да что ж за напасть! Кажется, в той стороне светлее... Глянув на тело уполномоченного, вспомнил про маузер. Пистолет оказался в кобуре, мокрый и холодный, но полностью заряжен. Безумец даже не думал стрелять. Закинув вещмешок за спину, а пистолет за ремень, комиссар пошел наугад. Весь день впереди, выберусь... Он не помнил, сколько шел, но солнце так и не показалось, а в лесу потемнело от нависших свинцовых туч. Закапал мелкий дождик. Середкин увидел просвет и, собрав последние силы, побежал. И выбежал на поляну с сараем. Бросив порядком отдавивший плечи мешок, Середкин замер. «Значит, я ходил по кругу? Или лешак водил? Так нет лешаков...» «Нет, нет... и всех твоих товарищей тоже нет! – язвительно отозвалось в голове. «Никто не напал, значит, все здесь мертвы, – но и эта мысль не принесла покоя, стало только страшней. - Или не все? А время-то потеряно. Давно за полдень. Придется ночевать и, если заснешь...» Он вспомнил безумные лица Годного и Желткова, страшную смерть Багра. Буро-зеленая кочковатая пустошь смотрела в небо бездонными зеркалами луж. - Хозяин... я хочу вернуть! – Середкин развязал мешок, поднял слиток над головой. – Слышишь? Я верну твоё! Он вслушался в топь - та молчала. Лишь вдалеке, глухо каркнув, с ветки взлетел ворон. Вдруг из ближайшей лужи наружу вырвались пузыри, темная вода забулькала, и на поверхность всплыл труп. Середкин невольно отступил, но мертвец не шевелился, лежа ничком в воде. Кажется, из атаманских, подумал комиссар. Болото забурлило. За первым телом всплыло следующее, потом еще одно, еще... словно жуткий указатель, ведущий вглубь трясины. Нет, не указатель... Тропа!! Этого не могло быть - но было. Середкин с опаской ступил на труп. Перенес вес тела. Мертвец погрузился в трясину, но не тонул. Комиссар прыгнул на видневшуюся впереди кочку, потом к чахлому черному дереву, потом на следующий труп и дальше... «Сколько же их тут! - шагая по разбухшим телам, думал Середкин и увидел заросший осокой и странными багровыми цветками островок. Душный пряный запах был тут особенно силен. Лешак, не лешак, но что-то умертвило два десятка людей, свело всех с ума. Что-то жуткое, нереальное, чужое, почти всесильное. Комиссар чувствовал, как разум меняется, принимая то, что раньше легко отвергал - и сознавая, что уже не будет прежним. Рука сама потянулась к оружию, вытащила маузер, взвела. Атаман сказал, что видел лешего, но не сказал, что он такое. И что мои пули тому, что существует сотни лет?.. Примятая истоптанная трава, куски досок и останки старого кострища убедили, что здесь были люди. Врал атаман: не просто так они в болоте отсиживались. Золото лешего искали. И нашли. Только унести им не дали. Островок был удивительно правильной формы – почти идеальный круг. В центре виднелась заросшая буро-зеленым мхом груда аккуратно пригнанных друг к дружке камней – древний обелиск с огромным валуном в основании. Приблизившись, комиссар заметил темную нишу, как раз похожего размера. Достал из мешка слиток, поставил. И – будто легче стало, словно неслышимый вздох пронесся над кронами, и небо засветлело, прекращая дождь. Хозяин доволен. Середкин тоже выдохнул, но страх не оставлял комиссара. Он видел лес, черную враждебную стену на многие километры, чувствуя незримую власть того, кто здесь от начала веков. Кому не страшны ни крест, ни пуля, ни трибунал. Пятясь от обелиска, он вернулся на берег. Трупы потонули. И что теперь? Почуяв спиной взгляд, Середкин обернулся... и увидел выступившую из тумана фигуру. Судя по размерам, это вряд ли был человек. Лешак стоял в самой середине трясины, и что-то внутри подтолкнуло: иди, не бойся, Хозяин доволен. Середкин опустил маузер и пошел. Напрямик, по бездонным лужам, веря и зная, что Хозяин отпустит его.
