В своем помете Муг была самой смышленой. Она лучше всех умела определять, в каком месте надо ставить ловушки на толстых сочных донных ползунов, определяла по форме облаков и цвету заката, переменится ли к завтрашнему дню ветер и всегда выигрывала в любимой игре молодняка — перебегать по поплавкам через лагуну. Отдельный поплавок не мог выдержать веса подростка и уходил под воду, поэтому надо было быстро бежать по ним, задерживаясь на каждом лишь на долю секунды. Поплавки были разного размера, и могли дрейфовать по лагуне, так что длинная пробежка требовала точного расчета и очень хорошего глазомера. Муг единственная могла перебежать по поплавкам через всю лагуну, даже когда налетал недельный бриз, и поплавки, жилые платформы и окраинные боны начинали плавно колыхаться в такт величественному движению поверхности океана.
Старый Гоч, отвечавший за развитие и сохранность этого помета, обычно неодобрительно смотрел на забаву с поплавочным бегом. Данные по подросту уходили к Сборщикам за десять месяцев до жатвы, и хотя за недостачу в одну-две головы обычно строго не спрашивали, Гоч все же переживал, что кто-нибудь из более слабого молодняка сорвется с поплавка, запутается в сетях и утонет. Такое уже случалось в прошлом.
Однако глядя, как Муг уверенно перебирает босыми смуглыми ногами по обшарпанным белым спинам поплавков, стремительно приближаясь к южному, самому дальнему садку, Гоч только усмехался в густую бороду и лениво почесывался, подставляя то один, то другой бок теплому вечернему солнцу.
Ему было приятно сознавать, что в Муг есть и его генетическая линия. Конечно, он давно уже перешагнул возраст производителей, но, хотя это и не слишком поощрялось Сборщиками, Гоч втайне отслеживал судьбу своего потомства от самых лучших самок. Мать Муг как раз была одной из лучших: семь пометов, каждый не меньше троих, и выжили почти все, кроме одного, который случайно упал за боновое заграждение в сезон миграции большеглотов. Когда Сборщики определили Люн — так ее звали — на утилизацию, колония устроила пышные проводы. Да и созревший приплод тогда был очень удачный, так что Сборщики оставили гораздо больше обменных даров чем обычно. За счет дополнительных пластпанелей удалось расширить Лагуну, добавить просторную пристройку к яслям для малолетнего приплода и даже починить давно уже не работавший большой опреснитель.
В этом отчасти была и его, Гоча, заслуга. Именно поэтому когда его дни производителя были окончены, Сборщики не определили его на утилизацию, а оставили присматривать и ухаживать за старшими поколениями приплода. Он до сих пор помнил, с каким выражением смотрела на него Муг во время проводов и церемонии посвящения в воспитатели. Такой пристальный, неотрывный, глубокий взгляд, несомненно, был признаком глубочайшего уважения. Это было шесть лет назад, когда Муг еще не исполнилось и восьми лет.
С тех пор, как и предписывала традиция, он старался не допускать внешних проявлений привязанности, хотя до сих пор гордился Муг больше, чем кем-либо еще из приплода своей генетической линии. Смышленая Муг тянула за собой и весь остальной помет ближайших к ней лет, даже тех, кто был старше. Участвовать в затеваемых ею играх считалось среди молодняка престижным. Все увлеченно соревновались в набрасывании веревочных удавок с грузиками на концах, в метании коротких дротиков из обрезков графитовых арматурных стержней, в беге по поплавкам и многом другом, что приходило в голову неугомонной предводительнице.
Некоторые из производителей и пастухов высказывались в том смысле, что все это заходит чересчур далеко, что подобная самостоятельность молодняка противоречит традициям Лагуны и надо все это пресечь, но большинство в итоге согласилось на том, что Сборщики всегда оставались очень довольны смышленым урожаем, и Лагуна получала самые богатые дары именно после сбора именно таких удачных приплодов. Было решено не мешать Муг, разве что она станет подвергать приплод опасности.
А потом случилось несчастье. В малый сезон дождей большая волна разорвала боновое заграждение у восточного угла Лагуны, и прежде, чем это обнаружили, в Лагуну проник серый хвататель. В отличие от большеглотов, хвататели были довольно смышлеными тварями; вот и у этого хватило смекалки не показываться ночью, когда почти все население Лагуны, кроме нескольких пастухов, спало в надежных укрытиях загонов и яслей. Только утром, дождавшись когда пастухи выпустят из яслей выводок двухлеток, только-только вставших на ноги, хвататель вынырнул из-под ясельного понтона, разметав поплавки, мощными клешнями схватил сразу двух самочек, и проглотил прежде, чем кто-либо успел опомниться.
Гоч хорошо запомнил, какой ужас обуял и его, и всех обитателей Лагуны, от самого младшего приплода, до старейшин-пастухов. Хвататели были очень опасными тварями, а этот, проникший в Лагуну, еще и отличался незаурядными размерами: верхушка его хитинового панциря возвышалась над понтоном на добрых три человеческих роста, а жуткая пасть казалась огромной черной пещерой.
Всех, да не всех.
Раздался пронзительный свист, и с соседнего понтона на ясельный спрыгнула гибкая смуглая фигурка. Раскручивая на ходу веревку с грузиками, Муг подбежала к хватателю шагов на пятнадцать, и метнула свой снаряд. Веревка еще не успела до конца обмотаться вокруг одной из клешней хватателя, а Муг уже раскручивала вторую, в то время как со всех концов Лагуны к ней бежали ее последователи, готовя веревки и дротики.
На то, чтобы разделать хватателя, ушел почти весь день, но нельзя было допустить, чтобы столько еды пропало впустую. К тому же Сборщики высоко ценили хитин, особенно панцири хватателей, и можно было рассчитывать на дополнительные обменные дары. После этого случая никто уже больше не заводил разговоров о том, что увлечения Муг не соответствуют каким-то там традициям.
В любом случае, скоро настанет время урожая, и проблема решится сама собой. При мысли об этом Гоч ощутил смесь гордости и печали. Ему было немного жаль расставаться с Муг, но ее время почти пришло, и, конечно же, он не мог не считать ее самой большой удачей своей жизни, пусть даже он лишь в некоторой степени был причастен к ее успеху. В этом сезоне Лагуна, несомненно, получит очень хорошие дары.
Как обычно, Сборщики прибыли в середине сухого сезона. Их летающий понтон опустился к югу от лагуны, поскольку был слишком большим, чтобы поместиться внутри, ничего не повредив. Основная масса жилых понтонов была уже подогнана к южным бонам, и оставалось только частично разобрать ограждение, чтобы урожай мог перейти на просторную рампу летающего понтона.
Пока самые сильные пастухи разбирали боны, Муг и ее погодки перетаскивали тюки с разделанным и аккуратно сложенным хитином хватателя, мешки с сушеным мясом донных ползунов и другое добро, за которое Сборщики оставляли хорошие обменные дары. Гоч обратил внимание, что Муг, всегда отличавшаяся стройностью, как будто заметно прибавила в весе. Странно, всего несколько дней назад он этого не заметил… Старею, сокрушенно подумал Гоч. Еще два-три урожая, и пора уже будет на утилизацию. Всему свое время.
Тем временем пастухи покончили с ограждением, и перекинули широкие мостки на рампу летающего понтона, где уже ожидали несколько Сборщиков. Их оранжевые костюмы, так непохожие на накидки жителей Лагуны, ярко выделялись на фоне изумрудной глади океана, а солнечные блики на зеркальных круглых головах слепили взгляд.
По традиции, урожайный подрост переходил на рампу по одному. Каждый нес что-то из дополнительного добра, останавливаясь перед Сборщиками, которые внимательно осматривали подрост и указывали, куда сложить добро, и потом сортировали подрост на три группы в зависимости от качества. Гочу показалось, что не только Муг, но и другие из урожайного приплодавроде бы потолстели, но зрение у него было уже не то, и с расстояния он не мог разглядеть все как следует. Может, это просто непривычно намотанные накидки? Молодежь часто изобретала новые способы их носить...
Муг, как самая сильная и умная из всего помета, шла в самом конце, неся большой тюк хитина. Когда она подошла к Сборщикам, двое из них похлопали ее по спине и жестом велели положить тюк к уже заметно выросшей горе хитина. Гоч удовлетворенно цокнул языком: Сборщики явно были очень довольны и Муг, и вообще урожаем. Они прикасались к подросту только когда бывали в очень хорошем настроении.
Муг сделала несколько шагов в сторону и скинула тюк. Один из Сборщиков повернулся ко входу в надстройку небесного понтона, чтобы открыть ворота, откуда скоро появятся железные ползуны с обменными дарами на спинах, и в этот момент начался кошмар.
Знакомый пронзительный свист прорезал тишину, до того нарушаемую лишь плеском океана и негромким шепотом пастухов и производителей, столпившихся у южного ограждения. На рампе, там где стояла лучшая часть урожая, началась какая-то суета, но никто не мог ничего понять вплоть до того момента, когда стало уже поздно.
Ничего не успели понять и Сборщики. Веревки с грузиками, извлеченные из-под накидок, обвились вокруг их рук, ног, туловища, спеленав не хуже, чем пеленает зазевавшихся бедолаг вязкая слюна охотников-водомеров, и Гоч увидел, что Муг, оставшаяся лишь в набедренной повязке и тугой грудной ленте, все так же стройна и легка. Как и все ее друзья.
Сборщик, который отошел к грузовым воротам небесного понтона, не сразу заметил, что произошло. Его головная полусфера была обращена зеркальной стороной к открывавшимся воротам. Он даже не успел до конца обернуться, когда его тело пронзили насквозь сразу несколько дротиков с утяжеленными концами, брошенных уверенными натренированными руками. В тени надстройки понтона красная кровь на фоне оранжевой ткани была почти не заметна, и темная лужа, быстро расплывшаяся из-под упавшего тела, казалась просто пролитой водой.
Гочу показалось, что само время замерло, не в силах осмыслить произошедшее. Как и вся толпа, он ошеломленно таращил глаза, не зная, что делать. В голове стало пусто и звонко, ни одной мысли, только кровь шумно пульсировала в висках, отсчитывая секунды замораживающего волю ужаса.
Тем временем Муг и ее друзья не теряли времени даром. Всего их было десятка два - около трети урожая. Половина быстро подобрала дротики и стремительно бросилась внутрь надстройки понтона, огибая застывших во внутреннем пространстве железных ползунов, доверху нагруженных дарами. Оставшиеся во главе с Муг окружили не присоединившуюся к нападению часть урожая и стали тычками и пинками гнать ее обратно на понтоны Лагуны, подбадривая себя и ошарашенный подрост громкими возгласами. Двое из помощников Муг подошли к извивавшимся на рифленой поверхности рампы Сборщикам и дополнительно связали их веревками из сушеных водорослей, которые достали из одного из тюков. Гоча болезненно кольнуло узнавание: он сам учил Муг и самых смышленых из ее помета, как правильно сращивать концы веревок и чинить сети.
Внезапно летающий понтон вздрогнул и тяжело закачался, разгоняя вокруг себя быстро расходящиеся волны. Массивная рампа несколько раз ударила по переходному понтону, и столпившиеся там обитатели Лагуны отскочили назад, чтобы массивная конструкция их не зацепила и не покалечила. Внутри летающего понтона явно что-то происходило: он задрожал, под ним начинала бурлить вода: явный признак, что понтон собирается взлететь. По толпе пробежал растерянный гул: никто не мог поверить, что Сборщики могут улететь до того, как состоится обмен.
За шумом никто не расслышал, что именно Муг сказала своим друзьям, но все они развернулись и тоже побежали внутрь летающего понтона, который дрожал и раскачивался все сильнее, пока наконец не начал очень медленно подниматься из воды. Обычно перед тем как взлететь, Сборщики закрывали рампу, но на этот раз она осталась открытой, и Муг в самый последний момент когда рампа уже поднялась почти на пять локтей, спрыгнула с нее на переходной понтон Лагуны.
Летающий понтон завис на какое-то время над кипящей поверхностью воды, затем двинулся вверх, но не плавно набирая скорость, как всегда, а судорожными рывкам, словно кто-то, забавляясь, небрежно дергал его за невидимую веревку. Обитатели как завороженные следили за ним, не в силах оторвать глаз. Поднявшись на несколько сотен локтей, понтон вдруг резко ускорился и рванулся вверх, одновременно закладывая крутой вираж. От него отделилось множество точек, посыпавшихся вниз, и Гоч с ужасом понял, что это падает все, что было на рампе — обменные товары из Лагуны, дары Сборщиков и сами Сборщики, связанные и беспомощные. Они с силой ударялись о воду, подымая фонтаны брызг, и сразу же под поверхность мелькали быстрые темные спины морских хищников, привыкших, что из лагуны наружу нет-нет да и упадет что-нибудь съедобное.
Казалось, ничто не может быть ужаснее произошедшего. Обитатели лагуны замерли в растерянности, пытаясь осознать произошедшее. Все следили, как летающий понтон удаляется, превращаясь в маленькое темное пятнышко в бездонной синеве неба, и вдруг эта точка вспухла оранжево-красным облаком, от которого во все стороны протянулись тонкие щупальца дыма с красными точками искр на концах. Раскаты грома накатили на толпу спустя несколько секунд, почти одновременно с тем, как обломки взорвавшегося небесного понтона начали падать в океан.
Воцарилась полная тишина. В небе медленно расплывалась неряшливая дымная клякса, потом до Лагуны начали доходить волны, поднятые упавшими обломками. Гоч стоял на мостках на краю не разобранной части внешнего ограждения Лагуны, и ему было хорошо видно, как в такт медленному колыханию заколыхалась и толпа, окружавшая тонкую фигурку Муг, стоявшую в центре небольшого пространства переходного понтона. В полной тишине, под плеск ударявших в боновое заграждение волн, люди несколько раз качнулись вперед-назад, а потом разом, словно по команде, человеческая волна выплеснулась вперед и сомкнулась, поглотив Муг.
Несмотря на то, что жители Лагуны утилизировали и то, что осталось от Муг, и всех ее друзей из младших приплодов, а также выложили на переходном понтоне богатые дары, ради которых пришлось частым гребнем прочесать все загоны и стойла, даже те, где жили самые уважаемые производители и пастухи, Сборщики в этом сезоне так и не вернулись, и не отвечали на запросы по говорильному ящику. Никто не обвинял Гоча, но он сам, по собственной инициативе поднялся по Лестнице Завершения и спрыгнул прямо в конусообразное жерло Большого Утилизатора. Все восприняли это как доказательство того, что он признал свою генетическую линию дефектной. Горячие головы поговаривали о том, чтобы утилизировать всех представителей этой линии, но быстро выяснилось, что таковых слишком много, почти одна пятая часть подростов разных лет и даже несколько младших пастухов, производителей и самок. Поэтому на общем собрании постановили установить более тщательный контроль за подростами и не впредь не допускать никаких вольностей в поведении.
Весь следующий сезон население Лагуны трудилось упорно, как никогда. Было заготовлено рекордное количество хитина и сушеного мяса, и уделено особое внимание подросту, для которого подошла пора Жатвы.
Но Сборщики не прилетели и на этот раз.
И в следующем сезоне.
И спустя еще один год.
И еще.
Жизнь Лагуны, внешне вроде бы шедшая своим чередом, постепенно покатилась по наклонной. Без обменных даров от Сборщиков стало не хватать материалов для починки понтонов и бонового заграждения, не говоря уже о расширении, но это было не так заметно, потому что население Лагуны тоже стало сокращаться. Каждый новый приплод был заметно малочисленнее предыдущего и, а старые производители и пастухи один за другим добровольно подымались по Лестнице Завершения, отчаявшись увидеть долгожданный прилет Сборщиков.
Лагуна утратила смысл существования. Спустя десять лет пришлось сильно уменьшить ее площадь, сократив периметр бонового заграждения почти вдвое, но все равно внутри осталось множество пустующих загонов и стойл, а от почти двух десятков ясельных понтонов осталось всего два. Никто уже и не вспоминал о подготовке к Жатве. Жизнь из целеустремленного процесса превратилась в скучную утомительную рутинную обязанность.
Если бы Сборщики все-таки прилетели в Лагуну спустя четверть века, то вместо пышущего жизнью производства, подготовившего богатый урожай и множество полезных обменных даров, они бы застали только беспорядочно дрейфующую над шельфом кучу обветшавших понтонов, запутавшихся в обрывках сетей и бонового заграждения, и ни единого человека на ней.
Но они больше не прилетели.
Никогда.
